«Тупо запретили Тиме делать то, чем он жил»

Интервью с невестой Темирлана Енсебека о суде и жизни после него



11 апреля 2025 года Наурызбайский районный суд Алматы вынес приговор создателю сатирического паблика Qaznews24 Темирлана Енсебека. Его признали виновным в разжигании межнациональной розни и назначили ограничение свободы в пять лет, общественные работы и множество запретов. В том числе, лишили возможности дальше публиковать сатирические посты.

Сейчас он живет со своей невестой Марией Кочневой. Она была с ним во время задержания, отвозила ему передачки в СИЗО, участвовала в суде и вела общественную кампанию за освобождение. Енсебеку запрещено общаться со СМИ, но «Медиазоне. Центральная Азия» удалось поговорить с Кочневой о том, как все происходило и как сейчас живет осужденный сатирик.

17 января журналиста и автора сатирического паблика Qaznews24 Темирлана Енсебека задержали у подъезда его дома. Полиция предъявила ему обвинение по уголовной статье «разжигание межнациональной розни», которую многие казахстанские правозащитники считают политической. Формальной причиной преследования стал шуточный пост годичной давности, сопровождавшийся песней «Йоу, орыстар» на высказывания топ-менеджера «Газпром-Медиа» Тины Канделаки.

Процесс над Енсебеком продлился три дня. Суд признал его виновным и назначил 5 лет ограничения свободы, общественные работы и запреты вплоть до ведения общественно-политической деятельности. В тот же день его выпустили из под стражи. 1 мая на странице сатирического паблика появился пост о том, что Енсебек выходит из проекта. Защита планирует обжаловать приговор, апелляцию назначили на 27 мая. Примечательно, что заседание пройдет через ватсап, при этом у Енсебека конфисковали телефон и сначала стороне защиты не было понятно, как он должен принять в нем участие.

МЗ: Расскажите, что происходило во время задержания Темирлана?

МК: Я была во время задержания рядом с Темирланом, потому что, как я уже на суде говорила, мы болели и лежали дома в Алматы. Ранее сотрудники полиции очень долго мне названивали, чтобы вытащить нас из дома под предлогом какого-то старого заявления, которое им нужно передать в архив. На мои ответы, что мы болеем, что я не могу, что у меня еще есть работа они очень настойчиво просили прийти: «Вы же вот тут недалеко живете, что вам стоит прийти быстренько бумагу подписать?», — говорили они. Мы вышли в магазин с Темирланом купить продукты и заодно как раз решила зайти в отдел УП на Мынбаева.

Написала заявление буквально за десять минут, и такая еще думаю: «Я же такое уже писала». Выхожу и слышу со двора кричит Тима: «Обыск, обыск!». Я подбежала, начала все снимать. Я не знаю, кто это был — они не представились, были без формы и сразу начали подбегать ко мне, хватали, пытались забрать телефон и не давали мне снимать. Их было, наверное, 13 человек, двое были в форме. Как я думаю, это были криминалисты, которые снимали. Один позже представился следователем — показал документы. Все остальные просто стояли рядом. Там еще была машина, которая заехала во двор и не давала другим машинам проехать. Еще двое человек наблюдали за нами.

Я боялась, что они могут что-то подкинуть или незаконно проводить обыск, поэтому я все снимала на видео. Скорее всего, из-за этого меня сделали свидетелем по делу, чтобы я не могла никуда передать видео — я подписала бумагу о неразглашении.

У Темирлана был личный обыск на улице. Следователь угрожал, что проведет обыск в квартире — забрал у него ключи, которые были от моей квартиры — я ему отдала их, чтобы он отнес туда продукты. Их не отдавали около шести часов. Когда Тиму посадили и увезли, успел подъехать наш друг Дархан, и мы уже последовали за ними.

МЗ: Как проходили дни Темирлана в СИЗО?

МК: Тиме поначалу было страшно ехать в неизвестность, он думал, что едет в небольшую тюрьму типа СПА на Лобачевском или ИВС при ДП. И только по приезду туда он узнал, что заехал в настоящую тюрьму на 1600 человек.

Больше 10 дней сидел в карантине, говорит, что там ужасные и нечеловеческие условия: на стенах плесень, грибки, везде пыль, грязь, комары, вонь и ужасный холод с окна. В этой камере у него прошел первый жесткий обыск, оказалось — искали телефон. Позже он узнал от сотрудника тюрьмы, что искали именно телефон, потому что в Qaznews24 все еще выходили публикации, и руководству страны это не нравилось.

