«Историк в меняющемся мире»

  • Печать

Так называется книга, выпущенная к 90-летию выдающегося казахстанского историка Манаша Козыбаева



Познакомившись с этой книгой, вы узнаете о большой и разносторонней работе М.К. Козыбаева и воз­главляемого им института по изучению истории Казахстана, пропа­ганде исторических знаний, формированию исторического сознания казахстанцев в переломные 90-е годы XX века.

Манаш Кабашевич Козыбаев родился 16 ноября 1931 г., во время голода, по­разившего республику, в Узункольском районе Кустанайской области. Подростком Манаш познал тяготы сельского труда, работал учет­чиком, затем помощником счетовода колхоза. В 1944 г., после оконча­ния 7 класса, поступает в Мендыгаринское педагогическое училище им. И. Алтынсарина. Окончив училище с отличием (1947), год рабо­тает учителем Ульгулинской начальной школы. В 1948 г. поступает на исторический факультет Казахского государственного университета им. СМ. Кирова.

Молодой специалист с красным дипломом отказывается от места в аспирантуре и возвращается на родину, движимый стремлением по­мочь семье. Пять лет он занимается педагогической деятельностью в Кустанайском учительском институте, в 1955 г. преобразованном в педагогический вуз. В эти годы он увлекается краеведением, из-под его пера выходят статьи и брошюры, на которые обращают внимание в столице. Поступает предложение перейти в научно-исследователь­ский институт.

С осени 1958 г. Манаш Козыбаев работает старшим научным сотруд­ником Института истории партии при ЦК КП Казахстана, где в те­чение последующих 16 лет занимает должности ученого секретаря и заведующего сектором. Именно здесь он состоялся как ученый-ис­следователь, успешно защитил диссертации на соискание ученой сте­пени кандидата (1962) и доктора (1969) исторических наук, получил ученое звание профессора (1970). Карьеру многообещающего учено­го, признанного в масштабах Союза, прервет незаслуженная опала, последовавшая за публикацией монографии «Золотой фонд партии (Из опыта кадровой политики КПСС)», написанной в соавторстве с кандидатом исторических наук Зоей Александровной Голиковой.



После элитного научного заведения профессор Козыбаев перехо­дит на работу в Алма-Атинский зооветеринарный институт (с 1974 г.), где заведует кафедрой историей КПСС. В 1978 г. он становится во главе одноименной кафедры Института повышения квалификации преподавателей общественных наук при КазГУ. Общественным при­знанием научных достижений Манаша Кабашевича и знаком под­держки академического сообщества явится его избрание членом-кор­респондентом АН Казахской ССР (1979).

В 1980 г. следует новый поворот в судьбе — ему доверяют возгла­вить коллектив Главной редакции Казахской советской энциклопе­дии, приравненной по статусу к научно-исследовательскому инсти­туту. За 1980-1986 гг. под его руководством выходят в свет 14 томов энциклопедических изданий. Плодотворная работа в КСЭ была отмечена государством — Манашу Кабашевичу присваивается почетное звание «Заслуженный деятель науки Казахской ССР» (1986). Вскоре по со­стоянию здоровья Козыбаев переходит на позицию заведующего отделом историографии Института истории, археологии и этногра­фии им. Ч.Ч. Валиханова АН КазССР.

19 июня 1988 г., на волне перестроечной демократии, коллектив Института избирает Манаша Козыбаева директором, каковым он пробу­дет до конца своей жизни, свыше 13 лет.

Заслуживают быть отмеченными и другие факты биографии уче­ного:

1989 г. — избран академиком АН Казахской ССР. 1990 г. — на альтернативной основе избран народным депутатом Верховного Совета Казахской ССР XII созыва от коллектива Акаде­мии наук республики (1990-1993). Принимает активное участие в принятии Декларации о государственном суверенитете республики, Закона о государственной независимости и Конституции Казахстана 1993 г., разработке других законодательных актов, является предсе­дателем парламентских комиссий по реабилитации жертв массовых политических репрессий и изучению обстоятельств голода 1930-х гг. 1995 г. — присуждена Государственная премия РК в области науки и техники. 1997 г. — присуждена Президентская премия мира и духовного со­гласия.

С 1993 г. бессменно руководил республиканским историко-просветительским обществом «Эдилет», которое занималось изучением и увековечиванием памяти жертв репрессий и голода.


«Обращение к корням»


Текст выступления на научно-практической конференции о советском тоталитаризме и политических репрессиях в Казахстане



Трудный период переживает сегодня историческая наука. С одной стороны, плюрализм в обществе породил огромное число разоблачи­телей прошлого. С другой стороны, с распадом Союза исследователи разбрелись по «национальным квартирам». Наконец, в трудное пере­ходное время многие, особенно молодые историки, оставили науку, отложили ее до лучших времен.

