Умут Шаяхметова: «Мы за интеграцию, но на основе взаимных интересов»

Ситуация с резким снижением цен на нефть и стремительным ослаблением российского рубля вновь ставит вопрос, что будет с курсом тенге. Почему Нацбанк никак не может согласовать валютную политику с российским Центробанком на фоне интеграционных процессов в рамках Таможенного союза (ТС) и Единого экономического пространства (ЕЭП)? Как все это влияет на банковский сектор? На эти и другие вопросы мы попросили ответить председателя правления Народного банка Казахстана Умут Шаяхметову.

— Умут Болатхановна, по традиции в конце года принято подводить его итоги. Какие события, произошедшие в 2014-м, вы считаете ключевыми для банковского сектора Казахстана?
– Если вести счет в хронологическом порядке, то в первую очередь – это февральская девальвация. Она в целом повлияла на экономику, на финансовый сектор и, соответственно, на банковскую систему.
Второе – это, безусловно, пенсионная реформа, которая завершилась созданием ЕНПФ (Единого накопительного пенсионного фонда – КазТАГ). Она так же, как и девальвация, оказалась не совсем позитивной для финансового сектора.
В-третьих, это консолидация рынка путем слияния «Казкома» и БТА, а также объединение банков «Альянс», «Темир» и Forte bank. При этом с сожалением приходится констатировать уход из Казахстана известного иностранного банка HSBC. И, наконец, последнее событие, которое я бы выделила, – это внедрение отдельных стандартов Basel III.

– Хорошо, февральскую девальвацию Нацбанк провел. Но не прошло, что называется, и полгода, как вновь наметились негативные тенденции: наблюдается резкое снижение цен на нефть и галопирующее ослабление рубля. Насколько в этой ситуации высоки девальвационные риски для Казахстана? Не говорит ли резкое снижение тенговой ликвидности на казахстанском рынке о том, что они достигли критической точки? Разве стремительный уход банков в инвалюту из тенге не указывает на это?
– К сожалению, происходит долларизация банковского сектора через депозиты, и она продолжает расти.
– В таком случае смогут ли оказать поддержку тенге $9 млрд, которые распорядился выделить из Нацфонда президент в предстоящие три года?
– Это очень позитивный шаг, поскольку в экономику попадет тенговая ликвидность. Причем она приходит адресно, и мы как банки не имеем права взять эти деньги, пойти купить доллары и «сидеть» на них, поскольку, во-первых, по законодательству мы ограничены в их использовании и, во-вторых, это целевые средства.
То есть мы проверяем, чтобы наш клиент использовал их по назначению. Он должен вложить их в производство: купить оборудование и создать новые рабочие места. В результате создается мультипликативный эффект, который проявляется не мгновенно, а обычно через 6 – 12 месяцев. Это позитивный фактор для экономики.
Что касается использования средств Нацфонда, то это те деньги, которые мы накапливали все эти годы в качестве подушки безопасности. И сейчас, наверное, пришло время, чтобы часть их использовать для развития экономики, в частности, вкладывая в длинные инфраструктурные проекты.
– Как известно, западные страны не ограничились санкциями против отдельных российских граждан – под удар попали крупнейшие российские компании и госбанки. Теперь путь на международные рынки капитала, что называется, им заказан. Сказалось ли это на наших компаниях, так как Казахстан – участник ТС и ЕЭП?
– Для Казахстана и наших компаний негативных последствий от западных санкций против России мы пока не видим. Яркое тому свидетельство – размещение государством еврооблигаций. На $1 млрд выпуска спрос на дату размещения составлял $12 млрд. Более того, цена их размещения оказалась очень низкой, а срок – длинным, 30 лет.
Это говорит о том, что сегодня инвесторы проводят четкое различие между Казахстаном и Россией. Они более позитивно смотрят на нашу республику.
 – А что можно сказать о новой валютной политике российского Центрального банка? Насколько оправдано было отпускать рубль в свободное плавание?
– Мне очень сложно судить, насколько было правильно отпускать рубль в свободное плавание. Потому что сейчас в российской экономике наблюдается стагнация, падает покупательская способность из-за сильного ослабления российской валюты. И это при том, что и Россия сильно зависима от импорта.
В результате растет инфляция. У нас в России есть дочерний банк, и его сотрудники мне рассказывают, что там цены выросли в разы. Например, только стоимость курицы увеличилась на 300%. Поэтому, с одной стороны, не могу сказать, что новый валютный курс российского Центробанка стал позитивным шагом.
Но с другой – не исключаю, что он был вызван не только непростой экономической ситуацией, но и политическими причинами: войной в Украине, западными санкциями. Может, произошло наслоение этих факторов, но какой из них стал главным, судить не берусь.
 – Тогда как вы относитесь к тому, что в рамках ТС, ЕЭП, а с 1 января 2015 года и Евразийского экономического союза до сих пор страны-участницы не выработали единую валютную политику, о чем так много говорилось? Получается, что Россия идет одним путем, отпустив рубль в свободное плавание, а, например, Казахстан – другим, жестко удерживая курс на заданном Нацбанком уровне. Разве это не разъединяет? Не противоречит ли это логике интеграции?
– В отсутствии единой валютной политики я вижу позитив, потому что если очень быстро бежать в интеграцию, то можно только вниз. Мы намного слабее России: и по масштабам экономики, и по размеру рынка, и по уровню производства, и по численности населения. В этом отношении мы России не конкурент.
Но уже идут разговоры о создании наднационального парламента, единой платежной системы. Хотя мы же прекрасно самостоятельно более двадцати лет выстраивали свою независимость, зачем нам ее сейчас терять?
Поэтому думаю, что все надо делать постепенно и осторожно, хорошо взвешивая и обдумывая каждый шаг. Да, нужны союзы, нужны альянсы. Я лично – за дружбу со всеми и за интеграцию, но только на основе взаимных интересов.