«Это я не радикальный?!»

• 

Подробности

1852

25.10.2023

Илья АЗАР, специально для «Новой –Казахстан»

Интервью политика Бориса Надеждина, который первым объявил о своих планах баллотироваться в президенты России

Борис Надеждин называет себя профессиональным политиком и всё время повторяет, что участвует в разных выборах уже почти 35 лет. Когда-то он был депутатом Госдумы от СПС, однажды участвовал в праймериз «Единой России», а сейчас возглавляет фракцию «Справедливой России» в городском совете Долгопрудного под Москвой.

На президентские выборы, которые должны состояться в марте 2024 года, Надеждин собирается идти с двумя тезисами: «Россия должна стать главной страной Европы, а не вассалом Китая» и «Путин полностью уничтожил институты современного государства в России — парламент и независимый суд». По нынешним временам и это уже смело, поэтому Надеждина, завсегдатая политических ток-шоу на федеральных телеканалах, даже перестали звать на ТВ.

В интервью Илье Азару для «Новой газеты – Казахстан» Надеждин объяснил, что сменить власть в России, которую он считает демократической, можно только на выборах или при передаче ее преемнику. Надеждин считает «реалистичным» и «в целом неплохим» сценарием приход к власти мэра Москвы Сергея Собянина или премьера Михаила Мишустина, а чтобы это могло произойти, «нужно, чтобы политики вроде Надеждина участвовали в выборах и получили много голосов».

«Пришлось самому»

— Вам это вообще зачем — баллотироваться в президенты? Думаю, что вы просто хотите хайп поймать, пока ничего еще всерьез не началось.

— Я вообще-то профессиональный политик, в выборах участвую почти 35 лет. Первый раз я в 1990 году избрался, еще при советской власти. Я во всех выборах в стране принимаю участие, абсолютно во всех. Например, во всех выборах в Государственную Думу, и один раз даже успешно (избрался в третий созыв ГД в 1999 году от СПС. — Прим. авт.).

— Но не в президентских же.

— В президентских в качестве кандидата я действительно не участвовал, но во всех выборах находился в разных ипостасях — в 90-х в штабе Ельцина работал. Потом у Хакамады был, еще такая странная страница, помните, была: «Путина — в президенты, Кириенко — в Думу» (лозунг партии СПС в 1999 году. — Прим. авт.). Потом у [бизнесмена Михаила] Прохорова. Я всегда участвую так или иначе.

А тут такая беда случилась, что все люди, которых я бы, наверное, поддержал, если бы они выдвинулись, к сожалению, или как Немцов уже не могут [баллотироваться], или сидят, или уехали. Вот пришлось самому.

— Откуда уверенность, что вас допустят? Всё-таки даже на выборы губернатора Подмосковья у вас не получилось зарегистрироваться.

— Ну да, потому что у нас, к сожалению, на губернаторских выборах уже три цикла ни один человек, который не согласован в Кремле, вообще не регистрируется. Таких нет случаев. Во всех регионах выпускали откровенно смешных людей от смешных партий, которые почему-то собирали подписи.

Я — единственный кандидат был на всю страну, вы не поверите, который не был согласован и начал выдвигаться и собирать подписи депутатов.

Сейчас я уже в Верховном суде по отказу мне в регистрации, скоро буду в Конституционном, потому что губерния погорячилась и впрямую нарушила прямое указание Конституционного суда: они собрали подписи вообще всех депутатов за Воробьёва, действующего губернатора [Подмосковья], и за согласованных кандидатов. А для меня просто физически не осталось депутатов.

— Так же часто делают.

— Да, но тем не менее, чтобы сразу отвергнуть все инсинуации, скажу: я — абсолютно не согласованный кандидат. Ни разу. Вообще ни с кем в администрации президента я этот вопрос не обсуждал.

— Исходя из того, что вы сказали выше, может, лучше было обсудить и получить какие-то гарантии?

— А смысл какой?

— Чтобы поучаствовать!

— Подождите секундочку. Вот я прихожу в администрацию президента и говорю: «Знаете, я что придумал-то! Я считаю, что Путин ведет страну в тупик, что его нужно сменить, что он устроил тут своими решениями катастрофическую перспективу России, что всё уверенно идет по линии Советского Союза».

Я-то это хорошо помню (смеется), ведь я начал заниматься политикой, когда еще СССР был. И вот Путин сейчас делает абсолютно то же самое: форсированную милитаризацию, де-факто однопартийность, преследование инакомыслящих. Он уже залез в эту колею.

И вот я такой в администрации скажу: «Давайте вы мне поможете зарегистрироваться, а я буду призывать Путина в отставку и к ответу».

— Вот вы шутите, а мне кажется, что им как раз такое и надо: чтобы не самый радикальный, умеренный либеральный кандидат это всё говорил.

