Патриоты и либералы в общем ватнике
- Подробности
- 8299
- 01.04.2015
- Петр СВОИК, экономист, кандидат технических наук
Можем ли мы произвести эффективный властный продукт?
Предыдущий номер «Новой» – Казахстан» получился натуральной дискуссионной площадкой. Александр Краснер счел необходимым лично уравновесить мой проевразийский энтузиазм своими резонными сомнениями, а тут еще Вячеслав Половинко подоспел с первой частью своего исследования, на какие группы, кроме «ватников», «патриотов» и «либерастов», делятся казахстанцы по своему отношению к событиям на Украине, в России и вообще в мире.
Во второй части Вячеслав, надо полагать, представит нам на обозрение мнения экспертов насчет того, как же и куда двигаться дальше государству Казахстан и казахстанскому обществу, избегая опасных противопоставлений и стараясь сохранить общенациональную консолидацию. Попробуем же и мы параллельно изложить свои взгляды на этот счет.
Начнем с подчеркивания ключевого обстоятельства: вся буря разнонаправленных логических суждений и эмоциональных реакций, взаимных подозрений и обвинений, разделивших политически активных наших граждан, да и, собственно, всех сидящих перед телевизорами или в интернет-сетях казахстанцев то ли на три, то ли на пятнадцать отличающихся по взглядам групп, ориентирована на происходящее вне Казахстана. Насчет нашей собственной внутренней ситуации, хорошо ли иметь столь внешне зависимую экономику и бессменного елбасы вместо современных институтов власти, вряд ли могут быть противоположные мнения. А вот яростные споры, было ли присоединение Крыма к России актом исторической справедливости или агрессии, был ли Майдан госпереворотом или революцией достоинства, и как относиться к тому, что за Киевом стоит Вашингтон, а за Донецком и Луганском – Москва, кипят так, будто все это происходит непосредственно в нашей стране, в нашем городе, на соседней улице.
Собственно, так оно и есть: Москва и Киев, Вашингтон и Брюссель – это все различные столицы нашей собственной казахской государственности.
Мы часть глобальной долларовой империи, с весьма и весьма условным национальным суверенитетом. У нас нет собственной системы инвестирования и кредитования – то и другое построено на внешних источниках, а наша национальная валюта – всего лишь «казахский доллар». И это не хлесткое публицистическое словечко, а констатация той функциональной роли, которая определена тенге.
Если прямо сказать, мы – монетарная колония. Как и Россия, кстати.
Наша экспортно-сырьевая метрополия – Европа и частично Китай, куда идет основной поток добываемых на вывоз природных ресурсов.
Наконец, самой важной метрополией – информационной и идеологической – для нас была и остается Россия.
Словами насчет колонии я, может быть, кого-то и обидел, но точно никого не удивил. Все и так это знают. Как знают и то, что удел Казахстана – приспосабливаться к тем внешним процессам, влиять на которые мы можем лишь относительно.
Другое дело, что устоявшийся после распада СССР, и казалось бы, навсегда, глобальный мировой порядок опять начал расползаться по швам. Не только на Украине – Ближний Восток и Северная и Центральная Африка тоже турбулентны: прежде устойчивые государственности и режимы правления падают один за другим, на смену же им приходят нестабильность и неопределенность. Но если происходящее в Йемене, например, нас не поляризует: кто там за хусидов, а кто за сбежавшего президента – это не наши дела, то война на Украине – внутри нашей устоявшейся за два десятилетия европейско-евразийской метропольно-колониальной системы. Со всеми непосредственными и отдаленными последствиями для нас – не воюющих.
А чтобы поменьше спорить и гадать, что дальше будет, стоит вспомнить еще Экклезиаста: все уже было в этом мире. Так и нынешнее противостояние России и Европы – это как раз привычная историческая диспозиция.
Евразия – она есть естественное продолжение Европы, с переходом в ее противоположность. Необозримые, но бездарно управляемые территории, с гигантскими, но плохо используемыми ресурсами – здесь вопрос и тысячу лет назад, и сейчас стоит один и тот же: как лучше обустроить эту землю и использовать ее потенциал. Само собой, что культурно и технически продвинутому европейцу всегда представлялось, что он бы, в отличие от косных правителей и забитого населения, дал ума всем этим богатствам, получи он власть над территориями, людьми и земными недрами.
И такие попытки, как подсказывает нам История, предпринимались неоднократно и всегда безуспешно. Если поближе к нашим дням, то имперская Франция, подмявшая под себя всю Европу в XIX веке, и Германия, повторившая то же самое в веке XX, рухнули после походов на Москву. Внешней силой ни охватить, ни управлять такими пространствами и населением не получается – это географический и исторический факт. Как факт и то, что прогресс или регресс в Евразии – суть внутренних процессов в ней самой, а любое внешнее воздействие имеет лишь дополнительный характер.
