ГЕНИЙ ПАМЯТИ
- Подробности
- 2324
- 06.05.2025
- Игорь Владимирович КРУПКО, доктор философии, заместитель директора Международного Центра сближения культур под эгидой ЮНЕСКО по науке и внешним связям
14 июня 2024 года завершился круг земного пути Мурата Ауэзова. И началась его вечная жизнь – в истории
«…Сейчас мы отвечаем за слова.
На нас глядят.
Любой – на авансцене.
Когда из нас исходят Авиценны,
у Азии кружится голова.
Она глядит неласково, до слез,
когда мы возникаем, как прозренье,
- своей судьбой, своими подозреньями
мы молча отвечаем на вопрос.»
Олжас Сулейменов, 1966 г.
Он жил долго, но ушел слишком рано. Неизлечимо рано для нации, еще только обретающей, осознающей свое право быть в мировой истории не жертвой, но творцом – достойным среди равных.
Кому теперь удерживать времен связующую нить истории казахов, восстановленную великими в 60-70-80-е годы прошлого века? Таких осталось, может быть, двое. Их судьбы – биография народа. И каждая такая потеря сокращает для культуры шанс продолжить путь в будущее.
Шанс, который дается раз в столетие.
…Новая четверть века открылась для казахстанских читателей публикацией в январском номере журнала «Простор» произведения Бахытжана Канапьянова «По ту сторону Луны», посвященного памяти Мурата Мухтаровича. Несмотря на определение «литературоведческие этюды», данное автором, это большое произведение историософского жанра, отточенного им за годы открытий в поэтической мастерской и полвека, отпущенные дружбой странника осевого времени – Мурата Ауэзова.
Бахытжан Канапьянов – поэт эпохи великого читателя, известный новым поколениям в XXI веке под именем – Жан Бахыт. Носитель фамилии, сделавшей многое, чтобы казахи сохранились как читающая нация.
Вспоминаю, как однажды Бахытжан Мусаханович прочел мне свое стихотворение «Mәңгілік ел».
Спустя годы, слова стерлись из памяти, но еще звучит энергия его удивительной интонации. В тот день читал поэт, и мощь его исходила гулом времени, пенилась кипящим эпосом, вторгаясь в непотревоженное историей царство прозы. Преобразился маленький кабинет в издательском доме. Разгорался костер устной речи, книги раздвинулись, затрепетали страницы – с них срывался живой поток прошлого и угадывалось будущее казахов. Грозно, с вопросом – по ту сторону памяти – взглянул на меня чей-то предок.
В тот день я видел мастера поэтического слова. Неслучайно Мурат Мухтарович любил слушать стихи Бахытжана Канапьянова в авторском исполнении.
В воспоминаниях о гении неизбежно притяжение своей судьбы. Может быть, этим особенно дороги страницы его повести. Читая, мы хотим знать – как он отразился в тысяче и одном зеркале души, оставшись в них навсегда.
Судьба Мурата Ауэзова и есть такое зеркало казахской культуры второй половины ХХ века. Его великое поколение искало и находило для нации формулы пути, принимаемые или отвергаемые судьбой. В интеллектуальную историю Казахстана войдет учение Мурата Мухтаровича о деколонизации сознания, опыт Движения «Жас Тулпар», легендарная «Эстетика кочевья», создание культурологического альманаха «Рух-Мирас», «Беседы на Великом Шелковом пути», государственная программа «Культурное наследие» ...
А его ежегодные беседы с Олжасом Сулейменовым в Национальной библиотеке, где наша интеллигенция обретала себя! Я помню эти праздничные встречи и волны трепета в зрительном зале, когда на сцену легко поднимались гении.
Одну из таких бесед в мае 2014-го Мурат Ауэзов начал с громкой дискуссии об определениях «гений» и «великий»:
– Кого из великих через века народ радостно назовет гением?
В этот момент на сцену к микрофону уверенно вышел Дюсенбек Накипов в очевидно праздничном напряжении духа. В зале послышался ропот. Но Олжас Омарович, оценив ситуацию, легко разрядил ее:
– Когда говорят «гений», на сцену сразу выходит Дюсен. Я готов поделиться – отдать ему или «великого», или «гения».