— Слушайте, это я не радикальный?! Меня, например, постоянно называли мальчиком для битья на телеканалах — мол, я либерал, который что-то говорит против Путина, против «СВО», а меня все ругают.

Но я обращаю ваше внимание на одно интересное обстоятельство. Я вообще-то на эти телеканалы хожу не с 2022 года и не с 2014 года, да? Я ходил на передачи к Владимиру Рудольфовичу Соловьёву с начала нулевых годов, когда он был еще нормальным журналистом.

А теперь смотрите: если бы я был действительно в чистом виде мальчиком для битья, то я бы, наверное, до сих пор ходил и к Соловьёву, и ко всем остальным. Обращаю ваше внимание, что как только началась СВО, меня перестали звать на эти каналы. Просто посмотрите, когда я был последний раз у Соловьёва или Скабеевой. Меня просто перестали туда звать.

Какое-то время я еще ходил к Норкину на НТВ, но после того как я в мае месяце произнес короткую речь, которая разошлась по всему миру миллионами просмотров, про то, что Путина надо менять и разворачиваться в Европу, меня вообще нет в телевизоре.

Следовательно, я не только мальчиком для битья был, но и человеком, который реально представлял <собой> проблему. Так что одни считают, что я мальчик для битья, а другие — что я опасный безумец, который говорит правду.

«Три человека, похожих на либерала»

— Тем не менее, многие политологи — и это звучит логично — говорят, что Кремлю может понадобиться такой кандидат, который будет выступать против Путина и СВО, а ему нарисуют пару процентов.

— Это проблема Кремля — найти либерального спойлера, который будет как-то критиковать. Обращаю ваше внимание, что на прошлых выборах было три человека, похожих на либерала: Григорий Алексеевич Явлинский, Ксения Анатольевна Собчак и Борис Юрьевич Титов. Но они не говорили, что Путин ведет страну к катастрофе, они вообще не обсуждали Путина. Совсем.

— А как же Кириенко, ваш старый товарищ или как минимум знакомый?

— Да, я с ним много работал, но это было 25 лет назад. Я и с Путиным работал. И с Медведевым. И что дальше? Я вам больше скажу, я еще был кандидатом в члены КПСС в 1987 году — это тоже можно вспомнить.

— И он вам не звонил?

— Я сказал правду, что я никаких переговоров не веду. Но я могу предположить, что если на выборах губернатора некоторые партии вели переговоры с Кремлем насчет меня, то, может, и сейчас что-то такое происходит. Может, моя фамилия звучит на каких-то совещаниях, но я понятия об этом не имею.

— Говорили же, что в Кремле хотят Алексея Венедиктова или даже Дмитрия Муратова выдвинуть. Правда, они отказываются.

— Я с трудом представляю, как люди, которых я уважаю, — Венедиктов и Муратов — реально выдвинутся. Это не политики. Это хорошие люди: один — заслуженный журналист, другой — Нобелевский лауреат. Для них эта роль уж слишком напоминает роль Ксении Анатольевны Собчак.

— А для вас эта роль не напоминает роль Собчак?

— Нет! Я профессиональный политик. Я не шоумен… Слушайте, кампания Ксении началась с того, что она сходила к Владимиру Владимировичу, получила добро и, в итоге, неплохой бюджет. Это, согласитесь, отличается от того, что делаю я. Сильно.

— Раз вы сами вспомнили Собчак, Явлинского и Титова, которые набрали на троих чуть больше 3 процентов, то спрошу: какой вы — если вас вдруг допустят, — видите у себя или у другого либерального кандидата потолок в процентах?

— Вы знаете, абсолютно не имеет значения, либерал вы или не либерал. Так любого можно обозвать при желании. Некоторые Путина называют либералом.

Дело в том, что очень много голосов наберет тот кандидат, который в полный рост встанет и скажет, что Путин ведет страну в тупик, к катастрофе, что его разворот с европейского пути России, который очевиден за сотни лет истории, в сторону Китая — бессмысленный.

Россия — крупнейшая страна Европы, и я не про территорию, а про экономический, демографический, военный потенциал. Гораздо больше, чем Франция, Британия или Германия.

Соответственно, наше стратегическое направление — стать крупнейшей страной Европы, когда сдуется Америка, что она сделает не завтра, конечно, но в стратегической перспективе. И мы там будем вполне себе цивилизованные, европейские, всё будет хорошо и мы будем главной страной Европы в том смысле, в котором ею сейчас является США.

— Так сколько такой кандидат наберет голосов?

— Очень много голосов…

— Ну сколько? 50%?

— 50% пока что тяжело — я вам потом отдельно расскажу, как я борюсь с фальсификациями на выборах. Но на честных выборах 30% наберет, конечно.

