Деньги — ментальные спутники человека
- Подробности
- 4240
- 08.01.2014
- Петр СВОИК, экономист, кандидат технических наук
Мировой кризис и деньги: размышления на фоне новогодней вечности
(Окончание. Начало в №51 от 26.12.2013 г.)
Рынок ценных бумаг
При том, что эмитентами акций, облигаций и других «ценных бумаг» были в основном не банки, именно банки следует считать и творцами, и движущей силой фондового рынка. Поскольку сам этот рынок, не нужный в принципе материальному производству, чрезвычайно выгоден коммерческим производителям денег – как дополнительный (а по ходу развития рынка превращающийся в основной, затем – в доминирующий, затем – в подавляющий) потребитель их «продукции» и мультипликатор эмиссионной прибыли. Соответственно, все новые продукты на бумажном рынке появлялись и множились именно постольку, поскольку если и не выдумывались самими банками, то охотно ими кредитовались.
Более того, по мере разрастания фондового рынка он из вспомогательного для коммерческой банковской деятельности превращался – и с точки зрения реальных экономических механизмов, и в экономической теории, и в ментальном восприятии рынка его участниками – в нечто самодостаточное и первичное, в чем реальная экономика якобы нуждается, и без чего она существовать не может.
То есть телега не только постепенно оказалась впереди лошади, но и… на самом деле потащила ее за собой...
Так, рынок «ценных бумаг» стал не просто частью механизма регулирования объемов и процентных ставок собственно денежного депозитно-кредитного процесса, но и главной рабочей частью этого механизма. Например, ФРС США регулирование так называемой эффективной ставки, от которой и отсчитывается фактическая стоимость кредитования банками экономики, осуществляет не напрямую, а через активную скупку-продажу на межбанковском рынке федеральных и иных заемных бумаг. Тогда как собственно ставка рефинансирования играет лишь вспомогательную роль, и к получению кредитов непосредственно у ФРС коммерческие банки прибегают лишь в исключительных случаях.
Таким исключительным случаем стал и нынешний мировой кризис: с его началом ФРС, скупая долговые бумаги тех же США и ипотечных компаний, уже шестой год наполняет мировую экономику все новой и новой «ликвидностью».
Опять же, фондовый рынок приобрел как бы самостоятельное значение и в качестве рынка денежного. Возник механизм секьюритизации – привлечения финансирования путем выпуска ценных бумаг, обеспеченных, в свою очередь, активами, приносящими стабильный денежный доход. Либо просто эмиссии тех или иных заемных бумаг, размещаемых на фондовом рынке в обмен на деньги «инвесторов».
Все это можно делать, не обращаясь в банки, поскольку бумажный и даже электронный оборот «инструментов» осуществляется, в отличие от оборота денежного «безнала», не только в банках.
Но привлечение денег с фондового рынка есть на самом деле опосредованное использование того же банковского кредита – поскольку сам бумажный рынок денежно привязан только к банкам. Банки и фондовый рынок – это симбиоз, размножающийся методом взаимного «оплодотворения» через операции прямого и обратного РЕПО – получение денег в обмен на «ценные бумаги» и покупка «ценных бумаг» за деньги. Транзакции такого вида – перегонка денежного «безнала» в «бумажный» или электронный и обратно – осуществляются по всему миру непрерывно. И в объемах, на два порядка превосходящих материальные обороты товаров и услуг на всем мировом рынке. Результатом же всей такой «плодотворной торговли» является дополнительный рост… денежной и бумажной массы.
И в силу всего этого, по причинам отнюдь не мистическим, а чисто технологическим, рынок денег и «ценных бумаг» обязан… обрушиваться.
Физическая природа рынка реальных товаров и услуг такова, что все производимые на нем ценности… исчезают. Услуги – сразу по их оказанию, товары же – какие-то тоже почти сразу после производства, другие – спустя срок, на который рассчитано их использование, капитальные сооружения – через многие десятилетия или даже столетия. Но все исчезает и все требует замены – на лучшее и большее. А потому суть рынка товарного – постоянно наращиваемое производство, восполняющее, соответственно, растущее потребление.
