УЛЫБКА ВЛАДИМИРА КРАСНЕРА, или ВОЙНОЙ ОБУГЛЕННОЕ ДЕТСТВО
- Подробности
- 13252
- 17.01.2025
- Адольф АРЦИШЕВСКИЙ, писатель, заслуженный деятель РК.
Рецензия Адольфа Арцишевского на сборник стихов «Кино на стене», выпущенного издательским домом «Жибек Жолы» при содействии Евразийского фонда культуры
Перед этой книжечкой останавливаешься в недоумении. Она не умещается в привычную систему координат. От неё вроде бы и не смеешь ждать ничего нового. Детство, опалённое войной. Бомбёжки, голод, холод. Безотцовщина. Сиротская доля детдомовца. И непреходящее чувство страха. От воздушной сирены, от летящей в тебя бомбы. Страха, пронзающего тело до пуповины.
Нет, правда-правда, ничего нового. Ты уже готов привычно пролистать эту очередную книжку «от» и «до». Но отчего-то вдруг от этих, казалось бы, привычных слов, сотканных из обыденных категорий страха - мороз по коже. И хочется не просто втянуть голову в плечи, но уйти в самого себя, уйти без остатка, чтобы не испытывать того ужаса, который навис над тобой. И почти никаких стилистических новаций при этом. Если скользить поверх строк, всё как всегда обыденно и просто. Потом вдруг обжигает мысль, что судить об этих текстах надо не только, и не столько, по литературным канонам, судить о них надо по каким-то иным критериям. Потому что тексты эти - прорыв в ту жизненную реальность, которую мы называем войной. Всё, наверное, в изначальной точке отсчёта.
Войну увидеть в детстве довелось…
Живою болью вновь передо мною
Приходят и уходят под откос
Дни детства, опалённые войною…
Вообще-то уходят под откос поезда, терпя крушение. И дни, наполненные ужасом войны, тоже идут под откос. Непоправимая беда лишь в том, что происходит это крушение в душе человека, в живой неумирающей памяти. Вот этой горестной памятью пронизаны каждая строка, каждое слово, каждый импульс в книжке стихов Владимира Краснера «Кино на стене» - кстати, тоже суровое приспособление военных лет. В любых условиях города ли, села в мгновение ока открыть кинотеатр под вечереющим небом, и к восторгу местной детворы явить волшебство кинематографа, хотя болевой нерв книги, её стержень лежит в иной плоскости. Но примета времени - «кино на стене», и автором книги, и её составителем - угаданы снайперски точно и не вызывает отторжения.
Зачин книги бесхитростен, как неискушённый взгляд ребёнка:
Гляжу на фотографию -
Осенний блёклый цвет.
Читаю биографию
Мальчишки давних лет.
Гляжу на щёки впалые,
На грустные глаза.
Глаза его усталые,
Блестит на них слеза…
Он жив, пока из милости,
Что выдала война.
Детдомовской унылости
Изведано сполна.
Гляжу на фотографию,
Гляжу в глаза ему.
Такую биографию
Не дай бог никому!
С июня предрассветного
Глаза его грустят…
Теперь мальчишке этому
Давно за шестьдесят…
Я почему позволил себе столь некорректно пространную цитату? Да потому что стихи эти программные для сборника, в них, если хотите, соль его и суть. Книжица вроде бы и небольшая, на всё про всё 80 страниц. Но это тот самый классический случай, который имел в виду Фет:
А эта книжка небольшая
Томов премногих тяжелей,-
по крайней мере по сверх-концентрации уместившихся в ней детского страха и боли.
О, как хочется стать
Никому не заметным…
Самолётная рать
В небе стаей несметной.
И, от страха дрожа,
Хочешь в землю вдавиться.
Над тобою кружа,
Рыщет страшная птица.
Все мы родом из детства, все мы лелеем память о нём. И что же там, в этой памяти?
Как страшно видеть
Над собою небо,
И о налётах
Буднично гадать;
Как страшно разом
Съесть всю норму хлеба
И знать, что больше
Неоткуда взять.
И надо бы сделать передышку от страха и боли, вдохнуть хоть разочек простора этого огромного мира. Да какое там!
Притихшие, лежим в кустах смиренно,
От гула самолётного дрожим.
Цветёт сирень, и слышен плач сирены
И мы в бомбоубежище бежим.
Обычно воспоминания о детстве пробуждают ностальгию. Здесь же хочется от этих воспоминаний бежать за тридевять земель. Читал эти стихи, и стал искать им аналог, если не в мировой литературе, то хотя бы в нашей, классической. И тотчас нашёл его - «Дети подземелья» Короленко. Помню, как я, третьеклассник, молча рыдал над это книгой, не в силах что-либо изменить…
В книге Владимира Краснера «Кино на стене» нам явлено нагое ощущение беды. Книга это обладает особым магнетизмом. Стихи предельно просты, но несут в себе некую загадку, которую я долго постичь не мог, Хотя всё вроде бы лежало на поверхности. Листал и перелистывал сборник, пытаясь постичь его тайну. И вдруг в глаза бросилось вот это:
Мне снился сон,
Что я на смерть иду…
Печально смотрят люди.
Бреду дорогой пыльной
Как в бреду…
И мне подумалось при этом: вот у кого будет искать защиты ребёнок? Правильно - у взрослого человека. Потому что взрослый всесилен. А что взрослый? «Печально смотрят люди». Всего-то?.. Люди, взрослые всесильные люди. И никто ведь пальцем не пошевелил… Дальше додумывайте сами. Хотя… Помните, в самом начале: «Глаза его усталые, на них блестит слеза…» Тут невольный отсыл к Достоевскому, как привет от Великого Инквизитора. Можно ли построить общечеловеческое счастье, если в основе его хотя бы одна детская слезинка?..
Перед нами стихи, написанные взрослым человеком о том ужасе, который испытывал ребёнок в недоброй памяти 1941-1945 годы. Скажем точнее: не просто испытывал, а испытывает, потому что каждое стихотворение - репортаж с петлёй на шее с места происходящего.
Стихи Владимира Краснера обладают уникальным качеством. Они входят в человека как внутривенное и не спешат покидать его, производя в нашем сознании, быть может, небезобидную, но жизненно необходимую работу: они повышают болевой порог, они заставляют воспринимать боль другого, как собственную боль, делая более значимым коэффициент человечности.
В этой книге, казалось бы, переизбыток страха и что ни страница, то как бы овеществлённый испуг. Но, когда закрываешь книгу, поневоле возвращаешься к обложке, вздох облегчения неизбежен. И не потому, что ты сбросил с плеч своих груз прочитанного, нет. Если ты прочёл эту книгу, если ты её вобрал в себя, от прочитанного уже не уйти, оно, как заноза в сердце, останется с тобой навсегда. Но обложка книги… Она просто излучает оптимизм.
Хотел назвать рецензию «Войной обугленное детство». Название соответствует содержанию. На всякий случай глянул на обложку. И что же мне бросилось в глаза? «Улыбка Владимира Краснера». Поверх боли. Поверх страха. Поверх прошедших лет.
А закрывая книгу, невольно бросишь взгляд на последнюю страницу обложки. Там сквозь патину времени, сквозь толщу лет - фигуры и лица пацанов военной поры, от имени которых говорит с нами автор. Пацанов, на долю которых выпало испытать на своей шкуре, пропустить сквозь свою органолептику весь страх и ужас, что несёт война, это взрослому-то не по силам, а тут - подростки, а то и вовсе дети.
