«Он ухмылялся, адвокаты улыбались».

  • Печать

Мать казахстанки Томирис Байсафы — о повторном суде над убийцей дочери



В конце июня присяжные Измайловского районного суда Москвы признали сына бывшего премьер-министра Дагестана Муртузали Меджидова виновным в убийстве его знакомой, казахстанки Томирис Байсафы. После оглашения вердикта судья вынесла приговор — 13 лет в колонии строгого режима. Наказания для Меджидова удалось добиться не сразу: в 2021 году суд его оправдал. На обоих процессах Меджидов и его защитники настаивали на версии суицида Байсафы. Мать погибшей девушки Жанна Ахметова рассказала «Медиазоне», чем второе судебное разбирательство отличалось от первого и что она думает о приговоре для убийцы своей дочери.

Казахстанка Томирис Байсафа в 2018 году должна была окончить четвертый курс МГИМО. Она дописывала дипломную работу, готовилась к поступлению в магистратуру. 13 апреля во время разговора со своим бывшим парнем Муртузали Меджидовым в студенческой аудитории на четвертом этаже, где никого кроме них не было, она выпала из окна и получила тяжелые травмы: множественные переломы ребер, ушибы легких, повреждения позвоночника, разрывы внутренних органов, переломы костей таза. Девушка потеряла много крови. 3 мая она умерла. «Смерть наступила от сочетанной травмы тела, осложнившейся в том числе отеком головного мозга и развитием вторичных кровоизлияний», — следовало из материалов уголовного дела.

Меджидов два года находился в статусе свидетеля по уголовному делу о доведении до самоубийства. После обращения матери Томирис Жанны Ахметовой к президенту Казахстана Касым-Жомарту Токаеву за дело взялось Главное следственное управление Следственного комитета России. Меджидова перевели в статус подозреваемого, обвинение переквалифицировали на статью об убийстве. Учитывая обстоятельства того, как девушка выпала из окна, эксперты пришли к выводу, что это могло произойти в случае, если ее телу было придано дополнительное ускорение около 1,25 м/сек, полученное в результате толчка в спину. Следствие доказало вину Меджидова, но он ходатайствовал о рассмотрении дела с участием присяжных.

Как ранее рассказывала «Медиазоне» Ахметова, линия защиты в основном строилась на переписке между Томирис и Муртузали, в которой девушка писала «Ну, все, пошла умирать». В июне 2021 года коллегия присяжных Никулинского районного суда Москвы большинством голосов оправдала Меджидова. Заседатели пришли к выводу, что юноша причастен к выпадению девушки, но не виновен в ее смерти. Потерпевшая сторона обжаловала приговор и ходатайствовала о передаче дела в другой суд. Мать Томирис утверждала, что судья был пристрастен.

Осенью 2021 года Мосгорсуд отменил оправдательный приговор Меджидову. В январе стало известно, что дело будет рассматриваться в Измайловском районном суде, однако также, как и в первый раз — с участием коллегии присяжных. 24 июня присяжные единодушно признали Меджидова виновным.

— После того как суд оправдал Меджидова, и я, и прокуратура подали апелляцию, приговор был отменен. Мы привели неоспоримые доказательства аффилированности суда, нарушений ведения протокола, судебного процесса. Было очень много нарушений со стороны судьи Дубкова в ведении процесса, в порядке дачи слова.

На отборе присяжных я не присутствовала. Их имен не знаю. У них была нумерация, их было семь человек, в том числе один запасной, на случай, если будет равное количество голосов. В этот раз было больше женщин, в прошлый раз было больше мужчин. Сам Меджидов поменял адвокатов.

Заседания проходили с марта каждый вторник и четверг. В качестве свидетелей допрашивались врачи, эксперты. Ребята, которые подбежали к выпавшей из окна Томирис первыми, были свидетелями стороны защиты. Линия защиты строилась примерно на том же, на чем и в прошлый раз: сторона Меджидова утверждала, что это был суицид. Но все подавалось немного под другим углом, более изощренно, с рассуждениями о психологии. Раньше адвокаты подсудимого позволяли себе вообще все: громко говорить, прерывать судью, гособвинение, меня, делать замечания. У них была позиция «хозяев». В этот раз их поведение было более-менее корректно. А что они говорили, это уже другой вопрос.

Вопросы, которые задавали мне адвокаты, были с подковыркой: какие у нас с Томирис были отношения, как у нее складывались отношения с сестренкой. Хотели выкрутить, что она выпрыгнула из-за каких-то личных обстоятельств, потому что ей было сложно в семье. Последняя их версия заключалась в том, что Томирис умерла потому, что ей неправильно оказывали медицинскую помощь.

Запись из блокнота Томирис Байсафы из материалов уголовного дела.