Потом его перевели в другую камеру, новую, чистую и побеленную с двумя окнами видом на горы. Так как он имел «политический» статус в тюрьме, он был под постоянным наблюдением и контролем со стороны сотрудников СИЗО. Тима не жалуется на условия, а наоборот, говорит из-за политического статуса он там был привилегированным. Он сидел в хорошей, просторной шестиместной камере, его с другими в камере было 4-5 человек максимум. Само СИЗО в то время было переполнено, другие люди сидели по 12-14 человек в восьмиместке, лишние лежали на полу. Он там постоянно ругался и требовал с начальства человеческих условий, и так он получил: электрический обогреватель, телевизор, шкаф, тумбу и другие «человеческие» условия.

В том, что он «политический», никто там не сомневался. Сотрудники тюрьмы сами это подтверждали, так как внимания к Тиме было там предостаточно. Он сидел в «спецпродоле» для контрольных, а иногда начальство само к нему приходило и спрашивало, все ли с ним хорошо и не нуждается ли он в чем-то.

Тима там познакомился с разными людьми: от қаңтарских, до Хасана «Хуторского». Когда у него была возможность с ними поговорить, он расспрашивал их об их делах, а они ему обо всем рассказывали, потому что Тима — журналист, да еще и «политический», ему там все доверяли. Он шутит, что все называли его «Политический», «Журналист» и «Тот, у которого терпила — Токаев».

О том, что его преследование было политически мотивированным, говорит и тот факт, что сразу после приговора на суде Тиму тайно вывезли из тюрьмы сотрудники на личной машине и в городе передали отцу. Сделано это было, чтобы журналисты «не встречали Тиму как национального героя».

И так вот Тима 3 месяца просидел в СИЗО, на время следствия и судебных процессов. Тима был не единственным «политическим», но у других условия содержания куда хуже, так как нет общественного внимания к их делам. Очень жаль, что так.

МЗ: Он открыто говорил о своем биполярном расстройстве, с какими трудностями человек с таким диагнозом сталкивается в изоляторе?

МК: Тима никогда ни от кого не скрывал, что у него биполярное расстройство. При заезде в тюрьму он сразу поставил в известность врача и попросил, чтобы за ним наблюдал психиатр, так как Тима на поддерживающем медикаментозном лечении. Спустя 10 дней карантина тюремный психиатр к нему пришла сама, орала на него, как ненормальная, пыталась спровоцировать, угрожала «Актасом». Потом он ее не видел.

Перед началом судебных процессов его вызывала к себе тюремный психолог в погонах — лейтенант. Она хотела узнать его настрой, провела ему 4-5 тестов, сказала, что у него высокий интеллект и посоветовала бросить журналистику, активизм, политическую сатиру, так как «жалко, что такой умный парень станет жертвой нашей системы». От нее же он потом узнал и дату суда, раньше, чем от родных и адвоката. Тогда он понял, что власти интересуются его психическим состоянием и настроем к суду.



Тиме было нелегко с таким диагнозом в СИЗО, в стрессовых ситуациях его может кинуть в одну из аффективных фаз: маниакальную или депрессивную. По его словам, в тюрьме у него были симптомы маниакальной фазы, он их затушил своими лекарствами, которые мы ему передавали. У Тимы уже есть опыт, он знает свои симптомы и своевременно их снимает.

Лекарства мы ему передавали вместе с копией рецепта от его лечащего врача. Но есть сложности с тем, что лекарства можно передавать только по понедельникам, средам и пятницам с 10:00 до 11:00 и там всегда в это время огромная очередь.

МЗ: Расскажите о том, как организовывались передачи Темирлану? Какие особенности передачи вещей для арестантов?

МК: Мы приезжали к Темирлану вместе с его отцом на машине. В семь утра мы уже выезжали из дома, чтобы в 9:30 можно было занять очередь и передать продукты. Или после обеда, к 2:30. Сначала очереди были не такие большие, где-то 150-180 человек, но в течение трех месяцев увеличились до 230.

Там нужно купить или взять с собой два синих пакета, обязательно два, чтобы они не порвались во время передачи. Можно было передавать какую-то горячую еду, сладости, шоколадки, конфеты, сгущенку, хлеб, какие-то личные вещи, вещи на стирку. Постельное белье туда можно только чисто белое, без рисунков, без полосочек, без ничего. Все необходимое мы передавали Темирлану с самого начала.

Но в очереди можно было стоять по 4-5 часов — люди занимают очередь с ночи, некоторые дежурят, охраняют списки. Там есть списки, куда записываются и потом по ним люди самоорганизуются и передают передачки. Поэтому, если выезжаешь в семь утра, то в город домой можешь вернуться в 13:30, в два. Если выезжаешь после обеда, то в пять-шесть доезжаешь до города — очень много времени уходило для того, чтобы передавать что-то.