Деньги же, обслуживающие рынок непрерывно потребляемых и воспроизводимых физических товаров и услуг, в накапливаемой своей массе не расходуются и не исчезают. Это касается как безналичной денежной массы, то есть накапливаемой суммы записей на банковских счетах, так и наличных денег – изношенные купюры перепечатываются, общий же объем только возрастает. Такова всего лишь утвердившаяся на практике (и в общепринятой теории) ростовщическая банковская технология, далеко не единственная из всех возможных. Но безальтернативная не только с точки зрения применения ее практически во всем мире, но и укорененная в науке и общественном сознании как «естественная» и единственная.
В силу же самой такой технологии «производство» новых денег для материального рынка сдерживается физической невозможностью слишком быстрого роста этого рынка, – даже кролики плодятся много медленнее, чем способны «наплодить» денег банки.
Скорость пополнения денежной массой рынка материальных товаров-услуг не должна слишком обгонять прирост ВВП, во избежание обесценивания самих денег. С другой же стороны, наличие прироста как такового, хотя бы на 3–5% в год, жизненно важно для экономики ростовщического типа.
Рецессия, то есть, казалось бы, нормальное положение для налаженного рынка в благополучной стране, когда производство и потребление держатся на одном уровне – не растут и не снижаются, недопустима именно для такой кредитно-ростовщической модели банкинга. Устойчивость не растущего рынка – есть потеря устойчивости обслуживающей его системы коммерческих банков. Вот почему финансовые эксперты и экономические аналитики всего мира с таким вниманием и трепетом относятся к прогнозам и фактическим данным по динамике ВВП ведущих стран и общемировому показателю.
Любая экономика, работающая по такой модели и не имеющая процентного прироста ВВП (за счет действительно нужных населению товаров, либо нужных только биржевым спекулянтам продуктов – это как раз непринципиально), превышающего хотя бы минимальную ставку рефинансирования, – принципиально обречена. Коммерческий банковский цикл в ней не сможет воспроизводить сам себя, остановится и остановит экономическую жизнь. Такова, собственно говоря, заложенная в ростовщический банкинг технология.
Но, повторим, даже и при вполне благополучной ситуации с ВВП «производственные мощности» банковской системы зажаты на реальном товарном рынке коридором в считанные проценты. На взгляд коммерческого банкира – они попросту простаивают!
Вот почему и потребовался рынок «ценных бумаг».
Он потребовался потому, что его природа как раз обратна рынку материальному – никакой «товар» на этом рынке… не исчезает. Поскольку не потребляется. «Ценные бумаги» на этом рынке выкупаются и выпускаются вновь, всякий раз воспроизводя себя же, в наращенном процентами доходности объеме. Либо множатся дополнительными эмиссиями, либо выходят в виде все новых и новых «инструментов».
Такой рынок идеальный объект для «накачивания» его тоже не исчезающими новыми деньгами – лишь бы наращивались бумажные и даже безбумажные, в виде электронных записей, объемы. Почему он и получил столь гигантское развитие – в сотни раз превышающее по оборотам рынок реальных товаров.
Но…
Как не может быть вечным даже самое капитальное здание, так не может не быть конца и у самой долгосрочной бумаги. Причем если на месте отработавшей свое каменной постройки всегда можно возвести новую, больше и лучше, бесконечно перевыпускать ценные бумаги – невозможно. По мере накопления предложения должно наращиваться и потребление, это закон рынка. «Употребить» же «ценную бумагу» можно только одним способом – дать ей сгореть. В прямом или переносном смысле. Вместе с деньгами, под которые она выпущена.
Встроенных же в современную экономику законных сжигателей накапливаемого денежного и бумажного «жира» – механизмов банкротств производственных компаний и финансовых структур – совершенно недостаточно. Как недостаточно и «естественных» падений курсов акций или иных ценных бумаг отдельных эмитентов в случаях каких-то их затруднений. «Сжигание» денежно-бумажных объемов должно поспевать за темпами их нового «производства» – в противном случае в системе элементарно накапливается та масса «горючего материала», которая все равно воспламенится, даже и без видимого повода.