Те встречи рождали лучшее, что еще живет в нас.
…Природа странника по-разному проявлялась в биографии Мурата Мухтаровича. Новые поколения встречали его на своем пути как сына великого писателя, порой – как соратника великого времени. Но приближаясь по-настоящему, согревались у костра его удивительной речи, всегда настроенной на мощную волну мысли. В ней находилось место каждому. Он был гением беседы, диалога, встречи в пути.
Многим было дано участвовать в этом таинстве. Быть радостным свидетелем творения слова. Я видел, как в разговоре Мурат Мухтарович щедро одаривал собеседника знанием, посвящая в историю и делая его своим современником:
«Мир кочевья с его конкретным историко-культурным опытом нужен был, прежде всего, для того, чтобы возродить вспоминающую, а затем и «фантазирующую» способности памяти. Переступить, уйти из-под власти «реального» времени с надеждой в будущем обрести и само национальное время – вот основные движущие мотивы во всем, что писал и о чем думал в последние годы.
Непременные условия возрождения, возвращения силы слову – выпадение из условностей чуждого времени. Какую перспективу быть услышанным можно обещать слову… в народе, жизненным принципом которого после потрясений последних столетий не могла не стать выживаемость любой ценой?» (М. Ауэзов)
Новая книга Бахытжана Канапьянова, посвященная памяти друга и наставника, начинаясь как поэтическое эссе, разрастается до значения и объемов научной монографии. В этом отношении у поэта, издавшего все произведения Мурата Мухтаровича, богатый опыт. В свое время публикация дневников и трудов Мурата Ауэзова 1970-х в Издательском доме «Жибек Жолы» стала важным событием, значение которого еще предстоит усвоить. Этот яркий пример деколонизации исторической памяти, которую автор произвел над собой в те годы, важен именно сейчас как акт самосозидания, необходимый и для осознания новыми поколениями того, что деколониальные концепции были не заимствованы с опозданием на десятилетия в XXI столетии, но вызревали внутри казахской интеллигенции весь ХХ век и прошли эволюционный путь, найдя самое точное выражение в формуле Олжаса Сулейменова:
от веков зависимости,
через период независимости –
к эпохе осознанной взаимозависимости.
Но прежде чем прийти к такой формуле пути, казахским мыслителям предстояло честно осмыслить свою историю. Ярким примером такой выстраданной невозможности молчать стало выступление Мурата Мухтаровича на Пленуме Союза писателей КазССР 15 сентября 1975 года:
«В Казахстане в результате перегибов, допущенных в области коллективизации, в 1932-1933 годах произошел голод. Численность населения кочевых и полукочевых скотоводческих районов резко сократилась. Об этом знают в каждой семье. Не знают этого, за редким исключением, бумага, холст, экран. Если быть точнее, не знает художественное сознание…
Крах традиционного кочевья был предопределен объективным ходом истории, но финал его был столь трагичным, что последствия глубочайшего шока, поразившего национальное сознание, дают о себе знать и теперь. Не сумев отреагировать на происшедшее, казахское художественное сознание лишилось главного свойства – быть проницательным и правдивым…» (М.Ауэзов)
В историософии прошлых веков кочевая культура, покоряя пространства свободно от оседлой хронологии, застыла в границах времени, установленных «историко-культурными соображениями» колониальной историографии. Преодолевая их в ХХ веке, походы в историю возглавили отважные одиночки, искавшие правду об истории казахов в древних истинах Шумера, Египта, Китая…
Апофеозом этой интеллектуальной борьбы ровно 50 лет назад стала судьба двух книг, возвысивших голос исторической правды в защиту кочевой культуры – во имя обретения ее наследниками исторической памяти: «Аз и Я» Олжаса Сулейменова и сборник под редакцией Мурата Ауэзова «Эстетика кочевья». Судьба первой книги широко известна – она стала настоящим бестселлером и обрела культовый статус для нескольких поколений читателей Евразии, выдержав мощную идеологическую критику в Академии наук СССР, ЦК КПСС и изъятие многотысячного тиража (по воспоминаниям некоторых свидетелей того времени, часть тиража была помещена под стражу в тюремные библиотеки).