«2018. Моя здоровая семья и мои близкие люди. Закончить МГИМО — бакалавр успешно. Написать самой свою дипломную работу. Поступить на бюджет магистратуры МГИМО. Найти себе работу по душе в кратчайшие сроки. Любить и быть любимой <…>. Сделать счастливым Муртузали, отпустив его из своего сердца. Быть открытой и всегда счастливой. Каждый день положительные события в моей жизни. Обрести покой и полюбить себя. Быть звездой во всем. Сдать ГОСы по английскому языку не меньше 75 баллов. Начать зарабатывать деньги».

Я обвинила в клевете проректора МГИМО Сергея Шитькова, и он на этом суде изменил показания. До этого он утверждал, что около лежавшей на земле Томирис разговаривал с ее подругой и соседкой Лаурой Омархановой. Та якобы сказала, что за день до случившегося Томирис говорила, что хочет совершить суицид. Но на записях с камер было видно, что Лаура прибежала к месту трагедии последней и Шитьков не разговаривал с ней. Поэтому на втором суде он сказал, что разговаривал с Лаурой где-то на лестничной клетке. Однако нет ни одного видео, ни одной записи, подтверждающей его слова, этого нет и в показаниях Лауры. Показания Шитькова сочли недостоверными.

Суд присяжных — это некий юридический спектакль. Нужно рассказать историю семи незнакомым людям. Без упоминаний характеристик, без предоставления экспертиз, при этом нельзя говорить о личностных качествах. На первом суде говорили про Томирис все, что угодно: самоубийца, наркоманка, а как только я говорила, что употреблял Меджидов, меня выдворяли из зала.

Из материалов дела следует, что свидетельница Грошева Г.В. проходившая мимо аудитории, где находились Томирис и Меджидов, услышала разговор на повышенных тонах между парнем и девушкой. Девушка говорила взволнованно: «Зачем ты так со мной? Не трогай меня». Вскоре она громко заплакала. Спустя 10 минут она стала кричать: «Не бей меня!». Раздался грохот, словно опрокинули стул. Через некоторое время девушка сказала: «Ну, полюбила я тебя, что я могу сделать?». По словам Грошевой, она не слышала, что говорил парень.

Подруга и соседка Томирис Лаура Омарханова рассказывала следователям, что у Томирис не было проблем с самоконтролем, она была находчива, уравновешенна, упряма. Байсафа готовилась к окончанию института, выбирала платье, искала визажиста. С семьей у нее были хорошие дружеские отношения. Байсафа никогда не высказывала мыслей о суициде.

Теперь судья поставила перед присяжными следующие вопросы. Первый: доказано ли судом, что было выталкивание Томирис из окна. Второй: причастен ли к этому Меджидов. Третий: заслуживает ли он снисхождения.

Адвокаты Меджидова возмущались еще на этапе смены подсудности, возмущались перед вынесением вердикта, пытались дать отвод судье. После вердикта судья удалилась в совещательную комнату, присяжных отпустили, потом судья зачитала приговор.

На него надели наручники и поместили в «аквариум». Он улыбался. Мне кажется, это была защитная эмоция, не настоящая. Не берусь объяснять, я уже и свои то эмоции не могу объяснить. 13 лет — это крайне мало за жизнь, но много в пределах одной жизни. Присяжные решили, что он не заслуживает снисхождения.

Когда у меня был допрос, судья сделала ему замечание за поведение, потому что он ухмылялся, адвокаты улыбались. За все время он посмотрел мне в глаза один раз — во время последнего слова.

Суд был закрытый, мне кажется, по ходатайству прокуратуры. Пустили только меня как потерпевшую, даже моего ребенка не пустили. В прошлый раз туда приходили все, кому не лень.

Я пока не знаю, готова ли я буду лететь на апелляцию, а они подали ее точно. Для себя я поставила точку.

За время следствия Меджидов представил три разные версии произошедшего. В самый первый день он говорил, что Томирис перешагнула подоконник и выпала из окна, позже — что девушка разбежалась, запрыгнула на подоконник и только потом выпрыгнула, он хотел ее остановить, но не успел. При этом окно якобы находилось от нее слева. Согласно третьей версии обвиняемого, Байсафа при падении зацепилась за что-то, один раз перевернулась, потом ударилась о землю, во время падения он видел ее глаза. Результаты экспертизы и экспериментов показали, что, если бы одна из этих версий подтвердилась, девушка должна была упасть лицом вниз или правее оконного проема, а она упала левее окна более чем на 0,5 метра и лицом вверх. Примечательно, что стоя на полу аудитории, невозможно было увидеть траекторию падения.

Во время одного из следственных экспериментов статист надела юбку, в которой была Байсафа. В этой юбке она не смогла закинуть ногу на подоконник.