Отец

Подробности

5637

22.10.2015

Александр КРАСНЕР, главный редактор «Новой» — Казахстан»

Мой каддиш ятом ¹

В ночь с 14 на 15 октября этого года в далеком израильском городе Ашдоде на 89-м году жизни «закончил свой земной путь» (так сказала моя мама) мой отец – Владимир Григорьевич Краснер.
И я посчитал, что имею право воспользоваться своим служебным положением издателя и редактора и рассказать о нем, потому что кроме меня это вряд ли кто-то сделает, хотя мой отец был в Казахстане достаточно известным литератором и педагогом, немало послужившим этой стране.

Но так устроена жизнь, что о героях минувших дней помнят только их близкие родственники. Государство, как правило, о них забывает, чествуя живых, а к отцу оно и при жизни особенно и не благоволило. Единственную свою награду он получил, когда 14 лет назад переехал жить в Израиль – там мэр Ашдода наградил его почетной грамотой за весомый вклад в развитие культуры этого города.
Вообще отец был человеком, как сейчас модно говорить, мультикультурным. Он родился в 1927 году в большой еврейской семье кузнеца Гирша на Украине – в Винницкой области в маленьком, но славном городе Тульчине (там великий полководец Александр Васильевич Суворов написал знаменитый труд «Наука побеждать», а друг Александра Пушкина Павел Иванович Пестель создал «Союз благоденствия», который стал руководящим центром Южного общества декабристов).
Так вот, в этом городе, на 62 процента заселенном евреями, отец постигал и украинскую культуру. Он, кстати, достаточно сносно говорил на украинской мове и в детстве покупал нам с сестрой книжки стихов на ней. А вот идиш, на котором он учился в школе при детском доме, за исключением нескольких слов и фраз забыл напрочь. Этот язык ушел от него вместе с войной.