Я могу сказать, почему. Я же не теоретически рассуждаю, я реально участвую в выборах, понимаете, да? В 2021 году были реальные выборы в Дмитровском округе Государственной Думы. На этих выборах кандидат по фамилии Надеждин, который чисто случайно, так получилось, выдвигался от партии «Справедливая Россия», у которой рейтинг 7,5%, занял на этих выборах второе место. Сильно обогнав кандидатов от КПРФ и ЛДПР — я уж не говорю про «Яблоко» несчастное, чей кандидат 2,5% получил.

На этих выборах я получил, по официальным данным, около 20% голосов, но в мой избирательный округ специально привезли из Омска Ирину Роднину, чтобы я не прошел. Сергей Шпилькин — мы с ним учились в параллельных классах физматспецшколы МГУ и побеждали на всероссийских олимпиадах, но, в отличие от меня, он в итоге стал математиком, а я неизвестно кем, как выясняется, — насчитал, что ей накидали 30–35 тысяч голосов. Если их убрать, то получается, что я получил 25–30%.

— Но мы не можем ваш родной округ, в котором вы работаете много лет, масштабировать на всю страну.

— Почему? Секундочку, вот какой-то несчастный Надеждин, кандидат от «Справедливой России», вдруг получает — внимание — в несколько раз больше голосов, чем кандидат от ЛДПР. Как так получилось? Знаете? Рассказываю: я — единственный человек, который на этих выборах громко критиковал «Единую Россию» и Путина.

Это реально работает! К успеху придет кандидат, который громко скажет, что Путин — это беда и катастрофа, и не просто скажет, а объяснит доходчиво, почему. А я это умею делать. Я что-нибудь скажу, и вся страна потом повторяет. Такое было не раз. Помните фразу: «Валите президента или валите из страны»?

— Да, припоминаю…

— Вот видите! Все до сих пор помнят, а уж когда это было сказано, господи.

— Навальный в 2013 году участвовал в выборах мэра Москвы, всё это говорил, и набрал 27%.

— Именно такой результат получает человек, который громко говорит чистую правду. Навальный уже не говорит… У нас проблема с тем, что никто правду не говорит, — вот в чём дело.

— В выборах же надо участвовать, чтобы побеждать, а не 27% набирать.

— Мотивация участия в выборах бывает очень разная. Я считаю, что в этих выборах надо участвовать вот по какой причине. Меня спрашивают, где основные линии моей критики Путина. Одну я уже сказал: Россия нужно стать главной страной Европы, а не вассалом Китая.

Это, кстати, очень доходчивая фраза. Знаете, на нее народ реагирует очень сильно, и многие люди из истеблишмента — а я же общаюсь со многими — говорят: «Да, блин, так и есть».

А вторая линия еще проще. Смотрите, как интересно: Путин полностью уничтожил институты современного государства в России — парламент, независимый суд и другие. Вот простой пример. В стране по всей социологии у Путина рейтинг доверия — то ли 70%, то ли 80%, и поддержка «СВО» — тоже то ли 70%, то ли 80%. Я, кстати, тоже свою социологию по Московской области делаю, и у меня другие данные чуть-чуть, но это ладно.

Следовательно, даже по официальным данным, в стране существуют 20–30% людей, которые не поддерживают ни Путина, ни «СВО». Логично?

— Ну да.

— А теперь вопрос: эти люди вообще как-то представлены в парламенте и исполнительной власти? Нет. Вы задаете вопрос о том, зачем участвовать в выборах президента, если нельзя победить? Ответ: в выборах президента можно участвовать по разным причинам. Например, потому что вам сказали в Кремле, что вы должны участвовать, потому что должны. И выдвигаются всякие деятели, как в 2018 году (смеется).

Либо другой вариант: Вы участвуете в выборах президента для того, чтобы — внимание — донести позицию, которая разделяется десятками миллионов людей. А 20% населения России — это 25–30 миллионов людей.

И смысл в том, чтобы капитализировать эту историю в политический ресурс. Вы думаете, почему меня не пустили на выборы губернатора в московской области? (смеется) Потому что видели результаты 2021 года в одномандатном округе!

«Собянин — реалистичный и неплохой вариант»

— Борис Борисович, мы такой разговор ведем, что у меня ощущение: я вернулся во времена, когда брал у вас конце двухтысячных комментарии для «Газеты.ру». Но мы же в 2023 году. Смешно сейчас говорить о том, что какой-то кандидат должен представлять россиян, которые думают оппозиционно. У нас авторитарный режим, чуть ли не диктатура, всех сажают за слова!

— Слушайте, я же человек открытый, мне любой может написать в фейсбук, во «Вконтакте», в телеграм. И пишут все кому не лень, сотни людей в день. Особенно после того, как я заявился на президентские выборы. И все говорят в целом правильные вещи. Ну например: «Бессмысленно участвовать в этих выборах», «Ты легитимизируешь кровавый режим»…

— Да-да-да!