Так, в 1917 году Российская империя в составе фактически уже победившей Антанты рухнула не из-за потерь на фронте, а из-за гнилости самодержавия. Захватившие же власть большевики, безжалостно истребляя дворянство, духовенство и насилуя весь народ, совершили модернизацию, сделавшую СССР ведущей мировой державой. Равно как СССР распустили не диссиденты и не агенты ЦРУ, а сама же верхушка КПСС, объявившая свою веру ложной.
И вот еще какая важная для нас сегодня параллель с созданием и распадом СССР просматривается.
Когда после Гражданской войны и политики военного коммунизма Предсовнаркома Ульянов-Ленин объявил, что НЭП – это всерьез и надолго, так оно тогда и намечалось. То есть вслед за восстановлением мелкотоварного капитализма и частной торговли должна была прийти пора крупного капитала, банковского и промышленного. Иностранного, разумеется. Но… аппаратный канцелярист товарищ Сталин, прибравший к рукам всю власть и расправившийся с соратниками, оставил с носом всех «иностранных инвесторов» того времени.
Да, проектированием первенцев пятилеток индустриализации занимались специалисты из США и Германии, их же инженеры руководители возведением тракторных и машиностроительных заводов, да и сами эти заводы закупались там же, но… никаких иностранных собственников и вывоза доходов на инвестиции.
Да, Советский Союз заплатил за индустриализацию золотом и твердой валютой, в том числе и зерном, лишая хлеба собственных голодающих, но все созданное осталось в стране и стало работать на нее. Никто из большевистской верхушки не отложил личный куш на зарубежных счетах и не прикупил самого скромного домишка в городе Лондоне.
Потому-то яростная сшибка мнений вокруг фигуры Сталина кипит до сих пор.
Зато при Горбачеве-Ельцине сполна реализовался не удавшийся в начале века «концессионный» проект: положив под себя постсоветские «суверенные» валюты, иностранные «инвесторы» в альянсе с посткоммунистической бюрократией и местными правящими кланами создали эффективные «вывозные» схемы, эксплуатируя природные ресурсы и население много гуманнее, чем во времена ГУЛАГА, но зато и много более интенсивно.
И вот новая петля истории: сам же Борис Ельцин, подыскав на замену незаметного и исполнительного Путина, поставил во главе России того, кто не сразу, но вдруг оказался природным российским царем. Да, собственно экономика по-прежнему компрадорская, сохраняющая «вывозной» интерес, а российский рубль и фондовый рынок по-прежнему обслуживают интерес глобального капитала, но главное сделано: Россия заявила о своем национальном интересе.
И все встало на свои места: если совсем недавно Болотная собирала сотни тысяч москвичей, негодовавших против «партии жуликов и воров», и мы почти все вместе этому протесту сочувствовали, то теперь правая идея в России низведена до синонима «пятой колонны». И списывать такое на телепропаганду и зомбированность населения не приходится. Скорее, зомбированы либералы, пытающиеся таким образом оправдать свой катастрофический переход в политические маргиналы. Россияне же в массе своей как раз вернулись к естественной исторической памяти. Катализатором чего стало возвращение Крыма – почему вокруг этой «аннексии» и кипят столь противоречивые страсти.
Соответственно, страсти кипят и вокруг президента Путина, возглавившего возвращение России в ее естественное историческое качество. Что и сделало его политиком номер один в мире – как для тех, кто ему верит и на него надеется, так и для тех, кто его боится и ненавидит.
А вообще разделение общественности отнюдь не воюющего Казахстана на «ватников» и «патриотов», русофобов и русофилов, приверженцев рыночного либерализма и жаждущих национализации и госрегулирования – оно естественно.
Да, мы монетарная, сырьевая и товарная периферия глобальной экономики, но – неотъемлемая ее часть. Да, место Казахстана (как и России) в нынешнем глобальном разделении труда сродни колониальному, но кто сказал, что быть колонией самых развитых государств мира однозначно только плохо? В конце концов, колониальные дивиденды извлекают не только «иностранные инвесторы» и местные компрадорские олигархии – достаточно большая масса народа очень неплохо устроена в такой неоколониальной схеме и искренне считает ее лучшей из возможных.
Кто-то извлекает немалую пользу из упора казахской национальной государственности на этническую основу, кто-то – из коррупционных «разводок», договорных тендеров, строительных или валютных спекуляций, кто-то – из участия в финансируемой из-за рубежа общественной деятельности. И потом, чисто идеологических личностных установок тоже никто не отменял: для кого-то высшая ценность — индивидуальная свобода, для кого-то – коллективизм и справедливость.
В целом же люди не обязаны оценивать происходящее вокруг них с позиций глобального исторического процесса – с каждой индивидуальной «кочки зрения» одно и то же событие видится в совершенно разных ракурсах. А этих «кочек зрения» в стране – масса, система-то открытая, колониальный синдром у нас тесно переплетен с метропольным, архаичные общественные уклады — со вполне современными.
