Неисчерпаемый ресурс людей, готовых на все

  • Печать
Подробности
1215
02.04.2024
Аркадий ДУБНОВ, политолог, эксперт по странам Центральной Азии

Таджикская тема сегодня в тренде. Трагедия в «Crocus City Hall» заставила, среди прочих, задаться вопросом - почему именно таджики оказались главными обвиняемыми в официальном расследовании одного из ужаснейших терактов в истории России?



Все последние дни в различных заметках и интервью я пытаюсь взглянуть на проблему с другого ракурса, - как случилось так, что Таджикистан, когда-то прозванный «среднеазиатской Швейцарией», после распада Союза стал превращаться в несчастное захолустье Средней Азии, ставшее поэтому неисчерпаемым ресурсом готовых на все людей…

Думаю, что уместным сейчас будет поместить здесь небольшую главу из моих, неопубликованных пока, воспоминаний. Надеюсь, кое-что она позволит прояснить.


«Совещание у Ельцина»


Осенью того же, 1992 года я снова оказался в Таджикистане. Под Худжандом, на севере республики, в совхозном дворце культуры «Арбоб» (столица республики Душанбе находилась под контролем оппозиции – А.Д.) шла XVI сессия Верховного совета Таджикистана, на которой его председателем был избран малоизвестный тогда бывший председатель совхоза в Кулябе, к тому моменту – успешный полевой командир Народного фронта Эмомали Рахмонов.

После упразднения поста президента в республике, председатель ВС стал главным таджикским раисом (начальником). Кто бы мог тогда представить, что этот худощавый красивый 41-летний таджик окажется самым долголетним правителем на постсоветском пространстве. Сокративший свою фамилию на таджикский манер, Рахмон в 1994-м восстановил президентскую должность, провел выборы, которые, судя по многочисленным свидетельствам были сфальсифицированы в его пользу (реальную победу одержал тогда экс-премьер Абдумалик Абдуллоджанов, представитель влиятельного северного таджикского клана) и вот уже больше тридцати лет удерживает власть в республике.



Сделаю тут снова прыжок на два года вперёд.

11 ноября 1994, спустя несколько дней после тех самых выборов в Таджикистане, я оказался участником экспертного совещания в Кремле по внешней политике. Председательствовал президент Ельцин. Своим появлением там я обязан развернувшейся тогда аппаратной игре за влияние на БН между президентским помощником по внешней политике Дмитрием Рюриковым и министром иностранных дел Андреем Козыревым. Идея пригласить меня и ещё трёх коллег из еженедельника «Новое время», - главреда Александра Пумпянского, обозревателей Марину Павлову-Сильванскую и Дмитрия Тренина, - принадлежала Рюрикову. Мы рассматривались им в этой игре в некотором смысле втёмную в качестве союзников в противостоянии с Козыревым, поскольку выглядели фрондерами по отношению к козыревской внешнеполитической линии и по определению должны были представить президенту альтернативные точки зрения на этот счёт. Не помню уже как были выстроены выступления Павловой- Сильванской, отвечавшей за европейское направление, и Тренина, - за США. Каждому из нас протокол выделил по 11 минут времени на спич, - но точно помню, что я увлёкся и превысил лимит вдвое(!), пока мне не стал жать ногой на ботинок сидевший напротив Пумпянский. Я говорил об отношениях со странами СНГ.

Сегодня, спустя три десятка лет после того совещания, мне кажется, что, как я начал новую жизнь с Таджикистана, так и заканчиваю им… Там ещё продолжалась гражданская война и российский МИД следовал политике Минобороны, так или иначе, но поддерживавшего одну сторону, Рахмонова и его Народный фронт. В этом была своя логика, поскольку в Таджикистане дислоцировалась 201 российская мотострелковая дивизия, офицеры которой были против прихода к власти демо- исламистов.

Я пытался убедить присутствующих, в первую очередь, самого БН, что ставка только на одну сторону конфликта чревата усилением кровавых репрессий боевиков НФ в отношении жителей таджикских горных регионов, бывших базой оппозиции. Та война была, по существу, межрегиональной. На президентских выборах оппозиция поддерживала экс-премьера Абдуллоджанова, поскольку только он, пользуюсь поддержкой влиятельных лидеров таджикского Севера, мог одержать победу над Рахмоновым.

Ему и была приписана победа в результате фальсификаций выборов.

С копиями финальных протоколов по каждому региону Таджикистана (я хорошо подготовился к кремлевскому совещанию), объяснял, что реальные итоги выборов говорят об убедительной победе Абдуллоджанова. Меня слушали не перебивая. Но вопросов, насколько помню, не задавали.

Спустя часа полтора сидевший в углу зала сотрудник президентского протокола поднялся, это было знаком, что совещание окончилось. Привставший со своего кресла Ельцин сказал, что присутствующие могут остаться, совещание дальше будет вести Андрей Владимирович(Козырев). По пути к выходу БН остановился у меня за спиной, посмотрел на табличку с моим именем-отчеством, стоявшую на столе, и сказал с каким-то особенным нажимом:

- Аркадий Юрьевич, мне до этого никто такие вещи не говорил, и пошёл дальше.

Наступил небольшой перерыв и я, подойдя к Козыреву, стал настойчиво просить его повлиять на Рахмонова, чтобы не допустить хотя бы теперь «охоты на ведьм», - преследования сторонников Абдуллоджанова. Судя по тому, как развивались дальше события в Таджикистане, мои усилия оказались тщетными… Ставки там были сделаны, с Рахмоном работать уже привыкли и обращать внимания на нечестные выборы никто в Москве не собирался.

Так формировалась внешняя политика новой России на постсоветском пространстве. Поддержка оказывалась тем лидерам, которые могли контролировать ситуацию, независимо от их приверженности демократии. Другим условием была демонстрация лояльности Москве и готовность обеспечить безопасность русскоязычного населения, оказавшегося после распада СССР за пределами метрополии.



Гражданская война в Таджикистане продолжалась, и до мирного соглашения между Рахмоном и оппозицией, подписанного в Москве, оставалось ещё два с половиной года. Впрочем, Абдуллоджанов к нему уже не имел никакого отношения, от греха подальше он вскоре уехал из страны и исчез из политики».