— «Ты клоун», «Тебя нанял Кремль», и так далее. Я всем отвечаю, не вдаваясь в детали: «Дорогие товарищи, существует масса очень логичных объяснений, почему не нужно участвовать в этих выборах. Я с некоторыми, может быть, готов согласиться, но только ответьте мне: вы знаете какой-то другой способ сменить курс России, а в перспективе сменить власть, кроме участия в выборах и капитализации своей политической позиции в голоса избирателей для предъявления их властям? Вы знаете другой хороший способ изменить ситуацию? Какой?»

Предлагаемые кое-кем способы — оккупация, переворот, табакерка, шарфик, — мне представляются очень плохими.

— Как минимум, есть старый добрый массовый протест, после которого власть в ужасе бежит.

— А протесты после чего происходят?

— Часто после выборов; вы, видимо, на это намекаете? Часто, но не всегда.

— Что значит «не всегда»? Назовите мне за последние 50 лет пример какого-то другого мероприятия?

— Арабская весна!

— Здрасьте, а она-то с чего началась?

— Она в Тунисе не с выборов началась, а с самосожжения, насколько я помню!

— Ну да. Короче говоря, я к чему клоню? Нет другого хорошего способа поменять ни курс страны, ни власть, кроме участия в выборах. Все остальные гораздо хуже. Даже если взять только XX век, то гораздо лучше даже советский способ передачи власти, чем способ, который избрали в 1917 или в 1991 годах. Распад страны — это гораздо хуже передачи власти.

Я вам больше скажу. У России недавно был шанс, когда Путин передал власть Медведеву. Шанс был, но клиент немножко подкачал.

— Да я читал ваше интервью, в котором вы говорите, что идеальный вариант — это когда к власти приходит или Собянин, или Мишустин.

— Не передергивайте. Я не говорил, что это идеальный вариант, я говорил, что это реалистичный вариант.

— И неплохой.

— Реалистичный и, в принципе, неплохой. Идеальный вариант — это, конечно, когда к власти приходит Надеждин (смеется), но это не так реалистично.

— А вы себя вообще оппозиционером называете?

— Я? А кто же я?

— Ну если вы не против прихода Собянина к власти, то вы, получается, не оппозиционер.

— Почему?

— Потому что Собянин — представитель нынешней властной вертикали.

— Но и Хрущёв сначала плясал под дудку Сталина.

— Так и Хрущёв тоже не был демократом!

— Да при чём здесь демократ! Страна при Хрущёве резко отличалась от страны при Сталине. Демократ или не демократ — это уже десятое дело в данном случае.

А если бы Медведев был хотя бы такой, как [президент Казахстана] Токаев, который себя повел не так, как Назарбаев планировал, то у нас была бы другая страна. А если бы Боря Немцов был бы чуть-чуть похитрее, была бы еще более другая страна, но уже ничего не вернешь…

«Я прозревал долго и мучительно»

— Вы во всех своих интервью говорите, что прозрели в 2008 году, когда Медведев предложил Конституцию изменить, увеличив сроки правления президента.

— Да, это меня взбесило! Но совсем окончательно я прозрел, когда Путин Конституцию поправил. Я же пытался в последний момент [его] отговорить, пользуясь старыми знакомствами. Всё это дело кончилось тем, что [глава Центризбиркома Элла] Памфилова разогнала из-за меня экспертный совет ЦИК, в котором я 20 лет сидел (смеется).

Но тем не менее я прозревал долго и мучительно, да. Как многие. Слушайте, я же не революционер или бунтарь, я до последней минуты старался думать, что можно всех уговорить, что-то такое рассказать начальникам, что они ужаснутся и начнут всё делать иначе. Но потом понял, что не получится.

— Но при этом вы еще в 2015 году участвовали в праймериз «Единой России».

— Слушайте, про меня существует масса легенд, они описаны в «Википедии» совершенно неправильно. Там есть две истории, которые полностью противоречат действительности. Одна о том, как я якобы попросил всех кандидатов в президенты сделать меня доверенным лицом.

А вторая история о том, как я участвовал в праймериз «Единой России». Хотите, расскажу правду?

— Если не очень долго, то конечно.

— Это быстро. История была такая. Я работал в своем любимом округе, готовился к выборам в Госдуму в декабре 2016 года, когда мне в округ привезли Ирину Роднину, посчитав, что любого другого единоросса я легко вышибаю.

В апреле объявили праймериз, и я подумал: «А почему бы мне не начать кампанию не осенью, а раньше?» Я совершенно не собирался выдвигаться от «Единой России», но подумал: «Дай-ка я их потроллю и сяду на их энергетику». Я реально записался на праймериз — отказать мне не было оснований. Это была веселуха: везде реклама, были дебаты, собирались полные залы людей, потом реальное голосование на избирательных участках!