Всплеск же нынешних эмоций – он как раз из-за того, что устоявшийся вокруг нас миропорядок вдруг «пополз». Покуда все казалось неизменным, каждый держал свою удовлетворенность или неудовлетворенность при себе, теперь же поляризация оценок происходящего, окрашенных противоположными эмоциями прогнозов и ожиданий, становится нормальным общественным фоном.
К чему это говорится? Да к тому, что к евразийской интеграции (точнее – реинтеграции) следует относиться со всей серьезностью и ответственностью. Это не какой-то путинский глюк, устраняемый вместе с ним, а то, что уже определяет, и дальше будет определять все происходящее внутри и вовне Казахстана.
Причем заранее известно, что станет следующим шагом, радикально разводящим по интересам пока еще компрадорскую российскую и западные экономики: это евразийская денежная реформа, концепцию которой уже поручил разрабатывать президент Путин. Радикализм же этого шага связан не столько с самим появлением общей евразийской валюты, сколько с неизбежным восстановлением у нее утраченного еще в самом начале рыночных реформ собственного эмиссионного и инвестиционного качества.
Напомним, что горбачевская перестройка сопровождалась не только все более массированными внешними валютными заимствованиями, но и все более ускоряемой работой собственного «печатного станка». Отчего и Россия, и остающиеся в общей денежной зоне республики были безнадежно затоварены совсем уже «деревянным» рублем. Поэтому проведенная летом 1993 года денежная реформа в России не только подвела итог процессу валютной суверенизации СНГ – она остановила национальную денежную эмиссию в самой России. Именно с тех пор рубль и стал «русским долларом», поскольку его эмиссия пошла уже не по кредитным, а по обменным схемам – как замыкающая часть внешнего (долларового) платежного баланса России.
Поэтому, кстати, и дефолт августа 1998 года случился уже по классическому биржевому образцу, как ныне в той же Греции. Кремль, добровольно лишившись суверенной кредитной эмиссии, начал активно строить пирамиду ГКО, которая и обрушила уже не рубль, а просто «русский доллар».
Казахстан же, с разгона ухватившись за возможность неограниченной кредитной раздачи новеньких тенге и доведя курс своей валюты с менее пяти за доллар до более восьмидесяти, добровольно-принудительно «завязал» с этим на несколько лет позже. Тенге стал «казахским долларом» уже после 1996 года.
Так вот, далеко не факт, что кредитная и инвестиционная суверенизация евразийской валюты пройдет быстро и эффективно, но факт, что денежная политика в ЕАЭС будет меняться именно в таком направлении. Независимо от наших эмоциональных восклицаний на этот счет.
А потому нам пора бы поменьше рефлексировать на происходящее в Москве и внимательней посмотреть на себя. Вопрос ведь остался все тот же: как получше использовать богатства родной земли не на благо американского, европейского или российского дяди, а на собственное. При полном и равноправном взаимодействии со всеми ними, разумеется.
И в таком контексте общий вопрос ко всей казахской национальной государственности, ко всему казахстанскому обществу: способны ли мы произвести более современный и эффективный властный продукт, нежели бесконечно продлеваемый «елбасизм»? И это ключевой вопрос, поскольку экономическая модернизация-деколониализация безальтернативно связана с модернизацией политической, иного не дано.
Да, очень просто отделаться констатацией, что оппозиция в Казахстане оказалась несостоятельной. Но не констатация ли это заодно и несостоятельности всей той политической и общественной среды, в которой не смогла состояться качественная современная оппозиция?
И не потому ли оппозиция так и не попала во власть, не смога стать ей ни альтернативой, ни дополнительной опорой, что почти все оппозиционные проекты всех лет независимости оказались такими же вождистскими? В каковом качестве они вовремя вычислялись и подавлялись либо сдувались сами. Да, персонифицированный режим одержал закономерную и убедительную победу над всеми персональными претендентами на президентское полновластие – поле этой битвы ныне пустынно и уныло, и что дальше?
Какой совместный программный продукт, кроме подрывающих основы действующего режима выборности акимов и судей, свободы СМИ и митингов, наработала вся вместе либеральная и патриотическая, правая и левая казахстанская «демократическая» оппозиция?
На сегодня, так уж получается, не вождистские, а программные амбиции на этот счет проявляет только ОСДП. Хотя и здесь налицо фрагментарность, старание обходить слишком уж «щекотливые» темы. И, конечно, правы утверждающие, что ОСДП слишком мала и слабосильна, чтобы всерьез влиять на политический процесс. Но, как говорится, что имеем…
Имеем же мы сейчас досрочные выборы, на которых отмечающему в этом году 75-летие президенту «противостоят» двое пожилых мужчин, совершенно тусклых политически. И имеем обещание елбасы провести после этих «выборов» с заранее известным результатом поэтапную конституционную реформу, относительно которой можно заранее предполагать – все сведется к тактическому маневрированию и декларациям.
А с чего бы быть по-другому, если все заранее с этим согласны?
