Петр СВОИК: «Энергетика в Казахстане не должна быть дойной коровой для частников, тем более — для иностранцев»

• 

Подробности

4816

23.10.2014

Данияр ДАУТАЛИЕВ, КазТАГ

Электроэнергетика — это вопрос национальной и политической безопасности Казахстана

В этом номере «Новой» — Казахстан» помимо очередного и уже традиционного аналитического материала («В краю непуганых киловаттов», стр. 29—30) нашего постоянного автора, известного казахстанского экономиста Петра СВОИКА мы решили опубликовать и его интервью, которое он дал дружественному нам международному информационному агентству КазТАГ по поводу того, что крупнейшие теплоэнергетические предприятия Северного Казахстана якобы могут уйти под контроль российских компаний.

— Петр Владимирович, насколько оправдана возможная продажа энергообъектов севера страны, в частности, российским компаниям?
– По-хорошему – электроэнергетика не должна быть в частной собственности вообще, а уж в иностранной – тем более. Потому что электроэнергия – это основной экономический и основной социальный товар. Даже хлеб и бензин не играют такой важной роли в жизни людей и экономике, как электроэнергия – без нее ничего невозможно. При этом электроэнергетика регулируется государством. Она – естественная монополия, тарифы на нее устанавливает государство. Поэтому если туда заходит некий частник, то получается, что государство готово включать в тариф его частную прибыль. Частник же не из благотворительного общества пришел – он пришел за своей собственной выгодой.
– Что необходимо энергетике, чтобы она могла жить без частника? Почему государство как регулирующий орган готово включать в тариф прибыль частника? Либо государственный регулятор просто не знает своей работы, либо он имеет свой собственный интерес в приватизации электроэнергетики?
– На расхожий тезис о том, что нужен частник, потому что он принесет инвестиции, можно задать встречный вопрос: а какие инвестиции принесет частник? Он возьмет банковский кредит, но и госдиректор это может. При этом государство все равно помогает развитию конкретной энергокомпании за счет средств бюджета или за счет средств фонда «Самрук-Казына». Поэтому государство может это делать с успехом и без частника.
Причем, прошу заметить, в Казахстане нет такого частника, который имел бы свои собственные средства, мог бы их вложить, и был бы мотивирован не на то, чтобы вытаскивать средства из энергетики, а на то, чтобы его частные инвестиции работали бы в энергетике лет 15 – 20. Нет ни одной частной компании, которая имела бы достаточные для этого средства, имела бы такое желание.
– Как вы считаете, угрожает ли национальной безопасности продажа объектов энергетического сектора иностранцам?
– Электроэнергетика в самом широком смысле – это национальная экономическая, социальная, политическая безопасность. И если в электроэнергетику приходит некий частник, еще к тому же, не дай бог, иностранный, и по сговору с правительством или по недомыслию правительства вытаскивает из киловатта свою собственную частную прибыль, то это значит, что вся экономика и все население страны начинают работать на этого частника.
Это значит, что повышенная стоимость электроэнергии понижает общую конкурентоспособность всей национальной экономики, потому что нет такого производства, которое не нуждалось бы в электричестве. Это значит, что уровень жизни и социальное благополучие граждан тоже становятся дойной коровой для этого частника. Поэтому я не вижу смысла пребывания в электроэнергетике частника и категорически против того, чтобы он был иностранным.
И еще. Национальная безопасность в энергетике состоит не только в том, чтобы туда частника не пускать, а чтобы энергетику создавать в основном за счет своих собственных ресурсов – строительного, проектного, машиностроительного и кадрового, конечно.
– От каких стран зависит в настоящее время Казахстан в энергетике?
– Расклад сегодня такой. Центр, восток и север Казахстана, слава богу, ни от кого не зависят – там пока есть еще даже избыток генерации. Юг Казахстана уже дефицитен – примерно на 1300 мегаватт. Но это пока еще не физический, а экономический дефицит, то есть нет относительно дешевых способов покрытия этого дефицита, а есть более дорогие, например, использование Жамбылской ГРЭС, работающей на дорогом мазуте.
В этом смысле Казахстан в центре и частично на юге пока еще независим. Мы иногда покупаем электроэнергию у Кыргызстана, но это не потому, что мы в ней нуждаемся, а потому, что там есть проблемы с электроэнергетикой и ирригацией, которые нужно решать совместно.