Отец Темирлана заходил на свидания. Каждый раз я узнавала, какое у него настроение, как он себя чувствует и, в общем, что ему необходимо.

МЗ: Вы знаете как проходило участие Темирлана на заседаниях суда?

МК: Мы все видели, как проходило участие Темирлана в заседаниях — это был какой-то цирк и сюр. Изначально в Первом Алмалинском суде нам разрешили открытый процесс и сказали, что Темирлана обязательно привезут. У нас была бумага, но ни разу ни на один суд он не приехал и все время участвовал онлайн. И это говорит о том, что власти просто боялись привозить его, потому что много людей приходило и требовало открытого справедливого суда, в том числе и я — за это увезли, оштрафовали, хотя ничего такого незаконного мы не делали. Мы просто требовали, чтобы нас допустили к суду и хотели смотреть, следить за процессом.

МЗ: Как изменилась ваша жизнь в связи с этой ситуацией? Что вы чувствовали после оглашения приговора и как чувствуете себя сейчас?

МК: Если честно, в связи с этой ситуацией действительно многое изменилось в моей жизни. Для меня это было сложно — после сталкинга и избиения я боялась что-либо публиковать о своей личной жизни. Но эта ситуация, я считаю, помогла мне перебороть страхи и бороться дальше для того, чтобы справедливость восторжествовала. Я начала рассказывать об этом деле в соцсетях, показывать какие-то личные отношения, говорить о том — кто мы, кто Темирлан как человек и чем он занимался. Многие люди узнали об этом, многие писали мне, я со многими общалась, меня поддерживали, и я поняла, что мы не одни в этом всем, что это не только наша проблема, но в целом общественно важная проблема, которая важна для людей. Важно было увидеть, как работает наша система правосудия.

Изначально я просто ужасно себя чувствовала, было страшно, непонятно, что будет. Я и ребята, друзья Темирлана, не могли поначалу даже нормально спать. Постоянно следили за тем, что происходит, что можно сделать. Но со временем постепенно мы тоже самоорганизовались и начали нашу борьбу за справедливость, за то, чтобы Темирлана выпустили.

Когда проходили пикеты в его поддержку, флешмобы, это меня очень вдохновило и появилась надежда на то, что все-таки мы можем что-то сделать как гражданское общество.

Когда прокурор запросил пять лет ограничения свободы, то мы сразу поняли, что Темирлана отпустят из СИЗО, но все-таки пять лет ограничения и все, что перечислил судья, для нас было слишком много. И как мы уже знаем, туда собрали все запреты и ограничения предшественников Темирлана по этой же статье. То есть это также люди, занимающиеся какой-то политической деятельностью, и все запреты, которые были у них, собрались в одном приговоре для Темирлана.

В Казахстане не редки случаи, когда гражданам, занимавшимся общественной, активисткой или политической деятельностью назначали подобные запреты.

Так, например, после «земельных» протестов 2016 года, на скамье подсудимых оказался атырауский активист Макс Бокаев. Его приговорили к пяти годам колонии по статьям «разжигание социальной розни», «распространение ложной информации» и «нарушение законодательства о митингах». После выхода на свободу в 2021-м суд назначил Бокаеву три года административного надзора и запретил заниматься общественной деятельностью, высказываться на общественно-политические темы в соцсетях, СМИ, на улице и площадях. Также он был ограничен в выезде из Атырау — ему необходимо получать письменные разрешения. В прошлом году активист участвовал в эфире дискуссионного клуба, после которого ему продлили надзор еще на полтора года.

В 2021 году суд Медеуского района Алматы назначил активисту Альнуру Ильяшеву три года ограничения свободы за распространение заведомо ложной информации. Ильяшев публиковал критически посты в отношении партии Nur Otan. Приговор также дополнялся запретом на общественно-политическую деятельность и профессии. Последнее активист смог опротестовать.

Другому казахстанскому политику и основателю незарегистрированной «Демократической партии Казахстана» Жанболату Мамаю, осужденному в 2023 году за оскорбление представителя власти, распространение заведомо ложной информации и организация массовых беспорядков, запретили заниматься общественно-политической деятельностью, а также установили еще десяток разных запретов, включая запрет преподавать, писать и публиковать книги.

Сначала мы думали, что, возможно, судья даст меньший срок с меньшими ограничениями, но нет, она удовлетворила полностью запрос прокурора и все равно это очень несправедливо. «Как так, за что, почему?», — меня просто переполняло чувство несправедливости. И когда закончилось заседание, мы кричали «позор», потому что это действительно позор, как работает наша власть и как она боится людей, которые могут говорить, которые не согласны. Мы не ожидали таких жестких и строгих мер.