Самое смешное, что если в округе в Госдуму я проиграл Родниной, — ее невозможно там перебить, — то на округе в Мособлдуму я праймериз «Единой России» выиграл.

Правда, по договоренности с губернией я согласился взять второе место, потому что иначе ситуация выходила идиотская: они должны были меня выдвигать, а я не хотел (смеется).

— Понятно. Но сейчас же вы избрались в совет депутатов города Долгопрудный от «Справедливой России», что тоже не очень оппозиционно.

— Я от кого только не избирался (вздыхает).

— Это тоже правда.

— Партия [«Гражданская инициатива»] Андрея Нечаева, моего товарища, который мне, конечно, гораздо ближе, чем Миронов, — то ли восьмая или девятая партия, которая меня выдвигала.

Я вам объясню, в чём проблема. Я живу очень долго, а партии в России столько не живут. Я был одним из лидеров «Союза правых сил» и уж не говорю про ПРЕС Шахрая, от которой я выдвигался в начале 90-х…

— Читал-читал, но эсеры — это не Шахрай!

— Послушайте, какая разница? В чём проблема? Закон написан так, что вы не можете выдвигаться никаким другим образом, кроме как от партии, черт его дери! Что я могу сделать?

— Принципы же есть какие-то, Борис Борисович? Или нет?

— Да какие принципы… Мы говорим не о выборах президента, а о выборах в Долгопрудненский совет, и в Московской области я возглавлял списки очень многих партий, потому что я там известен и популярен. Если я возглавляю список партии, то он наверняка проходит в местный парламент. Я привез «Справедливой России» в Долгопрудном, на секундочку, 22%! Отымел «Единую Россию», в чём и была моя задача.

А кроме «Справедливой России», других партий не было, что я могу сделать? Тогда даже «Новых людей» еще не было. Не от ЛДПР же мне выдвигаться.

— Вы говорили, что вам стоять рядом с кувалдой Пригожина не хочется, и на выборах ее еще не было, но сейчас-то почему из фракции вы не вышли?

— Я никогда не был членом никакой партии, а фракцию я возглавляю. Как я могу из нее выйти? В нее, между прочим, избрались целых шесть депутатов. Она самая большая в области.

— Можно сказать: «Не хочу больше возглавлять вашу фракцию».

— Вы не понимаете! «Справедливая Россия» в Долгопрудном — это Надеждин, а не Миронов, это другая немножко история.

— Да я понимаю, я знаю, как это работает, но есть же имидж, а у «Справедливой России» он не самый приятный.

— Теперь да, поэтому у меня уже никаких идей нет выдвигаться в президенты или куда-то еще от «Справедливой России». Это понятно. Кувалда Пригожина закрыла мне путь в эту партию.

«В стране нет никакой войны»

— Вы в этом интервью уже говорили про то, что Путин ведет страну к катастрофе, и почему-то говорите про Китай всё время. Разве страна к катастрофе не пришла уже?

— Нет, а что у нас в стране случилось?

— Это вы сейчас как будто из мема! Ну как, война происходит.

— А ее нет. В стране нет никакой войны.

— Но она же есть.

— Знаете, это удивительная история. К вопросу о социологии и опросах. На Белгородчине и, если считать территорией Российской Федерации, — а я должен считать, куда мне деваться, — в Донецке, Луганске и окрестностях Херсона и Запорожья боевые действия вовсю идут, тут не поспоришь.

Но если вы выйдете на улицу в Долгопрудном, где я сейчас нахожусь, то нет никакой войны. А во Владивостоке, Красноярске или Екатеринбурге вы вообще не увидите ничего похожего на войну. Да, есть рекламные щиты про службу по контракту, но в целом люди живут, как жили, ничего не происходит.

При всём ужасе, который происходит в Украине, для подавляющего большинства населения России вообще ничего не произошло. Совсем. Русские люди спокойно спят, ходят на работу и в кино, дети — в школу.

Это, кстати, многие не понимают, а ведь это так.

— Я-то это понимаю, но я же вас спрашиваю, а не этих людей. Вы же в курсе, что война идет!

— Я-то прекрасно понимаю, что «СВО» — это катастрофа полная, но надо понимать, что якобы 70–80 процентная поддержка «СВО» — это желание подавляющего большинства населения страны жить, как раньше, не замечать никакой войны. И это пока что работает, это чистая правда. Я же общаюсь с огромным количеством людей как местный депутат.

Тема «СВО» напрямую касается немногих людей. В моем родном Долгопрудном живет 150 тысяч людей, и по мобилизации призвали где-то 300 человек из них. То есть это с матерями и детьми — тысяча людей, что меньше 1% населения города.