Функционировали факторы и объективного характера. Властвую­щая идеология уводила нас в сторону от трагических событий исто­рии нашего Отечества. Не скрою, что над нами довлел догматизм мышления. Исследователи не имели доступа к тайникам архивных хранилищ. Не секрет, что в далеком прошлом господствовали выбор­ность и дробность в изучении истории, из нее выпали трагические и героические страницы и т.д.

Противоречивость переживаемого исторического момента в том и состоит, что в такой критической ситуации интерес к истории вообще, и к отечественной в особенности, неизмеримо возрастает. Общество, в частности, мучительно ищет ответа на вопрос, как могло случить­ся, что страна, победившая военную армаду фашизма, опиравшуюся на экономическое и военное могущество по существу всей Западной Европы, спустя полвека, в условиях общечеловеческого прогресса, развалилась. Какое общество мы построили, что стало с нами те­перь? Мы обязаны учитывать фактор бурного роста национального самосознания в суверенных государствах бывшего Союза, которое, естественно, ищет о и.твета на многие современные вопросы в далекой истории своих народов. «Обращение к корням» таит в себе благотвор­ные возможности возрождения и совершенствования духовност

Таким образом, нерешенных, в том числе дискуссионных, проблем ныне стало больше, чем раньше. Хотим мы этого или нет, общество ждет на них ответа. Прежде всего, отказ от догматического марксиз­ма-ленинизма не означает, что мы отказываемся от принципов науч­ного объективизма, историзма, диалектики. Отказываясь от принци­пов классовости и идеологических установок большевизма, мы не собираемся отказываться от принципов гуманизма и прогресса, пе­реходить на принцип национал-фашизма, национал-шовинизма. Об­рушивая проклятия в адрес тоталитарного социализма, мы не можем отказаться от идеалов справедливости и добра, ставить под сомнение жизнь целых поколений только на том основании, что людям дове­лось родиться, созидать и сражаться не в лучшие для них времена. Иначе говоря, мы, исследователи, должны занять четкие методологи­ческие позиции. Только в таких условиях мы сможем дать анализ этой великой трагедии народов, назвав все своими именами: героическое — героическим, трагическое — трагическим.

К числу проблемных, имеющих методологическое значение, не­сомненно, относятся национальные отношения в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны. Долгие годы политика геноцида, этноцида, осуществляемая веками империей, еще более ожесточенная тоталитарным режимом, замалчивалась или приукрашивалась, а то, в прямом смысле, подвергалась фальсификации. При трактовке про­блемы побеждали комплиментарность, схоластическая политизация в выводах, ограниченность, скорее всего, поверхностность в суждениях и оценках. Было бы неверным полагать, что этноцид — изобрете­ние эпохи сталинизма, такая политика целенаправленно претворялась в жизнь со времен сибирского похода атамана Ермака. В начале на­шего века, ныне именуемый многими российскими историками ре­форматором Столыпин про казахов, оказавшихся в резервации самого худшего типа, писал: «Нужно подумать не об устройстве киргиз, а киргизской степи, интересы целого важнее интересов частей».

В первые годы советской власти В.И. Ленин выдвинул для ранее отсталых народов России альтернативу некапиталистического пути развития социализма. Теория предполагала гигантский прыжок от царства патриархального феодализма в царство социализма, однако, прыжок, осуществленный путем диктатуры, насилия, принес народам неисчислимые страдания. Утверждение о том, что эти народы в довоен­ные годы смогли догнать ушедшие далеко вперед в своем развитии нации, ликвидировать фактическое экономическое и культурное не­равенство, не соответствовало действительности, на деле оно отра­жало установку «Краткого курса истории ВКП(б)». На самом деле это были годы постепенной замены власти народа властью личной дикта­туры, насаждения командно-административного метода руководства, регионального вождизма. В Казахстане это были годы претворения в жизнь метода бонапартизма, концепции «малой Октябрьской рево­люции», автором которой выступил первый секретарь Казкрайкома Ф.И. Голощекин (1925-1933 гг.).

В результате антинародной политики в ходе коллективизации в фев­рале 1932 г. в Казахстане 87% хозяйств колхозников и 51,8% единолич­ников полностью лишились своего скота. В 1931-1932 гг. Казахская АССР потеряла почти 3,5 млн. голов лошадей (составляет 1/3 обще­союзной потери), 6,3 млн. голов крупного рогатого скота (из 21,8 млн. голов по Союзу). В республике поголовье овец уменьшилось (состав­ляет 1/3 части снижения поголовья овец по Союзу). Роль края раз и навсегда была низведена на нет по верблюдоводству [2].

