Защитная рефлексия

• 

Подробности

2904

07.07.2016

Записал Вячеслав ПОЛОВИНКО, специально для «Новой» — Казахстан»

Диалог казахстанских адвокатов Александра Розенцвайга и Данияра Канафина с главным редактором «Новой газеты» Казахстан»Александром Краснером и журналистом Вячеславом Половинко.

«В суде присяжных число оправдательных приговоров в несколько раз больше»

В.П. Давайте хотя бы гипотетически обозначим шаги, которые нужно сделать для того, чтобы ситуация начала меняться. Судебная реформа — это общие слова. Конкретно — что нужно делать?
Д.К. Первое — расширить подсудность суда присяжных и прекратить практику вмешательства в его деятельность. Следует перейти к классической модели такого суда, где присяжные сами принимают решение в совещательной комнате, без участия профессионального судьи. Нужно отнести к компетенции суда присяжных все дела об особо тяжких преступлениях.
А.Р. И гражданские дела тоже.
Д.К. Согласен. Особенно, это может касаться дел, связанных с публичным интересом.
В.П. А как же сентенция о том, что мы не доросли до суда присяжных?
Д.К. Это — отговорки в угоду правоохранительного лобби, не более того.
А.К. Сколько в процентном отношении дел рассматривается судами присяжных?
Д.К. За первый квартал 2015 года было рассмотрено 10 дел. Хотите очень яркий пример? На весь суд присяжных в 2015 году в Казахстане израсходовано около 150 миллионов тенге. В то же время, в одном только Атырау полицейские приобрели один катер почти за 200 миллионов тенге. Как вам такое соотношение?