Вторую книгу ждала судьба более трагическая: после издания представители компетентных органов приехали в Институт философии, издавший ее, и тщательно уничтожили тираж с помощью типографского прибора с почти трагифарсовым именем «гильотина».
В те исторические дни в письме секретарю ЦК КПСС Зимянину заместитель министра иностранных дел СССР Владимир Семенов (называемый в западной печати «серым кардиналом советского МИДа») писал:
«…Фактически это настоящая вылазка националистического, пантюркистского характера, направленная против линии КПСС в области дальнейшего укрепления дружбы народов и советского патриотизма.
О. Сулейменов пишет, что у него имеются «последователи» среди писателей Казахстана. Возможно, это нацелено на сколачивание диссидентов-националистов.» (Российский государственный архив науки и искусства, ф.5, оп.68, д.420, л.11)
Несмотря на разный «приговор», время вынесло обеим книгам свой вердикт: они стали главами еще ненаписанной истории тюркских народов в их взаимодействии с культурами древнего мира. Историческим произведением правды, где главным сюжетом стало драматическое обретение народами своего самосознания – навстречу себе, узнаваясь в другом.
В 1976 году, в разгар этой идеологической кампании из журнала «Простор» была изъята статья Мурата Ауэзова «Осененный выдохом вечности», посвященная анализу книги. В ней молодой ученый и лидер Движения «Жас тулпар» оставил об «Аз и Я» самые точные слова:
«…Книге суждена большая биография. Не только потому, что долго в памяти потомков будут жить великие литературные произведения древности - шумерский эпос, поэзия древнетюркского каганата, «Слово о полку Игореве», в исследовании и новом прочтении которых уже никто не сможет не считаться с коррективами Сулейменова. Еще остаются борющиеся за свое утверждение национальные культуры и остается проблема восстановления подлинного родства народов мира в масштабах единой истории человечества.».
В 1960-70-80-е годы, благодаря активной деятельности интеллигенции, в национальных республиках происходило осмысление исторического опыта для перехода в состояние активного действия. Это было время осознанной взаимозависимости литературы и нации в диалоге с миром. Время, когда культура воплощала реальные творческие возможности обретения народом своего пути. Литературные произведения тех десятилетий вернули казахской культуре великие имена, несколько доказательных веков и тысячелетий, знанием сблизив биографии народов на дорогах в будущее, подарив им историческую память и право на действие в ХХI веке.
История эта лучше всего отразилась в классической документальной кино-метафоре Бахытжана Канапьянова «Балхашская сага» 1990 года о таинственном шведе Иманте Андерсоне, четверть века прожившем отшельником у Балхаша, и о большой истории, пробужденной волей людей. В ней рассказана судьба человека между двумя эпохами: временем, когда целые народы безвинно «наказывали», переселяя и сокращая – и эпохой осознания ими своего права быть на Земле не жертвами, но творцами будущего.
Так возвращалась к жизни творческая воля и энергия народов, которые после ударов истории с трагическим упорством взращивали поколения выживших, десятилетиями накапливая энергию памяти для рождения новых гениев.
Автором дикторского текста и ведущим фильма был Мурат Ауэзов.
Кино завершается кадрами митинга Международного Антиядерного Движения «Невада-Семипалатинск», остановившего испытания на пяти ядерных полигонах мира. Через это Движение народ обрел себя во взаимодействии с миром, осознав свою сорокалетнюю боль, как общую боль человечества.
«Балхашская сага» документально фиксирует то, как «походы в историю» в 1960-1980-е гг. позволили казахстанцам совершить почти невозможное, воспитав поколение народа, который в момент исторического экстремума поднялся в рост и выступил против всеобщей угрозы жизни на Земле. Этот подвиг народа и его лидеров, достойный наивысших наград, не забудется никогда.
Спустя несколько десятилетий, в одном из последних интервью Мурат Мухтарович произнес: «…У нас есть страшный враг – незнание!»