Я, кстати, с семьями мобилизованных много общаюсь, буквально сегодня устроил скандал на заседании городского совета, пытаясь принять обращение к Путину, чтобы их отпустили домой наконец, но это отдельная история.

— Но если вы оппозиционер, то ваша обязанность — привлекать внимание общества и поднимать самые важные вопросы, а не только то, что Россия может стать вассалом Китая. По-моему, тема «СВО» сейчас намного важнее. Если ее опасно поднимать, то лучше тогда вообще не участвовать.

— У меня не будет возможности и нет никакого смысла в ходе избирательной кампании говорить обо всём.

В стране существует масса проблем, но я как опытный политик (смеется) тестирую на фокус-группах — я же общаюсь с огромным количеством самых разных людей: депутатами региональными, местными, бюрократами, с уехавшими, с не уехавшими, — какие-то месседжи, которые, с одной стороны, реально важны для страны, а с другой стороны, попадают в резонанс с тем, что люди говорят.

И вот я могу сказать следующее: фраза, что мы должны быть в Европе, а не в Китае, офигенно попадает в резонанс с большим количеством людей. Можно ее очень доходчиво объяснять. Например, каким-нибудь людям в погонах говорить: «Раньше ты, товарищ полковник, мог отдыхать в Париже, а теперь ты, товарищ полковник, можешь отдыхать где? В Северной Корее». При всём уровне лояльности и патриотизма это немножко напрягает товарища полковника.

Или: «Ты, товарищ таксист, раньше ездил на Volkswagen или Toyota, а теперь ты ездишь на китайских машинах или на “москвиче” китайского разлива». Я же вижу реакцию, это работает.

И это действительно важно. Потому что стратегическое место России, по моему глубокому убеждению, — в Европе.

— Я понимаю, что вы в России находитесь и не всё можете сказать, но Россия сейчас совершает военные преступления, она начала войну в Европе, чего не было столько лет. Эта тема намного более важная, и ее нельзя обходить!

— (вздыхает) Господи, а я что, ее обхожу, что ли? Я, по-моему, только и говорю, что это трагическая ошибка и катастрофа, и надо заканчивать то, что мы называем «специальной военной операцией». Надо, конечно, ее заканчивать, без всякого сомнения. Я употребляю термин «катастрофическая ошибка», я это по телевизору говорю.

— Но главный-то тезис у вас про Китай!

— Тут несколько сложнее, потому что мне желательно остаться на свободе по итогу избирательной кампании.

— А, кстати, почему — не поймите мой вопрос неправильно — муниципальный депутат Горинов сел на 7 лет не пойми за что, а вы, муниципальный депутат, в выборах президента участвуете.

— Вы знаете, этот вопрос меня задают уже давно. Я не знаю на него ответа. У меня есть предположения. Одно из них заключается в том, что люди, которые принимают решения по этому поводу, лично меня хорошо знают. А депутата Горинова лично не знают. Может быть, это как-то меня спасает.

Ксения Собчак, заметьте, тоже часто говорит вещи, за которые других «закрывают». А почему она так говорит? Потому что мы живем в таком замечательном — в данном случае оно мне нравится — государстве, где личные контакты имеют большее значение, чем то, что ты говоришь. При том я абсолютно убежден: Собчак — а про себя я точно знаю — не ходит и не согласовывает, что ей можно говорить.

Я вот совершенно точно никогда ничего не согласовывал и никогда такого не было, чтобы мне на российском телевидении сказали что-то говорить или не говорить.

— Может, дело еще в том, что вы не входите в оппозиционные тусовки: ни с Навальным, ни с Ходорковским, ни даже с муниципалами.

— Самое-то интересное, что ко мне были заходы — не лично от названных вами лиц, но от их приближенных. Предлагали помощь. Я ответил, что готов принимать любую помощь, но не ту, за которую в России 100% посадят. Я просто знаю конкретных людей, которые были вполне себе хорошие, тоже ходили на телевизионные передачи, а потом выяснялось, что они вступали в какие-то контакты и больше, как говорится, их никто не видел.

У меня, подчеркиваю, нет идеи получать содействие от Михаила Борисовича, которого я глубоко уважаю и с которым мы знакомы уже сколько лет. Я это говорю не потому, что боюсь, что нас слушают, — плевать! Но я действительно никакой финансовой или организационной помощи ни из-за границы, ни от уехавших иноагентов, ни от Госдепа не планирую получать. Я действую исключительно в рамках российских законов.

«Я пытался влиять на политику страны»

— Вы говорите, что участвуете в выборах 30 лет. Вот и сейчас тоже участвуете. А нафига?

— Такой же вопрос вы можете задать художнику: «Нафига вы картины пишете?»

— Картины — это красиво!

