Пайғамбар
- Подробности
- 1699
- 02.11.2025
- Олжас СУЛЕЙМЕНОВ. Поэт, директор Международного Центра сближения культур под эгидой ЮНЕСКО. Журнал «Абай», сентябрь 1987 г.
Сейчас самое время напомнить читателям, какое значение имеет для всех нас фамилия Ауэзов
15 октября в Алма-Ате открылась библиотека имени Мухтара Ауэзова. Приветствуя такое важное событие, мы огорчены, что одновременно с этим был закрыт кабинет Ауэзовых в Национальной библиотеке Республики Казахстан. Кабинет, десятилетиями выполнявший не просто мемориальную функцию, но давно ставший одним из символов этой библиотеки. Местом, где хранилось и работало культурное наследие великой фамилии.
Биография Ауэзовых – это история нашего народа в ХХ веке. Мухтар Ауэзов – единственный творец казахской культуры, переживший эпоху, когда лучших сыновей народа уничтожали доносами (привычка, от которой сих пор не можем избавиться).
Этот трагический период нашей истории длился до самой смерти Сталина. Казахстан тогда превратился в большой испытательный полигон – в те годы испытывали не только атомные бомбы, но и целые народы. Многие прошли через наши степи. Ссыльные народы, уничтожаемые народы. Уцелевшие закалились. Но почти всех сколько-нибудь значимых литераторов, лингвистов, деятелей политики и культуры расстреляли. Имена тех людей мы вспоминаем, осознавая потерянные возможности их прерванных биографий.
Среди них чудом уцелел Мухтар Ауэзов. Неслучайно его товарищи погибли, а он как пайғамбар остался, чтобы помочь нашему народу наконец обрести себя.
…Недавно мне принесли архивную запись 1987 года. Запись моего выступления на праздновании 90-летия Мухтара Ауэзова в Москве и Алма-Ате. Я помню непростую атмосферу того времени и особое значение произносимых тогда слов. Особенно запомнилась реакция Колбина, во время моего выступления несколько раз, от волнения, покидавшего зал.
Думаю, сейчас самое время напомнить читателям (не только Национальной библиотеки) историю тех лет и значение, которое фамилия Ауэзов имеет для всех нас.
Олжас Сулейменов
Поэт, первый секретарь Союза писателей Казахстана,
депутат Верховного Совета СССР
СЛОВО О МУХТАРЕ АУЭЗОВЕ
(Доклад на праздновании 90-летнего юбилея писателя)
Дорогие товарищи, прежде всего, разрешите от имени Союза писателей Казахстана поблагодарить вас, собравшихся почтить память Мухтара Омархановича Ауэзова.
В этот год любое заметное событие в культурной жизни республики и страны проходит в условиях нелегкого процесса революционного возрождения. Это придает особую тональность нашему сегодняшнему разговору. Камертонный зачин на конференции по творчеству Ауэзова, состоявшийся на днях в Академии наук КазССР, ученым удалось избежать привычной келейной парадности, выступления носили деловой и откровенно-исповедальный характер. Есть биографии, в которых отражены пути развития общества во всей диалектической сложности. Судьба Ауэзова – человеческая и творческая помогает нам понять – что же происходило с казахской литературой в этом столетии. Прослеживая линию его жизни, мы имеем возможность вглядеться в общее прошлое, увидеть то, что раньше не замечалось.
Такие судьбы прибавляют народу зоркости, освежая чувство справедливости.
Ауэзов отметил свое 60-летие в 57 году, был награжден Орденом Ленина, слушал о себе впервые так официально, изобильно льющиеся слова величания. Это был миг торжества и смущения Ауэзова. К тому времени он завершил свою главную книгу, благодаря которой термин «Казахская литература» стал выражать в стране и мире вполне осязаемое, реальное понятие. Роман расходился по языкам, набирал силу и к имени автора прибавлялись все новые, все более возвышенные эпитеты.
70-летие отмечали уже без него. И в докладах оценки труда и таланта писатели не опускались ниже определения – выдающийся.
