Не выпускать джинна из бутылки

  • Печать

Когда колониальное прошлое Казахстана станет историей


В московской библиотеке имени Ф.М. Достоевского 1 ноября состоялась презентация книги историка и политолога Султана Акимбекова «Казахстан в Российской империи». И хотя в презентации участвовал Российский совет по международным делам, читатель не увидит эту книгу на прилавках российских городов – как говорят, из-за бюрократических нюансов в экономических отношениях России и Казахстана.

«Казахстан в Российской империи» – очередная книга Акимбекова в серии работ по истории Центральной Азии. Труд посвящен присоединению Казахстана к Российской империи и становлению республики в качестве самостоятельного государства. Тема эта вызывает сейчас множество споров и противоречий среди казахских и российских историков. Акимбеков, по его собственному утверждению, постарался изложить свое видение этого периода в истории отношений России и Казахстана максимально непредвзято. «Фергана» решила уточнить взгляд автора на некоторые наиболее острые темы из числа затронутых в книге.


– Был ли Казахстан колонией во времена Российской империи?
– Раньше, в конце XIX – начале XX века, этот вопрос никого не волновал. Термин «колония» использовался спокойно, существовал даже такой журнал «Вопросы колонизации». Сейчас у этого понятия негативный оттенок. В целом до 1917 года все в Российской империи соглашались, что Средняя Азия – колония классического формата. По Казахстану же вопрос стоит отдельно. Если вспомнить те части страны, которые вошли в состав Российской империи в XVI – XVII веках, например, Поволжье, то мало кто в России считал их присоединение колонизацией. По крайней мере, так было до начала обширной европейской колонизации в Азии. Казахстан находился в ситуации, когда, с одной стороны, он был ближе к Поволжью, а с другой – к Средней Азии. Поэтому на этот счет было много дискуссий.
Если подходить с формальной точки зрения, то с Казахстаном происходило то же самое, что и с Алжиром, например. В Казахстане также осуществлялось изъятие земель в пользу европейских поселенцев. Это похоже на то, что делали нынешние американцы на территории Северной Америки или британцы в Австралии. То есть имел место достаточно жесткий подход к коренным жителям. Можно также вспомнить немецкую Юго-Западную Африку, где земля изымалась, чтобы основывать на ней поселенческие колонии. В Казахстане в XIX веке земля была объявлена государственной собственностью, и тут происходили ее масштабные изъятия. Собственно, это и была колониальная политика.
– Могли ли казахские жузы не принять протекторат Российской империи?
– Этот вопрос в Российской империи в середине XVIII века вызывал определенное беспокойство. Русские опасались, что казахи попадут под власть джунгар – и тогда на границах России появилось бы огромное Джунгарское ханство. Однако у казахов с джунгарами были очень сложные отношения, так что этот вариант был в целом неприемлем. Хотя надо сказать, что часть казахских племен определенное время признавали власть джунгар. Аналогичные опасения у России были по поводу маньчжурской империи Цин в Китае, которая к 1757 году ликвидировала Джунгарское ханство. Здесь ситуация была еще сложнее. У России была граница с Цинами на Дальнем Востоке, и ей не нужны были китайцы еще и на границах с казахами. Но казахи в XVIII веке все время маневрировали между Россией и Китаем. Так, Аблай-хан – ярчайший дипломат того времени – поддерживал отношения со всеми, но при этом сохранял самостоятельность.
– Как повлияли на Казахстан реформа Сперанского и отмена ханской власти?
– В ходе реформ Сперанского Российская империя впервые создала внутри степи административную систему управления, в которую была напрямую вовлечена чингизидская аристократия. Если раньше ханы и чингизидская аристократия фактически являлись посредниками между Россией и казахским обществом, то после реформ аристократы превратились в бюрократическую номенклатуру. Позже они были исключены из процесса вовсе. В XIX веке чингизидская аристократия уходит за ненадобностью, так как Казахстан делится на области, которые возглавляют российские генерал-губернаторы.
– Каким образом функционировал в Казахстане институт рабства?