— Ну хорошо. Дворнику скажите: «Нафига ты метлой машешь?»

Это удивительная история, но я реально профессиональный политик. Есть такая беда у меня. Я на протяжении 30 лет занимаюсь политикой. Я не захожу в нее, как зашла Ксения Анатольевна Собчак.

Я всё время ее вспоминаю, просто потому что меня сейчас постоянно обзывают «Собчак». Хоть ты тресни. Пишут мне: «Ты такая же Собчак». А я говорю: «Нет, я не такая же, я другая, я совсем другая» (смеется).

Она не политик. Она бизнесмен, журналист. Мы ее любим за то, что она пишет в «Кровавую барыню». А я политик, хоть ты тресни. Такой вид, который совершенно не вписывается в путинскую реальность. Но вот такой я есть.

— Но за 30 лет пространство для вашей деятельности стремительно сужалось, и сузилось уже до какой-то микроскопической величины.

— Да, это проблема, но к счастью, я не только политик, я еще преподаватель и эксперт. Но тем не менее, на вопрос «Надеждин, как ты провел последние 30 лет» я могу ответить только одним образом: «Я участвовал в выборах, я пытался влиять на политику страны». Я, кстати, написал огромное количество законов, и некоторые из них до сих пор сдерживают кое-что в стране.

— Еще вы — постоянный участник шоу на федеральных каналах. Мне одно время казалось, что люди туда ходят, чтобы прорываться сквозь пропаганду и рассказывать правду, но, по-моему, за полтора года стало понятно: правда никому не нужна, и все уже давно определились, на каких они позициях.

— Нет, это не так. Я в этих шоу участвую больше 20 лет, и у меня мотивация в них участвовать всегда была очень простая. Сейчас уже не совсем так, но раньше единственный способ остаться известным в стране был такой — участвовать в телевизионных передачах.

У меня, собственно, какая-то узнаваемость есть только потому, что я в телевизоре 20 лет. Я, заметьте, не занимаю никаких должностей уже давно. Кто я такой вообще? Хрен с горы какой-то. Но меня знают, люди в лицо узнают во всей стране. Приедешь куда-нибудь отдыхать, а тебя узнают и фотографируются. Это большой плюс, кстати, для политика.

Но действительно, когда в 2014 году начались эти украинские истории, я какую-то позицию доносил и получал в основном проклятия: «Чтоб ты сдох, агент Госдепа, вали в свой Израиль». Кстати, из всех заголовков статей про мое выдвижение в президенты больше всего меня порадовал такой: «Ташкентский еврей решил пойти в президенты России».

Так вот, ближе к началу «СВО» я вдруг стал получать гораздо больше других сообщений: «Вот мы думали, что вы всё клевещете, а на самом деле вы были правы».

Я же не случайно сказал, что меня отключили от телевизора, когда «СВО» началась. Видимо, вдруг оказалось: то, что я исполнял много лет, стало представлять собой какую-то проблему. И отзывы сейчас, которые мне приходят в разные соцсети, в целом позитивные.

— А почему, кстати, такой эффект произвели ваши слова про то, что надо менять Путина и выбрать кого-то другого? Даже Минобороны Великобритании опубликовали в твиттере картинку, где написано, что Надеждин открыто раскритиковал войну, и это первый призыв к смене власти, прозвучавший с экрана федерального ТВ.

— В принципе я человек скромный и с большим чувством юмора по отношению к самому себе. Но, тем не менее, есть у меня удивительная способность — я что-то сказану, и все начинают это пересылать и цитировать (смеется). Я не могу этого объяснить, честно.

Очень много людей говорили что-то про Путина, но почему-то разошлось именно мое. Я сейчас что-нибудь еще скажу в ходе этих выборов, и опять разойдется.

Я не знаю, как это происходит. Возможно, у меня есть третий глаз внутри, и в какой-то момент меня изнутри кто-то толкает, я что-то такое делаю, что вдруг попадает в резонанс с настроениями огромного количества людей. Как это получается, я не знаю, но, может, поэтому меня от телевизора и отключили.

— А вам что-то сказали или просто отключили?

— Просто перестали звать. Насчет Соловьёва у меня есть гипотеза, почему. Есть предположение, отчасти подтвержденное его сотрудниками. Один добрый человек сделал нарезку моих выступлений у Соловьёва и так ее подал, как будто я Соловьёва «опустил».

А я ж парень на язык острый, и действительно, было несколько случаев, когда Соловьёв зависал, не знал, что мне ответить. И вот якобы Владимир Рудольфович эту нарезку увидел и напрягся сильно.

— Но я так понимаю, что вы бы к Соловьёву ходили, если бы снова позвали?

— Да, естественно.

— А вам там нормально находиться? Там же сейчас просто мерзкие бесчеловечные вещи говорят.