К 80-летию он называется великим, впервые после Абая. Эти высокие, заочные определения, словно компенсация за те ярлыки, которые сопровождали его почти до самой смерти. Словно одному достался весь объем славы, отпущенный первому поколению интеллигенции советского Казахстана.
К нынешней дате тонус эпитетов заметно понизился. Во вчерашнем номере «Казправды» читаю заголовок «Большой писатель и ученый». Выразилась ли в этой трансформации более трезвая оценка творчества или, вероятней, сказывается наша общая реакция на эйфорическую чрезмерность выражений прошлого десятилетия, когда слишком много и во всех сферах обнаруживалось необыкновенного, замечательного и великого. Но думаю, что народное отношение к Ауэзову уже не зависит от газетных определений.
С годами имя истинного художника вообще избавляется от титулатуры, а на Востоке даже от фамилий. Мы говорим просто: Абай, Хайям – без сложных фигуральных конструкций, поддерживающих имя на должной высоте. Светильники еще нуждаются в подпорках. Светило уже обходится без них.
Но, прежде чем взойти и утвердиться на небосклоне национальной культуры, алмазно-хрупкий источник света должен проявлять и алмазную твердость, ибо он на своем пути входит в столкновение с антрацитовой темнотой наших сознаний. И, просвещая, гибнет или, просветляя, восходит в бессмертие. Об этом говорит нам судьба Мухтара.
Мухтар Ауэзов родился в самом конце прошлого столетия, названного веком науки. Время возрождения человеческого достоинства в планетарном масштабе. Лишь воспитывая свободного человека с просветленным сознанием, человечество может достичь подлинной независимости и бессмертия. Эта идея сформулирована в XIX веке. Она легла в основу всех прогрессивных учений и добрых идеалистических утопий, программирующих будущее. Искры из интеллектуального костра, бушевавшего в западном полушарии, в центрах России, достигали и национальных окраин. Мы, к сожалению, по-настоящему не изучали XIX век Казахстана. Набор разрозненных, лишенных внутренней взаимосвязи фактов, увы, еще не история.
Дореволюционный Казахстан, как и любая другая провинция империи, был, естественно, включен не только в хозяйственную, но и в культурно-политическую орбиту России. Что нам известно о казахской интеллигенции прошлого столетия? Одиноко заметны только 3 фигуры просветителей: Чокан, Ибрай, Абай. И эти имена мы узнали, во многом, благодаря стараниям Ауэзова. Исследователи привыкли рассматривать их изолированно, вне связи с природной средой. Этакие горные пики, одиноко торчащие в голой, плоской степи. В природе такого не бывает. Хан-Тенгри возможен только в системе, где есть вершины самых разных степеней, подготавливающих взлет семитысячника.
Писатель Галым Ахметов, ныне продолжая традицию Ауэзова, проводит годы в архивах страны. Он восстановил несколько сотен имен казахов, получивших до революции высшее образование в институтах и университетах России. Подчеркиваю: не Академия наук, не работники институтов, входящих в систему Минвуза и Минпроса, а писатель-энтузиаст, ему сейчас более 80 лет, занимается этой работой.
Хотел сказать - на свой страх и риск, но подумал: какой-такой страх и риск должны испытывать ученые, восстанавливая факты культурного влияния демократической России на казахское общество? Высшее и среднее специальное образование получали, как ни парадоксально, в основном, представители низших слоев казахского населения. По утвержденному колониальной администрацией порядку, местная знать обязана была отряжать в военные и светские учебные заведения своих отпрысков. Но чадолюбивые отцы степи чаще всего вместо своих сыновей направляли учиться детей батраков, большей частью из них формировалась степная интеллигенция. Первые инженеры, юристы, врачи, ветеринары, возвращаясь в родные края, приносили с собой демократическую атмосферу, которой была насыщена среда российского студенчества. И через них вольнолюбивые стихи Пушкина и Лермонтова, идеи Чернышевского и других рыцарей свободы находили отзвук и в степной крае, формировали демократическое сознание. Они не могли не выступать проводниками передовой русской культуры. Возможно, были среди них и реакционеры, но ведь далеко не все.