Иррациональный механизм
«Непредсказуемые» и «неожиданные» биржевые кризисы – и есть тот единственный способ, которым ростовщического типа банковская система устраивает сброс нарастающего без потребления денежно-бумажного производства внутри себя, – коль скоро встроенных в фондовый рынок более упорядоченных механизмов восстановления баланса нет. Иррациональный же характер этих механизмов разрядки – их непредсказуемый характер и несоответствие случайного повода масштабу вызванных им биржевых разрушений – вполне соответствует иррациональному устройству самого биржевого рынка. На котором все «товары» и в любой момент – горючи. Накопление же такой товарной массы есть накопление готового воспламениться от любой искры горючего материала.
А в такой ситуации происхождение самой «искры» непринципиально. Устроен ли «поджог» искусственно, или биржевую панику породил безосновательный нелепый слух – возможно и то, и другое. Важны не поводы, а объем накопленной в данных банках и на данном сегменте рынка ценных бумаг «горючей» массы, и плотность связей этих банков, и этих секторов, со всей прочей банковской и биржевой системой.
Так, крах ипотеки в США летом 2007 года, давший старт охватившему весь мир финансовому кризису, был лишь поводом. Глобальный же характер этого кризиса определен глобальной связью банковской и биржевой сети. Причем объем «сгоревших» денег и «ценных бумаг» по мере развития первой волны этого кризиса за то же время кратно превзойден объемами дополнительно вводимой на банковский и биржевые рынки ликвидности, – поскольку правительства и Центробанки всех развитых и большей части развивающихся государств именно таким образом пытались (и пытаются до сих пор) восстановить положительные балансы банков. То есть банковский и биржевой «пожар» тушат пока лишь вливанием свежего горючего материала, – приближая сроки и наращивая высоту второй волны.
Но почему, если описываемая нами картина верна и если «загоревшийся» денежный рынок уже шестой год заливается дополнительным горючим, мировой финансовый пожар не разгорелся еще сильнее и не сжег уже все? Наоборот, лидеры ведущих стран рассуждают о выходе из кризиса и переходе в стадию восстановления.
Ответ: финансовый и биржевой пожар находится сейчас как бы под спудом и не разгорается далее исключительно по причине… гигантской накопленной горючести. Мир пока избегает финансового катаклизма именно в силу его всеохватного масштаба. Если биржевые кризисы XIX и XX веков, обрушивая попавшие под них экономики, естественно давали шансы и возможности другим государственным и экономическим системам (сверхбыстрая индустриализация СССР во многом обязана Великой депрессии в США, восстановление фашистской Германии – тоже), то теперь не уцелеет никто.
И именно в силу остроты понимания мировой политической и бизнес-элитой своей роли заложников на разложенном под всеми финансовом «костре» осуществляется глобальная политика взаимоудержания от любых «поджигающих» движений.
Что отнюдь не уменьшает степень пожароопасности, наоборот, как раз политика оттягивания финансовой катастрофы объективно ведет к накоплению еще большей горючей массы. Когда-то и как-то эта масса все равно должна быть «употреблена» – таков объективный закон рынка. Варианты же и сценарии этого надвигающегося «употребления» и есть глобальный драматический вызов текущего момента.
Новая денежная религия
Пока же реалии таковы, что в государствах, положивших ростовщический бизнес в свою основу, даже попытки осмысления того факта, что выдуманные денежными коммерсантами рынки «ценных бумаг» и самих денег есть ненужная и вредная для реально производительного рынка надстройка, как раз и порождающая, наряду с самим коммерческим банкингом, неизбежные кризисы, оказались под запретом.
Наоборот, параллельно растущему отрыву денежного рынка от материального развивался и процесс дематериализации научного знания и общественного восприятия рыночной экономики.
Древнее ростовщическое понимание денег как товара, перенесенное в новую капиталистическую формацию, укоренилось как первичное, исходное и естественное. Именно товарное понимание денег стало превалирующим над такими назначениями, как средство обращения и мера стоимости. Произошла укоренившаяся в сознании рыночных поколений подмена понятий: деньги, а не материальные ценности стали главным средством и целью накопления, а рынок денег и бумажных «инструментов» возвысился над рынком производства и потребления материальных товаров и реальных услуг не только по объемам, но и по социальному статусу.