А вот что касается запада Казахстана – можно сказать, национальной энергосистемы там нет. Дело в том, что Уральск и Атырау – это оконечные сети российского объединенного диспетчерского управления (ОДУ) Нижней Волги, и со всем остальным Казахстаном они никак не связаны. Причем по генерации они дефицитные, и пополняется эта нехватка электроэнергией из российской энергосистемы.
В Актобе до последнего времени была примерно такая же ситуация – с той лишь разницей, что это было не ОДУ Нижней Волги, а ОДУ Южного Урала. Но в последние несколько лет была все-таки введена линия, хотя и с недостаточной пропускной способностью, соединяющая Актобе с Северным и со всем остальным Казахстаном.
У нас собственная национальная энергосистема – только центр с «сердцем» в Экибастузе и относительно юг, который уже дефицитен. Запад Казахстана вообще в электроэнергетике чужой, Мангистау – это вообще анклав.
– Какова на сегодняшний день изношенность казахстанских электрических сетей?
– Говорится про 70%. Видимо, это так, может, и больше.
– Известно, что на «народное» IPO выходит казахстанская компания по управлению электрическими сетями – KEGOC. Нет ли риска того, что акции этой компании попадут не к розничным инвесторам, а сосредоточатся в одних руках?
– Скажу прямым текстом: IPO в электроэнергетике – это глупость и провокация, плюс еще и коррупция. Акции компании будут покупать только ради дивидендов, а откуда придет прибыль? Из того же тарифа для населения. То есть тот, кто принимает решение о продаже, заведомо нагружает тариф KEGOC и, следовательно, всей электроэнергетики Казахстана дополнительным дивидендом.
Получается, что акции KEGOC, «Самрук-Энерго», Алма-Атинских электрических станций и другие объекты энергетики, которые сдуру или из-за корысти отдадут на IPO, будут приобретены несколькими тысячами человек в Казахстане, причем далеко не бедными, которые начнут дополнительно тянуть свой доход с населения и со всей экономики Казахстана.
– Решение о строительстве в Казахстане двух атомных электростанций принято, но пока неизвестно их точное местоположение, хотя рассматриваются варианты вблизи города Курчатова и озера Балхаш. На ваш взгляд, оправдано ли сейчас возведение АЭС в нашей стране, где они должны располагаться?
– Безусловно и однозначно – на западной оконечности Балхаша вблизи Шыганака, в Курчатове она не нужна. АЭС в Курчатове будет иметь только один смысл – гнать электроэнергию в Россию. Семипалатинский регион лишь слегка дефицитен, там сколь-нибудь серьезная станция не нужна.
Другое дело, что при нашей всеобщей некомпетентности рисковать в Казахстане атомной электростанцией чревато. Но при этом, если задаться целью поднять свой политический и технологический уровень, может, как раз и надо заняться строительством АЭС как требующей высочайшей дисциплины.
– Как вы думаете, с какими партнерами следует работать Казахстану в области ядерных технологий на международном уровне?
– В Казахстане еще с советских времен помимо урановых рудников был и Ульбинский металлургический завод (УМЗ), который находился в цепочке производства атомного топлива. Урановые рудники, как при советской власти, так и сейчас, добывают сырье, и оно все уходит за границу – в обогатительные циклы ядерных государств. В прежние времена обогащенный продукт (гексафторид урана – КазТАГ) возвращался на УМЗ, где из него делали топливные таблетки, которые отправляли в Россию для изготовления готовых топливных сборок.
Когда развалился Советский Союз, Ульбинский завод не сразу, но остановился, потому что россияне создали у себя параллельные производства, и у них не было никакого смысла поставлять обогащенный гексафторид на УМЗ. Ульбинский завод состоит их трех совершенно разных заводов – уранового, танталового и бериллиевого. Так вот, два-то работают, а урановый – стоит.
Было много попыток, разговоров, обещаний наладить, восстановить производство на УМЗ, чтобы делать топливные таблетки и даже целые сборки не только под российские, но и под реакторы других мировых компаний. Французы обещали и до сих пор обещают, но ничего нет, и стопроцентно не будет, потому что ни одна ядерная держава не позволит такую глупость, как отдать нам, будем говорить, святая святых. В этом смысле без Росатома у Казатомпрома нет никаких перспектив опять вернуться в статус хоть сколько-нибудь вертикально интегрированной энергетической компании.