В.П. А сколько должно быть присяжных?
Д.К. Двенадцать. Почему именно столько? Установлено, что в группе численностью свыше пяти человек непременно появляется неформальный лидер. И он неизбежно начинает подавлять всех остальных своим интеллектом, жизненным опытом или силой духа. Если группа состоит более чем из десяти человек, то в ней появляются уже два лидера, которые, как правило, начинают конкурировать между собой, что в итоге помогает всей группе более объективно взглянуть на проблему и принять справедливое решение. В фильме Никиты. Михалкова «12» этот психологический феномен очень ярко показан.
В.П. Хорошо. Первый шаг — суд присяжных. Дальше.
Д.К. Следующий шаг — выборность судей. Может быть, стоит рассмотреть вариант с применением аналогов американской «процедуры Миссури», когда выборщики — члены определенного представительного органа — представляют список из некоторого числа кандидатур генерал­губернатору, и уже он выбирает из них столько судей, сколько нужно.
В.П. То есть, два шага: расширение полномочий суда присяжных и выборность судей помогут улучшить систему?
А.Р. В таком формате всё это нереально.
Д.К. Против возражения Александра Владимировича я могу привести конкретный довод. В том же весьма несовершенном суде присяжных, который есть у нас, число оправдательных приговоров почти в семь раз больше, чем в профессиональных судах.
А.Р. Да я же не против. Просто есть очень много всего, что нужно сделать ещё.
А.К. Например?
А.Р. В первую очередь — разработать новую серьёзную концепцию судебной реформы, поручив это дело известным во всем мире, уважаемым и, естественно, независимым специалистам.
Во­первых, судебная система должна быть децентрализована – суды не следует привязывать к административно­территориальному делению.
Во­вторых, должен быть изменён статус судей, которых следует оградить от зависимости, от управления со стороны председателей судов. Этого можно достичь при выборности судей и с изменением функций председателей. Они должны постоянно ротироваться и выполнять исключительно организационные функции.
Естественно, что за назначение и смещение судей должны отвечать разные структуры, а отстранение от должности судьи должно быть максимально сложным и стать редким исключением. При этом нужна кадровая ротация не только председателей судов и судей, но и работников аппарата.
Судьям нужно назначить такое содержание, чтобы им даже в голову не могла прийти мысль получать что­то ещё со стороны. И чтобы им было что терять. На это я лично готов платить дополнительный налог. Без шуток.
В­третьих, судебная система должна стать транспарентной, открытой для общества.
В­четвёртых, несмотря на то, что в стране действуют новые УК, УПК и видоизменённый ГПК, их тоже нужно кардинально пересмотреть с учётом интересов судебной реформы. При этом введённый в УПК институт следственных судей необходимо повернуть лицом к потребностям правосудия и нуждам участников судопроизводства.
Этот перечень тоже можно продолжать довольно долго.
В.П. А что касается адвокатуры?
А.Р. Здесь также нужна новая концепция. Следует исходить из того, что адвокатура — независимый саморегулируемый институт, непосредственно реализующий конституционную гарантию обеспечения каждому квалифицированной юридической помощи.
Как очень верно сказал наш покойный российский коллега Юрий Маркович Шмидт, «престиж и влияние адвокатуры являются индикатором, которые во многом определяют уровень защищённости, прав и свобод человека в любом обществе». В этом вопросе государство заинтересовано в сотрудничестве с нами. Мы в состоянии и вправе самостоятельно решать все без исключения задачи нашей жизни.
А вот чиновники до сих пор убеждены, что именно они могут определять, кто вправе стать адвокатом, а кто — нет, хотя во всем мире этот вопрос – в компетенции самих адвокатских образований.
Доходит до смешного. Мы обязаны принимать в члены коллегии всех, имеющих лицензию. Правильно ли это? Не следует забывать, что адвокатское сообщество достаточно разнородно, и не наша в этом вина. Скорей, беда. Адвокатские ряды, к сожалению, нередко пополняются за счёт не самых, мягко говоря, добросовестных юристов, в том числе известных как «гонители» адвокатов.
Однако адвокатура вынуждена канализировать всех. И это очень неправильно. У профессионального сообщества должно быть право отказать во вступлении в него скомпрометировавших себя лиц.
Мы избавляемся от непрофессиональных, нечестных и не соблюдающих закон коллег.
Однако для уже лишённых адвокатского статуса это не означает ничего, помимо одного — у них развязываются руки. И если подобные юристы, являясь членами профессионального сообщества, были ему подконтрольны и несли обязанность соблюдать существующие стандарты оказания профессиональной помощи, то оказавшись вне коллегии, они получают возможность продолжать свою недобросовестную и малокомпетентную деятельность в качестве частных представителей, не платя при этом налоги и продолжая вводить в заблуждение тех, кто имел неосторожность к ним обратиться.
Согласитесь, никому не придёт в голову лечиться у врача, уволенного за то, что он вырезал не то, что нужно, или поставил неверный диагноз, склонив пациента к объективно не нужному хирургическому вмешательству, преследуя при этом исключительно одну цель – получить оплату.
Именно поэтому предлагаю ввести единый общегосударственный реестр чиновников, уволенных с должности по отрицательным мотивам, или нарушавшим законные права адвокатов, а также – адвокатов, исключённых из коллегии и лишённых лицензии в судебном порядке. И тех, и других допускать к адвокатуре нельзя. Что­то не припомню, чтобы госслужащего, уволенного с должности, к примеру, за коррупционные правонарушения, вновь приняли на службу.
Другая проблема. На сегодняшний день защита в суде по уголовным и административным делам осуществляется только профессиональными защитниками. И с этим никто не спорит.
А вот что касается представительства в гражданском судопроизводстве всё несколько иначе. К участию в нём допущены юристы, не состоящие в коллегии адвокатов.
Мы считаем, что в интересах граждан и правосудия в целом правовое регулирование в данной сфере необходимо изменить. Профессиональные участники судопроизводства должны иметь одинаковый правовой статус, руководствоваться едиными профессиональными стандартами и быть подконтрольными адвокатскому сообществу.
При этом мы не боимся конкуренции и никоим образом не стремимся к монополии. Её не будет, так как права свободного выбора защитника и представителя никто лишен не будет. Насколько мне известно, нашу позицию по этому вопросу разделяет большинство представителей судейского корпуса.
У нас очень много времени уходит не на работу на опережение, а на отстаивание уже достигнутого, с тем, чтобы адвокатский статус, как минимум, не ухудшился. Не ошибусь, если скажу, что на это уже затрачено, без преувеличения, тысячи человеко­часов.
От нас постоянно требуют расширять и улучшать уровень и качество адвокатской помощи. И это — обоснованно. Но никакой помощи мы не получаем. Развиваемся за свой счёт, берём кредиты, приобретаем оборудование… При этом, в адвокатской деятельности, с налоговой точки зрения, отсутствует расходная часть. Затраты адвокатов, которые компенсируются доверителями, рассматриваются как доход, и нам приходится платить с них налог. Разве этот вопрос нельзя было решить за последние 10­15 лет?
Мы последовательно и аргументированно выступали и выступаем за отмену неконституционной практики ограничения адвокатов в участии по делам, содержащим сведения, относящиеся к государственным секретам. Незаконные требования, в основном, выдвигаются органами национальной безопасности. Но вразумительных ответов мы не получаем, ситуация к лучшему не меняется. Открыто с нами никто полемизировать не желает. Может быть, потому что у них нет убедительных доводов?
Несколько лет назад вдруг совершенно неспровоцированно по стране прокатилась серия предъявленных территориальными органами юстиции исков о лишении статуса адвокатов, обвиненных (полагаю, в 99% случаев необоснованно) в занятии предпринимательской деятельностью. Можете мне поверить на слово, что эта проблема просто была высосана из пальца.
Следует отдать должное судам: подавляющее большинство таких требований было отклонено по причине их несостоятельности.