В детский дом в Виннице отца и его сестру Розу определила их мать Белла: после смерти своего мужа она не могла их прокормить. Он умер в 1933 году от голода, прямо на улице. Через два года от голода умерла и она. На Украине свирепствовал Голодомор – одно из самых гнусных и зверских преступлений сталинского режима. И сейчас, когда некоторые оголтелые российские политики пытаются отрицать его, я вспоминаю свою бабушку Беллу, спасающую своих детей от голода в детском доме, и умирающего на улице деда Гирша, которых никогда не видел и которых смутно помнил мой отец. Семью и дом моему отцу сталинский Советский Союз заменил детским домом с волчьими законами и вороватыми воспитателями. Об этом он рассказал в своей повести «Дневник, который не был написан».
Там же он вспоминал немецких парашютистов, оккупировавших Винницу. Они приземлялись прямо в городском парке, а он с пацанами бегал на них поглазеть. Вспоминал и эвакуацию детского дома – детей погрузили в товарные вагоны, и поезд тронулся в Узбекистан. По дороге попали под бомбежку, но чудом остались живы. Месяц поезд плелся до Ферганы. На долгие четыре года гостеприимный Узбекистан стал его вторым домом. Здесь он впервые попробовал плов, узнал вкус граната, алычи, абрикосов. С пацанами бродил по рынку, и радушные узбеки позволяли им пробовать фрукты. Так закончилось длинное голодное детство. А Фергана, которая сейчас у нас ассоциируется с кровавыми событиями 90-х и боевиками «Исламского движения Узбекистана» (ИДУ), у отца всю жизнь ассоциировалась с миром, радушными узбеками, с хлопковыми коробочками, с теплом, фруктами и знаменитой танцовщицей Тамарой Ханум, которая приезжала с концертом к ним в детский дом.
После войны отца отыскали сестры, уже не чаявшие найти его живым, и он отправился в свое очередное путешествие из Узбекистана в Туркмению, а оттуда через Каспий на Северный Кавказ. На пароме он заболел малярией и чуть не умер. Спас его старый матрос, растирая всю дорогу спиртом, который припас совсем для других целей.
Северный Кавказ – еще один регион, сформировавший моего отца. Там он, правда, не без труда (один раз даже остался на второй год, несмотря на то, что классным руководителем у него была его старшая сестра София), окончил школу и поступил в Пятигорский педагогический институт.
Друзья, которых он обрел в студенчестве, оставались с ним практически всю его жизнь в Советском Союзе, вплоть до отъезда в Израиль. А к отцу одного из них, заслуженному рентгенологу СССР, папа возил меня из Алма-Аты, когда обнаружились проблемы с моим здоровьем. И тот собрал в Пятигорске консилиум таких же медицинских светил (а их там было немало – все-таки всесоюзная здравница), и они, обследовав меня, вынесли в итоге положительный вердикт – жить будет.
После института отца распределили в Мордовию преподавать русский язык и литературу в школе села Новая Карьга – это недалеко от Потьмы, знаменитой едва ли не самыми жестокими сталинскими лагерями, где держали политических, и которые существуют по сию пору, трансформировавшись в зоны, но с тем же «политическим» уклоном.
В Новой Карьге отец познакомился с моей мамой, которая работала в той школе завучем. Но учительство на тот момент уже не очень вдохновляло отца – его манила журналистика. И когда началось освоение целинных земель, он уехал в Оренбургскую область на границе с Казахстаном работать корректором, а затем корреспондентом в целинной газете. Так он стал первоцелинником. И очень обижался, что его обошли вниманием, когда в честь 25-летия освоения целинных и залежных земель награждали первоцелинников.
Отдав дань целинному краю, в 1957 году отец перебрался в Алма-Ату. Здесь, в Казахстане, начался самый плодотворный, главный период его жизни. Сюда из Мордовии к нему переехала моя мама, здесь родились мы с сестрой. Здесь у него впервые в жизни появилась семья.
Первой редакцией в Алма-Ате стали «Дружные ребята». Этой газете он всю жизнь хранил верность – время от времени публиковался в ней, уже будучи известным поэтом. И коллектив «Дружек» отвечал ему взаимностью – первые и самые проникновенные соболезнования на его смерть пришли именно от сотрудников этой редакции.
Потом судьба занесла его, совсем неспортивного человека (правда, зарядку он делал по утрам до 80 лет), в газету «Спорт», русскую редакцию которой возглавлял знаменитый футболист Альберт Павлович Краснов. Ирония судьбы – спустя много лет Альберт Краснов работал у меня в «Комсомольской правде» – Казахстан» редактором спортивной вкладки.
После «Спорта» папа попал в не менее экзотическое издание – орган профтехобразования газету «Трудовые резервы», где тем не менее собрался уникальный коллектив во главе с Николаем Узбахановым: ответственным секретарем был будущий легендарный редактор «Вечерней Алма-Аты» Вадим Петрович Чундеров, зав. отделом – не менее легендарный в будущем главный редактор первой частной газеты в Казахстане «Кооперативные новости» Владимир Литвиненко, литсотрудником трудился в будущем известный интервьюер и издатель Борис Муллокандов.
Опять ирония, а может быть, знак судьбы – и с Литвиненко, и с Чундеровым я через много лет работал в «Кооперативных новостях».
В журналистике мой маленький хрупкий отец был очень последовательным и принципиальным – сказалось детдомовское воспитание. И в «Спорте», и в «Трудовых резервах» он специализировался на критических материалах, что само по себе в советских, тем более таких ведомственных изданиях, было большой редкостью.
В одной из командировок проворовавшийся спортивный функционер, которого разоблачил отец, угрожал ему ножом в гостиничном номере. А отправляясь в Щучинск по заданию «Трудовых резервов», отец решил совместить приятное с полезным и взял с собой всю семью, чтобы мы отдохнули в Боровом.
Мне было восемь лет, но он, видимо, решил, что пора показать мне, что такое журналистский хлеб. И мы поехали с ним на полевые станы совхоза «Донской», где в скотских условиях, без денег, без воды и почти без еды проходили практику учащиеся профтехучилищ. До сих пор помню название этого материала: «Не только в Донской». После его публикации сняли с работы и отдали под суд директора Щучинского профтехучилища, присвоившего командировочные своих студентов.
Но с годами журналистская работа все менее привлекала отца – он еще с «Дружных ребят» пробовал писать детские стихи и переводить (с подстрочником, конечно) казахских детских поэтов. Кстати, он перевел их почти всех. Но были любимые: Кадыр Мырзалиев, Музафар Алимбаев, Кастек Баянбаев. С сыновьями Кадыра Мырзалиева Куанышем и Казбеком мы выросли, что называется, в одной песочнице, а сам Кадыр-ага, когда отец или мама не успевали, забирал нас с сестрой из детского сада.
Все свои девять книжек отец написал а Алма-Ате, их иллюстрировали замечательные художники – известный казахстанский мультипликатор Борис Калистратов (один из авторов знаменитого мультфильма «Почему у ласточки хвост рожками»), Татьяна Удыма, Александр Рокамболь. Но самое плодотворное сотрудничество сложилось у отца с выдающимся казахстанским художником Александром Островским, который фактически стал соавтором отца – настолько органично его иллюстрации дополняли, делали зримыми папины стихи. Вместе они выпустили две книжки – «Лужайка» и «Стеклышки». Последняя была основана на еврейском фольклоре – своеобразная дань своему детству и своему народу.
Писал отец и песни: самые известные – «Алма-атинский вальс», которую исполняла юная тогда Бибигуль Тулегенова, и «Сероглазый паренек», которую спел популярный в то время солист Театра оперы и балета им. Абая Василий Яковенко.
Не знаю, считал ли так отец (думаю, что нет), но главным делом его жизни, на мой взгляд, были не стихи и не журналистика, а педагогика, то есть его первая профессия. Он как-то прочитал книгу выдающегося польского писателя Яна Парандовского «Алхимия слова» и загорелся идеей – научить детей красиво и грамотно излагать свои мысли на бумаге. Так при алма-атинском Дворце пионеров и школьников появился клуб «Ямб», которым папа руководил 15 лет. КПД «Ямба» мог бы позавидовать любой факультет журналистики. Среди учеников отца – главный редактор газеты «Новое поколение» Сергей Опарин, руководитель пресс-службы «Казкоммерцбанка» Лариса Коковинец, экс вице-министр культуры, информации и спорта Ардак Досжан, известная детская писательница и журналист Ольга Гумирова, литературный редактор нашей «Новой» – Казахстан» Ирина Хромушина.
В 2001 году отец с мамой приняли неожиданное для меня решение эмигрировать в Израиль к дочери. Дело в том, что до этого отец вообще не высказывал никакого желания менять место жительства – Казахстан стал его второй Родиной, здесь он состоялся и как поэт, и как педагог. Но решили помочь дочери воспитывать троих ее сыновей…
Удивительно, но на новом месте отец быстро нашел себе литературную компанию в ашдодском альманахе «Парус», где и публиковал свои стихи последние годы. За что и был отмечен мэром города.
В 9.30 утра 16 октября по ашдодскому времени сотрудники «Паруса» вместе с моей семьей проводили моего 88-летнего (символично – два знака бесконечности) отца в последний путь. Он умер накануне, спокойно, без мучений. Сил у него хватило только на последний глоток воздуха – так сказала моя мама. Его завернули в саван и положили в Святую землю. Оттуда, говорят, ближе к Богу.
¹ Каддиш ятом — поминальная молитва

• < Назад
• Вперёд >