Список ограничений, которые суд назначил Енсебеку:

- организация, проведение и участие в различных конференциях, дебатах, телемостах, телепередачах, круглых столах, семинарах и иных публичных мероприятиях, в том числе в средствах массовой информации, в социальных сетях и других сетях телекоммуникаций;

- организация, проведение и участие в различных собраниях и сходах граждан, за исключением поминальных мероприятий;

- организация, проведение и участие в забастовках;

- организация, проведение и участие в мирных собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях;

- членство и участие в деятельности общественных организаций, в том числе политических партий, религиозных организаций, общественных движений, профессиональных союзов, саморегулируемых организаций, основанных на добровольном членстве и участии;

- создание и участие в деятельности некоммерческих организаций, получение грантов в рамках этой деятельности;

- организация и участие в спонсорской деятельности по оказанию благотворительной и иной помощи;

- организация и участие в волонтерской деятельности;

- инициирование, поддержание, подписание или присоединение к различным петициям;

- создание и участие в деятельности масс-медиа или онлайн-платформ, в том числе в качестве журналиста или блогера;

- публикация, выход в эфир, распространение в масс-медиа, онлайн-платформах и других сетях телекоммуникаций публикаций и репортажей, интервью, рекомендаций, позиций, мнений и иных различных видеоматериалов по социально-экономическим, общественно-политическим тематикам;

- проведение тренингов в качестве коуча, модератора, лектора и так далее по гражданским правам, организуемых неправительственными некоммерческими организациями в форме оффлайн-встреч и онлайн без выхода на общее обозрение;

- дача интервью разным масс-медиа, блогерам, YouTube-каналам, телевидению и так далее;

- выход на онлайн-платформах по другим темам, не касающимся общественно-политической и публицистической деятельности;

- занятие правозащитной деятельностью, иной общественно-политической деятельностью, путем выполнения работ и оказания услуг.

Сейчас мы надеемся на апелляцию, мы надеемся, что хоть что-то мы из этого приговора сможем убрать, потому что он абсолютно не соответствует тому, что сделал Темирлан. То есть обычно ограничения применяют, которые связаны с преступлением в кавычках, так сказать. Как я читала, например, педофилу запрещают приближаться к детям, если супруг бьет жену, ему запрещают к ней приближаться. Но у Темирлана такие запреты, как, например, на общественную, политическую деятельность. Даже защищать права он не может. Хотя, если он оскорбил какую-то нацию, ограничения должны быть связаны с этим — его якобы окрестили «русофобом» и еще кем-то. Ну хорошо, пусть он, например, не может приближаться к православным церквям — но не вот это все, что перечислили в приговоре. Это показывает только то, чего боялись власти именно от него, и поэтому запретили, хотя прикрывались тем, что защищают людей от преступления «против мира и безопасности человечества». И тупо запретили Темирлану делать то, чем он жил, чем он занимался и, как «кость в горле» стоял у государства.



МЗ: Как себя чувствует Темирлан и чем он сейчас занимается? Какие планы у него теперь после приговора?

МК: Сейчас у нас все хорошо. Мы пока ждем, как пройдет апелляция, и как приговор вступит в силу после этого. И готовимся к тому, что Темирлану предстоит отбывать срок. Мы получаем психологическую помощь и занимаемся своим морально-психологическим состоянием для того, чтобы пройти вместе эту ситуацию, быть сильными, не отчаиваться и держаться друг друга. Потому что сила она, действительно, в единстве, в правде. Мы понимаем это и понимаем, что нам помогла именно эта сплоченность, сплоченность на каких-то вот общих ценностях. И я думаю, что показывать это людям полезно. Чтобы люди не отчаивались, не думали, что ничего нельзя сделать, как многие у нас считают, и не боялись отстаивать свои права.

Мы недавно переехали в его квартиру в новостройке, проводим чаще всего время дома и в гостях у друзей.

Темирлан сейчас читает книжки, сейчас это книга Мустафы Шокая «Туркестан под властью советов», готовит обеды и ужины, смотрит сериалы, кино, играет в PS5, настольные игры, часто гуляет.

Сейчас мы с Темирланом очень рады, счастливы, что мы вместе. Остальное уже не так важно. Мы прошли уже через многое, и мы просто наслаждаемся этой свободой — что мы вместе можем делать вещи, которые мы любим. Мы очень рады и будем строить семью, как и хотели.

Насчет работы или какой-либо деятельности ничего пока не могу сказать, потому что мы и сами ничего не знаем. Это уже будет видно все после апелляции. Темирлан уже сообщил, что ушел из Qaznews24 и теперь не имеет к нему никакого отношения.