Вслед за резким упадком сельскохозяйственного производства раз­разился голод. Жертвами голода (его тяжелые последствия — эпиде­мии брюшного тифа) стали в 1932-1933 гг. 1 млн. 750 тыс. чел., или 42% всей численности казахского населения в республике.

В Казахстане произошло снижение численности казахского насе­ления и других этносов: украинцев — с 859,4 тыс. до 658, узбеков — с 228,2 тыс. до 103,6, уйгуров — с 63,3 до 36,6 тыс. В это трудное время представители этих народов были вынуждены покинуть обжи­тые места и переехать в более благополучные в продовольственном отношении районы — Сибирь, Узбекистан.

Большой урон численности коренного населения нанесли отко­чевки. Четвертая часть первоначальной совокупности, или полови­на уцелевшего населения в количестве 1030 тыс. чел., откочевали в годы голода за пределы республики, из них 616 тыс. — безвозвратно, и 414 тыс. впоследствии вернулись в Казахстан. По подсчетам демогра­фов, [около трети] безвозвратно откочевавших (около 200 тыс. чело­век) ушло за рубеж — в Китай, Монголию, Афганистан, Иран, Турцию. В межпереписной период 1926-1939 гг. за счет мигрантов численность казахов возросла в РСФСР в 2,3 раза, в Узбекистане — в 1,7 раза, в Турк­мении — в 6 раз, в Таджикистане — в 7 раз, в Киргизии — в 10 раз.

Нет сомнения в том, что последствия демографической катастро­фы сказались на морально-политическом состоянии казахского наро­да: был нанесен ощутимый удар по идеалам революции, обороноспо­собности страны.

Геноцид — переселение целых народов со своих земель — И. Ста­лин практиковал еще в предвоенные годы. В начале 1930-х гг. Казах­стан оказался родиной 184 тыс. выселенного населения — кулаков и членов их семей. Возникли 113 населенных пунктов обсервации. Осенью 1937 г. в Казахстан было переселено с Дальнего Востока 18 526 семей, 102 тыс. корейцев; было депортировано 102 тыс. по­ляков. 28 августа 1941 г. был издан Указ Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья». Однако, выселение немцев было осуществлено не как эвакуация, а проводилось под фальшивым предлогом сотрудничества поволжских немцев с врагом. Около четырехсот тысяч немцев были в админи­стративном порядке переселены в Казахстан. Автономная республика перестала существовать. Вышел приказ об отчислении немцев из дей­ствующей армии. Эту же участь в годы войны разделили калмыки, карачаевцы, ингуши, чеченцы, балкары, крымские татары.

В ноябре 1944 г. подразделения НКВД окружили 220 населенных пунктов Месхетии (Грузинская ССР) и лишили родной земли и крова свыше 110 тыс. чел. «мусульманской веры». Творцы произвола оптом, как это делает ныне господин Б. Ельцин в отношении Чечни, походя, зачисляли в «предатели» целые народы, исходя из возможного всту­пления в войну Турции.

По данным западногерманского историка Пфеффера, на стороне фашистской армии сражались 1 млн. советских людей. «Воинские ча­сти, — пишет немецкий ученый, — были оформлены из представителей почти всех национальностей Советского Союза: армян, азербайджан­цев, грузин, представителей азиатских республик, украинцев и т.д. Среди них был даже один казачий корпус».

Фашистам удалось сколотить военные формирования, всевозмож­ные легионы из советских военнопленных, во главе которых стояли «Русская трудовая народная партия», «Народная социалистическая партия России», «Грузинский комитет», «Северокавказский комитет», «Комитет освобождения народов России», «Рутения», «Кабардин­ский национальный комитет» и тому подобные националистические организации. Среди них было немало необоснованно униженных и оскорбленных репрессированных, у которых вполне имелись основа­ния быть недовольными советской властью.

Я не говорю о тоталитарных репрессиях в 1940-е гг., в т.ч. казах­ской интеллигенции, бывших узников фашистских лагерей.

Наша задача — раскрыть реакционную сущность казарменного социализма, тоталитарного режима на примере изуче­ния истории коллективизации, изучить условия, когда стала возмож­на тотальная репрессия, определить масштабы этой великой трагедии народов, осмыслить уроки истории, выработать конкретные меры по недопущению в любой форме диктатуры насилия, способствовать об­щим условиям, чтобы наше молодое государство РК стало демокра­тическим, правовым государством, а его народ жил в мире и согласии.