— А что такого? Это как врача психиатрической больницы спросить о том, нормально ли он себя чувствует в психиатрической больнице. Ну как? Стараюсь вылечить.

«Путин — проблема для страны»

— Вы мне в 2015 году говорили, что Путина абсолютным злом не считаете. А сейчас тоже так думаете?

— Следующий вопрос (смеется).

— Неожиданно. Почему только на этот вопрос решили не отвечать?

— Следующий вопрос. Хотя давайте я вам отвечу. Я считаю Путина большой проблемой для страны. Дело в том, что Путин, создав такой авторитарный режим, ликвидировал возможность легального оппонирования, полностью уничтожил институты современного государства.

Он является огромной проблемой для страны. Беда в том, что страна пока этого до конца еще не поняла, хотя всё больше и больше людей будут достаточно стремительно это осознавать. Вопрос в том, как из этой ситуации выйти.

И вот честно вам скажу, выйти на площадь и кричать: «Путин — кровавый тиран, это страшное зло», — это не самый хороший способ решать проблему Путина, поверьте мне.

— Так а как ее решить тогда?

— Так, как я пытаюсь решить: участвовать в выборах, критиковать и получать поддержку людей. А как еще?

— Так вы же сами сказали, что не выиграете выборы, даже если вас допустят.

— Когда меня спрашивают, какие у меня шансы стать президентом России, я отвечаю: «Гораздо больше, чем у Ленина в 1905 году».

— Да, но Ленин как раз пришел к власти кровавым путем, который вы отрицаете.

— Да, я отрицаю этот путь, но в рамках монархии других путей у него было немного. А Россия всё-таки по Конституции демократическая страна. У нас власть в России достается тому, кто получит большинство голосов избирателей, что сильно отличается от природы власти в Российской империи.

— Когда Путин от власти уйдет и как?

— Я думаю, довольно скоро уйдет. И какие-то реалистичные сценарии я описал. Это назначение преемника, который начнет гайки откручивать и к Европе поворачиваться передом. Это реалистичный сценарий.

Но чтобы этот сценарий стал возможен, нужно, чтобы политики вроде Надеждина, которые говорят, что не нужно вступать в эту милитаризованную колею, участвовали в выборах и получали много голосов.

Можно что угодно говорить про нашу великую Родину, Россию, но у нас демократическая страна в том смысле, что другого способа изменить ситуацию, кроме выборов, я не знаю.

Фантазии тех, кто собирается в Прибалтике, что Россию кто-то оккупирует и научит нас правильно жить, — это совершенно невероятный сценарий.

— Вы упоминали вашу фразу «Слабо валить президента — валите из страны». Но раз вы так и не свалили президента, то почему не уехали до сих пор?

— Я и не собирался уезжать. Черт возьми, меня всё время перевирают. Это была фраза, адресованная не самому себе, а околокремлевским политологам, которые после ареста Ходорковского собрались, как сейчас помню, на площадке у [политолога, бывшего декана факультета политологии ВШЭ] Марка Урнова. Там, кстати, все были: Явлинский, покойный Павловский, олигархи некоторые.

Тогда все стали причитать, а я сказал буквально следующее: «Дорогие товарищи, здесь сидящим, умным, нужно решать задачу валить президента. А кому слабо валить президента, то валите из страны». Но подчеркиваю, когда я говорил «валить президента», я вовсе не предполагал, не приведи господь, физическое устранение и другие насильственные способы изменения власти, а имел в виду именно участие в выборах.

— Спустя 20 лет все наконец поняли, что свалить президента не получается, и уехали, а вы будете бороться до конца?

— Можно представить какой-то адский сценарий, когда мне придется драпать отсюда, но пока он не реализуется. У меня есть друзья, достаточно состоявшиеся, в разных странах мира. И они предлагают уехать, зовут меня к себе: «Приезжай, мы тебе стол накроем, кафедру дадим».

Я им всегда говорю (смеется): «А вы представляете себе, сколько людей со мной приедет?» Если все родственники, которым я помогаю жить, — очень пожилым родителям, многочисленным детям, которые со своими семьями тоже вокруг меня вращаются, — решат уехать, то мне надо будет человек 15 примерно вывезти. Это не так просто. Да и самому мне всё-таки уже 60 лет — трудно начинать заново.

Да и вообще мне нравится Россия, я ее люблю — я, на секундочку, из семьи, в которой 150 лет были православные священники. В «Википедии» есть несколько моих предков, в том числе протоиерей Успенского собора Фёдор Надеждин и выдающийся деятель русской культуры Иван Барщевский, — погуглите.

Я из старинной русской семьи, так чего мне уезжать-то? Мне здесь нравится жить, я люблю русский язык. Несмотря на то, что я ташкентский еврей по маме, я абсолютно русский человек.