– Рабство в степи имело место исторически, однако не было широко распространено из-за особенностей кочевого скотоводства. Не распространено было среди кочевников и долговое рабство, характерное для оседлых восточных обществ. Рабы обычно встречались среди пленников – калмыков, например, которых захватывали во время набегов. Но они, как правило, входили в сословие туленгутов – военных слуг чингизидской аристократии. Бывало, что рабов брали из числа русских подданных на границе. По мере развития контактов с Российской империей институт рабства стал довольно активно развиваться на границе с Казахской степью. Так, 9 января 1757 года в России был издан указ о приобретении рабов на границе. Покупали обычно тех же пленников: калмыков, каракалпаков, джунгар. По мере роста междоусобиц в степи покупали также детей и женщин, в частности, для домашних работ. Во время казачьих набегов захватывали рабов и среди казахов. Но, к примеру, детское рабство было ограничено по возрасту. То есть по достижении совершеннолетия малолетний раб должен был быть освобожден. Такая практика была распространена на границе. Очень часто бывшие рабы переходили в православие, им было некуда возвращаться. С 1822 года в империи рабство на границе стали запрещать.
– Развивался ли ислам в Казахстане в его бытность российской колонией?
– Ислам в Казахстане в его нормативной версии начал активно развиваться именно с приходом сюда Российской империи. Например, при Екатерине II и позже в казахские степи активно отправляли мулл из казанских татар. Считалось, что как законопослушные российские подданные они смогут привить казахам большую религиозность, что повысит управляемость ими. Казахи в это время были мало религиозны и как кочевники не особенно знакомы с нормативным исламом. Поэтому муллы в период Российской империи в основном были пришлыми: значительная часть – из Поволжья, другие – из Средней Азии. С влиянием последних российские власти боролись, потому что с религиозными деятелями в Средней Азии отношения у них в целом были сложные.
– Каково сегодня в Казахстане отношение к казачеству?
– Казаки входят в Ассамблею народа Казахстана, имеют право носить форму. Бывший глава МЧС Казахстана, заместитель председателя парламента Владимир Божко является руководителем Ассоциации русских, славянских и казачьих организаций Казахстана.
– Есть ли казахи, вступившие в казачество?
– Может быть, и есть. Есть даже священники-казахи, что уж говорить о казачестве... В Казахстане это мало кого волнует: в любом случае число таких людей слишком незначительно.
– Как вам кажется, формирование казахского национализма – это реакция на подавление идентичности?
– Как в случае с любым национализмом, это часть процесса формирования собственной идентичности. Процесс этот может выражаться в разных формах, в том числе – иногда – и в радикальной. В ситуации с Казахстаном идентичность строится в том числе и на отношениях с Россией. Так как в истории было очень много разных моментов, то и реакция на них у разных людей разная.
– Пыталась ли Российская империя подавлять эту идентичность?
– Было несколько моментов. Очень короткий промежуток времени казахов пытались переводить в православие, как это происходило с частью калмыков, однако поняли, что это невозможно. Затем вплоть до 1917 года в Российской империи не особенно интересовались идентичностью казахов – скажем так, больше интересовались землей в Казахской степи. И если вопрос идентичности на западе империи – в Польше, Финляндии, на Украине – был весьма острым, то на азиатских окраинах большого интереса к этому не проявляли. Ситуация меняется в советскую эпоху: это во многом связано с распространением всеобщего образования, которое в советском Казахстане в основном осуществлялось на русском языке.
– Что, на ваш взгляд, стало причиной восстания в 1916 году?
– Восстание произошло, поскольку ситуация с землей в Казахстане стала невыносимой. Пространство сужалось, земля изымалась во все возрастающих объемах. Так что это была реакция от отчаяния и неверного представления о ситуации. Людям тогда показалось, что война идет очень долго, было много беженцев. С ними приходили слухи о поражениях русской армии, о том, что против России воюет мусульманская Турция. И когда отчаявшимся людям заявили, что всех мужчин забирают на тыловые работы (а по указу призыву подлежали все мужчины от 19 до 43 лет), накопившиеся противоречия привели к взрыву.
– Как приняли в Казахстане революцию 1917 года?