Игнорируя этот аспект, мы резко обеднили картину духовного взаимодействия народов в прошлом. Изречения Чокана, Абая и Ибрая о животворящей роли русской культуры, по-видимому, только реплики из того многоголосого хора, услышать который нам помешало наше политическое невежество.
…И в ХХ веке судьба Казахстана в главном повторяла судьбу России. 1905-й год и в степи всколыхнул сознание. После репрессий наступило ослабление режима.
Вслед за Россией и на окраинах возникают легальные партии буржуазно-демократического толка. Пора, наконец, ученым разобраться в какофонии политической жизни предреволюционного Казахстана и определить научное, а не только юридическое отношение к идеологическим направлениям «Алаш», «Уш жуз» и другим. Рассматривая их не обособленно, но в связи с общеполитической жизнью российского государства. При определении этих дореволюционных партий мы еще пользуемся оценками сталинского периода, трагическая односторонность которого горько сказалась на судьбе отдельных личностей и народов нашей страны. Нужно внести объективную ясность в понимание того сложного времени. Необходимо хотя бы потому, что в принадлежности к буржуазно-демократическим партиям обвинялась практически вся творческая и техническая интеллигенция Казахстана, начиная с 20-х и до 50-х годов. Из той плеяды ученых и писателей, чей талант раскрылся сразу после Октябрьской революции, уцелел только Мухтар Ауэзов.
История казахской литературы представляет собой пунктирную линию, отсутствуют целые периоды развития. Прерывать времен связующую нить живую – значит, пересекать кровеносный сосуд, который питает общественное сознание. Замалчивание, извращение правды прошлого – одна из причин тех уродливых проявлений в общественной жизни, свидетелями которых мы были.
Мухтар Ауэзов – фигура возрожденческого масштаба. Такие проявляют себя во многих областях духовной жизни общества, они влияют на всю культуру в целом. Задачи революционного возрождения побуждают их быть и учеными, и писателями, и общественными деятелями.
Ауэзов – первый профессиональный драматург, первый режиссер и организатор театра, в числе первых журналистов и прозаиков, первый литературовед, даже игрок первой футбольной команды, организованной в Казахстане.
У каждого писателя есть своя стержневая тема. Ауэзов определил ее для себя в самом начале пути – это Абай. Юный Мухтар узнавал грамоту по рукописным сборникам стихов Абая, с детства впитал мощь его поэтического мира и потом все отпущенное время посвятил изучению, пропаганде и защите творчества своего учителя.
Сейчас мы вполне допускаем, что нынешнее поколение читателей могли и не узнать Абая, если бы не настойчивость Ауэзова. Летом 1917-го года двадцатилетний Ауэзов создает научно-популярный журнал для молодежи по названием «Абай». Он и редактор, и автор этого издания. Почти в каждом номере его статьи на самые разные темы науки, политики, искусства и о творчестве Абая. В 23-м году выпускает монографию «История казахской литературы», где значительное место отводится Абаю. Этот труд был очень популярен и формирует общественное отношение к Абаю, как к общенациональному поэту. Двадцатые годы в истории русской и советской литературы довольно хорошо изучены. Разные соревнующиеся направления, рассвет школ, новаторская эстетика Маяковского, народность поэзии Есенина, десятки ярчайших имен.
Двадцатые годы в национальных республиках были столь же наполнены творческим горением. И Казахстан – не исключение. И здесь проявились яркие таланты, но об этом мы теперь можем судить лишь по отрывочным сведениям. В официальной же истории нашей – это десятилетия вырванных страниц.
Краткий период свободного творчества заканчивается в 1927-28 годах. Республиканские газеты того времени читаешь со стесненным сердцем. Вот отрывок из характерной публикации: «Мы можем без особых затруднений определить абаевскую философию как конгломерат разновидностей обычной, буржуазной, идеалистической философии с преобладанием теологии. На 11-м году нашей революции этот буржуазный хлам без всякой критики преподносится молодой казахской общественности, как истинно материалистическая философия на казахский лад. Мы считаем, что одна из первоочередных задач партийной организации Казахстана на идеологическом фронте состоит в том, чтобы покончить с абаизмом, как обычным буржуазным хламом. Поэтому в кратчайший срок необходимо мобилизовать все культурные силы партийно-советской общественности Казахстана против учений Абая и его современных единомышленников» («Советская степь», 2 августа 1928 года, автор курировал в ЦК Компартии Казахстана идеологию).