Возникла специфическая наука о рыночной экономике, научная лишь наполовину. На другую половину экономикс стала мифологемой, новой денежной религией, не признающей материальную, ростовщическую, основу.
Раннекапиталистическая «невидимая рука рынка» Адама Смита, сменяясь либертарианской теорией, потом – кейнсианством, потом – опять неолиберализмом, на самом деле мало что объясняли. Выстраиваясь на уже происшедших в экономике процессах и описывая их задним числом, они бессильны в научном предвидении. Цикличность рыночной экономики, от кризиса к кризису, приходилось просто постулировать. Ученые упражняются в описаниях коротких и длинных рыночных волн, но не одна теория не помогает вычислить день, месяц или хотя бы год следующего кризиса.
Теория биржи стала арифметикой и шаманизмом сразу, аналитики-знахари и брокеры-гадатели делали громадные деньги или теряли громадные состояния, как при игре в рулетку. Удачливые миллиардеры становились экономическими гуру, а никогда не переводящиеся предсказатели биржевых крахов из разряда неудачников переходили в великих мудрецов – если их мрачные пророчества чудесно сбывались.
На объективную оценку товарной роли денег было наложено Великое Табу. И постепенно рыночная теория прочно утвердилась на… мифах и умолчаниях. Вскрытие и критика ростовщической основы остались уделом маргиналов, непризнанных гениев и неудачников, не всегда грамотных конспирологов, разоблачителей «мировых правительств» и масонских заговоров.
И только нынешний мировой кризис начинает легитимировать попытки заглянуть в самую суть…
Финансовые призраки душат экономику
Суть же любого рыночного кризиса – сбой денежного механизма, мешающий людям производить, сколько требуется, и потреблять, сколько хочется. Всякий рыночный кризис, если это не стихийное или военное бедствие, есть кризис ростовщический, порождаемый ростовщичеством же – избыточным кредитованием потребителей и\или заниженными доходами потребительской массы. Либо кризис чисто биржевой – вызванный непредсказуемыми обрушениями курсов «ценных бумаг», все более отрывающихся от какой-либо материальной основы.
Осталось только понять, почему кризисное сгорание всего лишь лишних денег, вместе с переоцененными виртуальными «активами», оборачивается пожаром в реальном производственном секторе, обрушивается на людей, не имеющих никакого отношения к фондовой бирже.
Все дело – в банках. Как забава со спичками на сеновале, если тот пристроен к дому, сжигает все жилье вместе с хозяевами, так и банковская система есть тот самый мостик, по которому всего лишь виртуальный биржевой пожар перекидывается на реальную экономику. Здесь тоже все технологически обусловлено – именно тем, что банки, кредитующие товарное производство, и банки, играющие на фондовом рынке, одни и те же. Либо неразрывно между собой связанные. Поэтому обрушение банка-игрока есть обрушение снабжения деньгами реальной экономики. Реалити-шоу из современного «ужастика»: нахлынувшие из виртуального мира финансовые призраки вполне конкретно терзают и душат экономику и людей из плоти и крови.
А поскольку даже самого глубокого биржевого кризиса все же недостаточно, чтобы уничтожить все перепроизведенные деньги и «ценные бумаги», это призвана делать война. Ростовщический капитализм порождает не только кризисы, но и войны – такова его технологическая (соответственно, и ментальная) природа.
И оптимистическая концовка.
Деньги на рынке должны бы играть ту же роль, что и воздух для живой природы. Без него не было бы жизни, и им пользуются все, но никому не дано делать на нем коммерцию! Однако воздух дарован нам Природой (или Создателем), деньги же рынку пришлось создавать самому – такова историческая диалектика.
Осмыслить ее человечеству еще только предстоит. Как предстоит и создать государственное регулирование, обеспечивающее рынок деньгами не на базе извлечения коммерческой прибыли.
А заодно, избавившись от требующего бесконечного роста ростовщичества, человечеству предстоит переосмыслить и пожирающее все вокруг себя – материальные ресурсы, Природу и Мораль – потребительство. Иметь не более чем нужно и жить в гармонии с самим собой и окружающей средой – разве плохо?