Непримиримый борец с фрагментарностью сознания, он часто обращал внимание на историческую ловушку непреодоленных культурных разрывов, в которых мы оказались: в первой половине ХХ века такой образовался после трагической коллективизации, седентаризации, голода, исхода и репрессий против первого поколения национальной интеллигенции, а в начале XXI столетия – в результате объяснимого, но непродуманного разрыва с интеллектуальным и культурным опытом казахстанской интеллигенции советского периода.
Сменяются поколения, забываются знания, и в культуре наступают века молчания. Одной из таких непоправимых ошибок стало закрытие, может быть, лучшей за последние 30 лет телепередач – «Сенат аксакалов», выходившей на канале «Хабар». Я и сегодня пересматриваю два десятка тех прекрасных бесед. И понимаю, что для творческих возможностей нации не были использованы 2 последних года жизни Мурата Ауэзова и Торегельды Шорманова, ушедших с разницей в две недели летом 2024 года.
На вопрос – что мы потеряли от этого? – ответят историки будущего.
…В декабре прошлого года Центр сближения культур под эгидой ЮНЕСКО при Министерстве культуры и информации РК провел VI международную конференцию в поддержку культуры знаний на тему «Возрождение читающей нации», собрав ученых, литераторов и дипломатов из стран, осознавших необходимость противостояния реальным факторам, блокирующим процесс развития книжной культуры во всем мире. В ней принял участие и Бахытжан Канапьянов.
Участники конференции поддержали инициативу Центра, выдвинутую совместно с Союзом писателей ТЮРКСОЙ и Институтом литературы и искусства им. М.О.Ауэзова о необходимости возрождения социального и государственного заказа и системы производства и распространения книг с тем, чтобы начать процесс возрождения читающей нации.
Больше 30 лет назад независимость в социальных явлениях распространилась и на книгу, породив в обществе независимость от книги. Следующие десятилетия, убеждены ученые, должны стать временем осознанной взаимозависимости книги и нации.
Думаю, Мурат Мухтарович, много лет возглавлявший Национальную библиотеку, поддержал бы эту идею.
***
…Пятнышко света, которое мы называем жизнью и где греемся на перекрестке между двумя неравномерно черными вечностями, движется со скоростью времени на суд истории, благодаря нашей воле или дрейфуя, согласно безволию. Об эпохе судят по словам и поступкам каждого. Трудно, но необходимо измерять себя эпохой, как писал поэт: «час или минуту только эрой, словно правду слов ничтожных верой…».
Что мы представим на суд истории? Репертуар многообещавших компромиссов или драгоценные осколки истины? Чем отразимся во взглядах и делах современников?
Критики могут по-разному относиться к новым произведениям Бахытжана Мусахановича, но очевидно одно. Среди энергетического потока его жизнетворчества любой критик неизбежно расшибается о великие вещи.
И как ценна его память в эпоху культурного разрыва после антикнижной революции прошедших десятилетий…
История безусловно принадлежит поэту. Бахытжан Канапьянов обживает пространство прошлого, выполняя важную миссию – делая народ и его лидеров живыми героями письменной истории.
Идейное наследие ХХ века и его творцов важно вспомнить и по-настоящему осмыслить сейчас. Именно в горниле подвигов, ошибок и прозрений тех лет рождалась истина, ставшая основой будущего.
Поэтому важно, чтобы новые произведения Бахытжана Канапьянова нашли великого читателя и наполнили нашу культуру знаниями о драматически великом времени.
…Прошлым летом в «Новой газете» были опубликованы воспоминания Олжаса Омаровича об ушедшем друге – Мурате Ауэзове:
«…Наделенный бойцовским характером, при всей своей природной деликатности, он был «невежлив» в поисках истины.
Он остро ощущал, что набор разрозненных, лишенных внутренней взаимосвязи фактов прошлого — еще не история. Подлинная история была для нас под запретом, который мы преодолевали, уходя на недоступные для истории казахов глубины.
Против фрагментарности исторической памяти восстал сын Мухтара Ауэзова и все наше поколение, находившее вопросы в толпе восклицательных знаков официальной пропаганды, главным из которых был и остается «кто мы?»
Я благодарен ему за годы, пройденные вместе…»
Эти слова о Мурате Мухтаровиче говорят о многом. Пусть душа его будет рада. Светлая. Ранимая. Непобедимая.