После такой критики имя Абая было изъято из печати, и чтение его стихов каралось тюрьмой и ссылкой. Казахстану хронически не везло на своих идеологов. У нас сегодня есть право и все основания с горечью признать, что местные идеологические вожаки за редкими исключениями были невежественными политиками. Их естественный дальтонизм категорически упрощал многоцветье мира культуры. Эта, до конца не разоблаченная традиция, еще имеет тенденцию к продолжению.
И в русской культуре новое утверждалось в борьбе с реакционным прошлым. Но разобрались, что не все новое – прогрессивно и не все старое – устаревшее. В диспутах с леваками, требовавшими забыть Пушкина и Толстого, приходилось участвовать и Ленину. На одном из молодежных собраний он признался, что Пушкин ему ближе, чем Маяковский, но после такого заявления Маяковского ведь не запретили. И даже в трудные 30-е его называли талантливейшим поэтом нашей эпохи, несмотря на то, что он писал стихи, посвященные Рыкову и Бухарину.
Один из парадоксов сталинского режима: в кровавом круговороте 30-х не были репрессированы самые известные русские писатели. В период, проходивший под лозунгом «незаменимых людей нет!», - все же поняли, что нельзя заменить никем Горького, Шолохова, Федина, Пастернака, Фадеева, Твардовского, Тихонова, Всеволода Иванова, Булгакова, Анну Ахматову.
Но далеко от столицы в национальных республиках писателей не берегли. Сейчас журнал «Дружба народов» запросил из каждой республики списки имен литераторов, пострадавших в период культа личности. И можно не сомневаться, что самый большой перечень представит наша писательская организация.
В 1932-м году Ауэзов выходит из заключения. Освобождение далось ему ценой публичного покаяния в газете, которая уже называлась «Казахстанская правда». В этой статье Ауэзов отказывается от лучших своих произведений «Енлик-Кебек», «Кок-Серек» и «Лихая година». Он, по сути, отрекается от всего себя, но Абая не предает. Можно себе представить, каких усилий, какой политической ловкости потребовала от него работа по изданию в 1933-м году первого двухтомного собрания сочинений поэта. В 37-м году в стране отмечалась важная литературная дата – 100-летие со дня смерти Пушкина. В Алма-Ате проводился школьный конкурс на лучшее исполнение стихотворения Лермонтова «На смерть поэта». Мне об этом рассказывал сын Беимбета Майлина, которому тогда было 13 лет. Он участвовал в этом конкурсе, занял какое-то место. И в эти дни, проклиная царизм, убивали поэтов, учеников и продолжателей Пушкина. И можно удивляться, как тогда уцелел Мухтар Ауэзов. Как сохранились Сабит Муканов, Габит Мусрепов и Габиден Мустафин.
Читаем в «Казахстанской правде», сентябрь 1937 года: «Разве может Сабит Муканов, нынешний председатель Союза писателей, не прикрывать Сейфуллина, когда сам Муканов выступает в роли глашатая и рупора буржуазного национализма. Он выступает на сей раз в роли редактора контрреволюционных, националистических книжонок, автором предисловия к сборнику пропитанных контрреволюционным национализмом рассказов, написанных Ауэзовым, когда он был видным деятелем и идеологом «Алаш-Орды»…» и так далее, и тому подобное.
