Похищение из Европы - 3

• 

Подробности

1279

09.11.2023

Арыстан ЖУАСОВ, «Новая – Казахстан»

Могут ли штатные судебные психологи быть объективными?

В материалах Похищение из Европы и Похищение из Европы-2 («Новая-Казахстан» от 28.09. и 05.10.2023 г.) было исследовано, как в суде было искажено применение международной нормы: похищенных малолетних граждан США по поддельным паспортам вывезенных в Казахстан, суд апелляционной инстанции отказался вернуть отцу-опекуну, проживающему в Германии, использовав норму, применяемую к странам, где опасно для жизни.

В это части нашего расследования мы расскажем, как использовался в этом деле, недавно созданный в Казахстане институт штатного психолога в судах.

Как выяснилось сразу после развода родителей в Эстонии, дети регулярно наблюдались у психологов, чтобы понять, какая ситуация для их дальнейшей жизни будет наиболее приемлемой. Нам были предоставлены заключения этих исследований.

Например, летом 2021 года, еще до похищения и принудительного переезда в Казахстан, эстонский психолог рекомендовал «обеспечить детям отдельный дом, в котором они будут жить с отцом». Именно с отцом. Осенью 2021 года психолог отмечает, что старший ребенок «неоднократно выражал желание быть с отцом, а не с матерью, и устал постоянно метаться между матерью и отцом. Ребенок выразил желание, что хочет проводить 3 недели с отцом и 1 неделю с матерью».

У иностранных блогеров, которые исследовали разбирательство в казахстанском суде, задались вопросом, почему судебный психолог в Казахстане не смог внятно ответить - нужно ли было исследовать тот факт, что дети оказались оторванными от школы, сверстников и – тотально - от общения с отцом, будучи вывезенными из страны без его ведома, во время учебного года? По мнению отца, на этой почве у детей может развиться Стокгольмский синдром.

Однако психолог не смог пояснить, как манифестируется наличие такого синдрома. И тут ей на помощь пришел суд - как сообщили наши зарубежные коллеги, вопросы для психолога становились сложными (либо из-за пробелов в специальном образовании, либо из-за того, что они противоречат избранной сотрудником линии поведения) и судья запретил их задавать. Положено ли, в данном случае, суду ограждать психолога, по сути, защищая позицию лишь одной из сторон?

Не смогла психолог ответить и на вопрос об адаптации мальчиков, не говоривших по-русски, в среде казахстанских сверстников. Суд снова вступился за психолога – дескать не преподаватель, рядом с мальчиками не живет, поэтому не может ответить на этот вопрос. Но как же тогда психолог делает вывод об их успешной социальной адаптации, задаются вопросом наши иностранные коллеги, если суд указывает, что вопрос не исследован?

Из аудиозаписи судебного заседания, обсуждаемой в подкасте наших коллег следует, что старший ребенок, как и в вышеприведенных цитатах европейских психологов, несколько раз выразил желание жить с отцом в Германии. Говорил, что ему не нравится жить в Казахстане.

После этого, по просьбе суда, вопрос почему-то был переформулирован: мол, осознает ли ребенок, что, если переедет к отцу в Германию, то жить будет только с ним, всегда без мамы? Независимый психолог сделал заключение, что подобная постановка вопроса в детской психике может сформировать пугающий вывод о том, что ребенок никогда больше не увидит мать, что не соответствует действительности.

Наши зарубежные коллеги, наблюдающие за этим делом, опять-таки задались вполне резонным вопросом: допустимо ли переформулировать вопросы до тех пор, пока ребенок засомневается и даст более-менее нужный одной из сторон ответ? Беспристрастен ли в своем решении суд, который, услышав многократные утверждения детей, акцентирует внимание лишь на ответе на один, похоже даже некорректно заданный вопрос? Тем более, из материалов, представленных в редакцию, видно, что общению с матерью отец не препятствовал.

Зарубежные журналисты расценили такое поведение сотрудников суда, как давление на ребенка. Вопрос основан на не соответствующей действительности предпосылке, и настолько сложен, что не мог не испугать ребенка. С другой стороны, то, что отец не видел детей с 2021 года и к общению с ними до сих пор не допущен, психолога и суд не смутило.

Заинтересовал наших зарубежных коллег и тот факт, что в заключение судебного психолога искажен реальный возраст младшего ребенка: указано - четыре года (хотя он старше шести), в связи с чем, по мнению психолога, он не может быть оторван от матери. И тут же этот судебный психолог подтверждает, что, начиная с шести лет детей можно передать отцу, и они смогут привыкнуть к жизни без матери. То же самое говорят и европейские психологи.

Можно предположить, что сотрудники, призванные действовать с благой целью - оказать психологическую помощи детям, попавшим в водоворот судебного разбирательства, в данном деле действовали по меньшей мере предвзято, в пользу одной из сторон. И присутствовали при этом штатные психологи - институт такого рода введен относительно недавно. Поэтому считаем, что Верховному суду следует обратить пристальное внимание на подобную предвзятость (здесь - намек на коррупционную составляющую) в таких делах.

Редакция направила официальные запросы в судебные и государственные органы.