– Люди были травмированы весьма жестким подавлением восстания 1916 года. В 1917 году казахи были в основном политически аморфны. Не следует также забывать, что они находились между двумя противоборствующими группами русского населения – казачеством и крестьянами-переселенцами. Таким образом, в революции казахское население приняло минимальное участие. Сначала поддержали Учредительное собрание, потом, когда стало ясно, что «белые» не хотят слышать о федерации в России, перешли на сторону «красных». Тем более что последние провозгласили в январе 1920 года Казахскую автономию. В принципе, «большевики» сыграли важную роль в создании Казахстана. Они сформировали политическое поле государственности, пусть оно и было весьма формальным – но тем не менее... Хотя сегодня слышно много критики насчет Казахстана в составе СССР. Это связано с действительно тяжелыми моментами казахской истории – например, голодом в процессе коллективизации. И, однако, основы государственности были заложены именно при большевиках.
– Какое влияние оказал этот период на современные отношения двух стран?
– И в России, и в Казахстане очень трепетно относятся к истории, поскольку есть понимание того, что можно «выпустить джинна из бутылки». Мы еще явно не подошли к моменту, когда историю можно передать историкам, как это сделали, к примеру, британцы и индийцы. Для нас для всех это еще очень актуальный вопрос. Власти стараются не актуализировать сложные события. Например, в 2016 году исполнилось сто лет со дня восстания в Казахстане, однако нигде эту тему не поднимали.
– Можно ли считать отказ Казахстана от кириллицы попыткой отдалиться от российской культуры и образования?
– Вопрос латиницы – в первую очередь вопрос общей модернизации. В том числе это касается модернизации казахского языка. Кириллический алфавит не слишком удобен для него. Там много лишних букв, что весьма затрудняет, в частности, процесс обучения языку. Для нас сегодня это весьма актуально. К тому же в Казахстане пользовались латиницей ранее, когда в первые годы существования СССР большевики-идеалисты готовились к мировой революции, а латиница должна была стать алфавитом для всех тех, кто ранее пользовался арабским шрифтом.
– Продвигаются ли идеи «русского мира» в сегодняшнем Казахстане?
– В 2014 году были зафиксированы факты дискуссий по этому поводу, в основном в интернете. Но у нас сильная государственная власть, так что это не стало массовым явлением. Были случаи осуждения тех, кто воевал на Донбассе. Были иски в отношении казахских радикалов. Однако все же внутри страны дискуссии ограничились интернет-пространством.
– Можно ли проводить параллели между Украиной и Казахстаном, если говорить об отношениях с Россией?
– Параллелей здесь особых нет. У Украины сложные отношения с Россией, потому что между ними стоит острый кризис идентичности. То, что мы видим сегодня, это стремление одних выделить свою идентичность и желание других не допустить этого. Между родственными народами такие процессы всегда проходят трудно. У Казахстана в этом вопросе проблем нет, у нас несколько другая культура, язык и так далее. В любом случае, все решается на двухсторонних встречах.
– Стоит ли опасаться, что Россия предъявит претензии на северную часть Казахстана?
– Нет. У нас очень хорошие отношения с Россией. Безусловно, есть люди в России, которые хотели бы такого развития событий. Можно вспомнить и Солженицына, и Лимонова. Все это часть процесса. Но для нас главное, что у нас нет проблем на межгосударственном уровне.
– Какова роль Евразийского экономического союза с точки зрения истории?
– ЕАЭС – это стремление использовать эффект от создания объединенного рынка. И этим он отличается от идеи сохранения производственных цепочек бывшего СССР, которая была популярна в 1990-е годы. Рынок диктует баланс спроса и предложения, и в этом смысле ЕАЭС – это серьезный шаг. Конечно, не все так просто, есть проблема с доступом товаров на рынки стран-участников. Для Казахстана это актуально, потому что у нас многолетний отрицательный баланс в торговле с Россией. И часто торговля напоминает дорогу с односторонним движением. Но для нас, как страны, расположенной в центре Евразии, более важно преодолеть особенности изолированного географического положения. И в этом смысле отношения с Россией имеют большое значение.