Уже создан Союз писателей СССР. Фадеев не всех в состоянии спасти, но Ауэзова и Муканова выручает. Мухтар Омарханович продолжает воскрешать Абая, именно в 37-м написаны первые страницы будущего романа-эпопеи. Глава, посвященная переводу письма Татьяны Онегину. В 42-м году издается первый том, в 47-м – вторая книга; Сталинская премия I степени, он первый писатель – действительный член Академии наук КазССР. Но и эта золотая броня не может защитить Ауэзова от местных янычаров. Непотопляемость Мухтара выводит их из себя. Когда мы говорим о том, как поддерживал Ауэзов своих молодых коллег, помогал им выйти на широкую дорогу международного признания, имея в виду и Чингиза Айтматова, Расула Гамзатова и Мустая Карима, мы не забываем об опыте дружбы Мухтара с Фадеевым, Тихоновым, Соболевым, Всеволодом Ивановым. Они не просто поддерживали своего казахского собрата, они попросту спасали его в те годы.
В 51-м году новая волна газетных атак. Обвинения все те же. Певец феодализма, буржуазный националист, идеолог Алаш-Орды. Время идет, в мире произошли великие перемены, а у нас ничего не меняется. Даже формулировки и методы. Заготовлен ордер на арест академиков Сатпаева и Ауэзова. Геолога Сатпаева трудно обвинить в пристрастии к феодализму, и потому фабрикуется уголовное дело о растрате и хищении материальных средств. Оба тайно уезжают в Москву. Фадеев и Тихонов идут, как говорится, на самый верх. Ауэзов остается в Москве, преподает в МГУ литературу народов СССР. Сатпаев заведует кафедрой рудных ископаемых.
В 54-м году, выступая в оперном театре на Съезде писателей Казахстана, первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, с присущей ему прямотой говорил, обращаясь к бывшим руководителям печати и науки:
«Социализм остро нуждается в талантах, вы обязаны были искать и поднимать одаренных людей, настраивать на службу советской власти. А вы – то немногое, что имели, обливали грязью, выводили из строя, замахиваясь на них, вы били по будущему народа…».
И обычно невозмутимый Сатпаев, сидя в зале, не сдержался, закрыл лицо руками. Плакали вдовы тех, кто в 1930-м, 37-м, 52-м ушел и не вернулся.
Ауэзов, наконец, впервые получил возможность спокойно работать. Завершить свой гигантский труд, который в 59-м году был удостоен Ленинской премии. Через два года его не стало. Он сделал меньше, чем обещал его талант, но он поднял, воскресил и утвердил в сознании миллионов великого поэта Абая. И поднимая его, не как одинокую фигуру, а всеми корнями ушедшую в толщу народной культуры, поднял, подвигнул на новую ступень сознания свою молодую нацию.
И не только казахскую. Чингиз Айтматов сказал о романе так: «…Это вклад всех тюркоязычных, в том числе и в прошлом кочевых народов. Эпопея «Абай» - это наша художественная и социальная энциклопедия, наш общий мандат, наш отчет за все прожитые времена на обширнейшем Евразийском пространстве. Чтобы обозревать мир, чтобы быть видными для других, чтобы перекликаться, провозглашая достоинство человеческого духа, надо иметь такие высоты, такие вершины, как Мухтар Ауэзов. С высоты Мухтара Ауэзова мы судим о себе и общаемся с другими народами».
И эта обретенная нами высота позволяет ныне спокойно и пристально вглядеться в недавнее прошлое, увидеть события и фигуры действующих лиц в объективных масштабах, не гиперболизируя, но и не уменьшая. Поднимая Абая, возвышая сознание народа, Мухтар Ауэзов поднял в глазах мира и себя. Не это ли лучший, самый гуманный способ роста, поднимая, а не затаптывая других. Любой другой метод доказал неоднократно свою бесперспективность в жизненном опыте личностей, народов и империй. Только вместе, поддерживая и возвышая друг друга, восходим и сами на свою высоту.
И я надеюсь, что к 100-летию Ауэзова в докладах будут названы, наряду с ныне славными именами и другие, пока неизвестные миру вершины, возрожденные и рожденные нашим временем. С тех пиков мы увидим – чего достигли за последнее десятилетия трудного века в откровенном и честном сотрудничестве с братскими народами нашей земли. И я желаю всем, здесь присутствующим, принять участие в будущем столетнем юбилее великого писателя – Мухтара Ауэзова.