Бельгер, которого мы не читали
- Подробности
- 13110
- 12.02.2015
- Амантай ДАНДЫГУЛОВ, зам. генерального директора КазТАГ
«Когда всё вокруг швах, всё не ладится, кругом
неразбериха и застой, царит сплошное невезение, отчаяние сдавливает грудь,
я нажимаю на газ, тружусь с ещё большим рвением, подстёгиваю себя, свою волю, свой намыс, взываю к чести, к духу предков - аруахов. Помогает. Мрак рассеивается. Чёрная полоса светлеет».
Г . Бельгер . «Всё, что смог…», 2014 г.
Упрямо так и не уехавший в Фатерланд немец, он получил почётное народное звание Последний Казах, а сам себя называл с вызовом и твёрдо – мамбет , аульный. Мы привыкли к его острому перу, к слогу, что порой разил, но чаще помогал и просветлял: как и положено наставлению - бата. Как и должно быть у отца с его озорными и столь разными шалунами - детьми.
Он ушёл от нас, выпустив последнее «прощай» и «прости» — финальную биобиблиографию под красноречивым названием «Всё, что смог…».
Сына Казахстана, Писателя, Публициста, Переводчика мы проводили на днях к последнему приюту мятущейся его души.
…Его характерная хрипотца звучит из моего диктофона, оживляя его образ.
Январь 2015-го. Наша последняя встреча. За две недели до шестого инфаркта я имел честь быть принятым Герольдом Карловичем: он согласился дать оценку моему первому опыту художественного перевода. Мне его объективная оценка, не побоюсь признаться, была очень важна: льстецов сейчас хоть отбавляй, правдорубов – днём с огнём...
Он открыл русскоязычному читательскому миру многих, если не всех казахских классиков. Через его живой, богатый, могучий и переливающийся русский язык наши монументалисты зашагали уже и дальше – к англо-, испано- и немецкоязычной публике.
«Толмачил, толмачил, толмачил ...» – свои воистину геркулесовы подвиги на ниве переложения с языка Абая и Ауэзова на язык Пушкина и Чехова художественных произведений казахских классических (ныне уже) авторов сам Герольд Карлович описывал очень немногословно, себя на первый план выдвигать не спешил. И потому, перешагнув через восьмой десяток своих вёсен, он с присущим ему сарказмом и язвительностью комментировал мне заголовок книжки, выпущенной в его честь. Сборник статей о Герольде Карло-виче увидел свет под пафосным названием... «Великий немец Великой степи». Так книжицу назвал по собственной инициативе ответственный редактор, отодвинув в сторону версию самого Мориса Симашко – «Сын Казахстана», столь полюбившуюся и Бельгеру. «Сын Казахстана» – восточному человеку, таджику, показа - лось маловато. И он назвал меня Великий немец Великой степи, – ёрничает Герольд Карлович над инициативным редактором, голос его и взгляд становятся колючими, острыми, словно песчаная буря режет глотку одинокому путнику. – Другой глупости придумать не мог! Что за чушь! Нормальному человеку показывать стыдно».
О его орденах, медалях, грамотах и званиях, только перечисление которых занимает не одну страницу, я не буду поминать: каждый этот перечень найдёт при необходимости в зияющих глубинах всеядной всемирной паутины. Мне же хочется сейчас, в эти минуты, когда его образ Время торопливо стирает безжалостным ластиком, запечатлеть на своих собственных, персональных скрижалях те чёрточки, которые не вырубили придворные льстецы в сухих строчках пресс-релизов и наградных листов.
…У меня сохранилось немало книг с его дарственными надписями: лапидарными, краткими, сочными, выписанными упругим языком. Вот и сейчас у меня в ушах звучат его словно каркающий голос, шаркающая походка. Запал в душу навеки его пронзительный, словно жгучий рентген, взгляд.
На той последней встрече закучерявилась-заплелась наша беседа на необычную тему. Мы знаем Герольда Карловича и как златоуста-писателя, мастера художественного слога, и как мастера острого публицистического языка. И, грешен, сознаюсь: мне, как и многим его читателям, всегда было чрезвычайно любопытно узнавать про закулисье литературного цеха — подсиживания, наивно-простодушные взаимные козни, обиды «навек» и примирения за минуту. Он с лёгкостью, светло и забавно описывал многие скрытые механизмы этих окололитературных хитросплетений. Метким оценкам его трудно было противопоставить какую-нибудь иную, Другую правду . Эти откровения маститого автора выходили в свет то солидными, то крошечными тиражами, под них открывали мошну и бизнесмены, и казна, распахивали полосы газеты и интернет-cайты.
Но неуслышанным остался один аккорд его мощно отзвучавшей кантаты. Ибо звучит он негромко, по-детски...
В тот январский день мы заговорили об отношении Мастера к детской литературе. На каждом школьном фронтоне взгляд встречает знаменитое высказывание Ыбрая Алтынсарина: «Кел, балалар, оқылық!». Знаменитейшие переводчики своего времени Корней Чуковский и Самуил Маршак (создатели издательства «Детская литература», что выпустило в первый же год своего существования
7,7 млн книг) остались в нашей памяти как авторы чудесных детских сказок в стихах: по ним мы учим наших детей добру и состраданию, упругому рифмованному темпу языка. Классик русской литературы Лев Николаевич Толстой свои романы сам никогда не относил к шедеврам и, как бы мы сказали, нетленкам: но именно рассказам для детей, именно детской литературе, воспитанию подрастающего поколения, открытию народной школы для крестьянской детворы он отдал последние годы своей жизни. Пишут ли наши, казахстанские классики и современники свои назидания и нравоучения для тех, кто под стол пешком ходит? Или же брезгуют – мол, несерьёзно, по-детски всё это? И отдают всё на откуп силовиков и депутатов, что ждут-не дождутся, как бы ещё наказать, ужесточить, перевоспитать тех, кого учить, по сути, уже поздно? Как выяснилось, не пишут, парят на Олимпе, в сонме богов.
Но сам Бельгер неожиданно серьёзно подошёл к «детскому вопросу». Для детей нужно писать, как для взрослых. «Только лучше», – сказал мне, как отрезал, Герольд Карлович. И пояснил: писать для детей – это сложно, это трудно, это самое трудное дело. Нужно знать детей, нужно их чувствовать.
А потом отыскал взглядом на полке и указал перстом («подай, мол» – ходить ему было всё труднее с каждым днём) на самое сокровенное – скромную книжицу. «Землянику Степную» издали в мягком переплёте, на недорогой бумаге силами администрации недавно обезглавленной Государственной детской библиотеки им. Бегалина в Алма-Ате. 4,5 печатных листа, 200 экземпляров, отпечатана на рота-принте.
«Аул в снегу». «Дедушка Сергали». «За шестью перевалами». «Рыжий Рысбек из аула Кастек»… Всё это должно было заменить аморфную губку Спанч-Боба и британского мальчика с покорёженной психикой и шрамом на лбу: но Гарри Потер победил... Немецкая овчарка по кличке Волк. Крошечная степная черепаха Чапа с красным крестом поперёк панциря, что поспешала к каждой семейной трапезе Бельгеров занять и своё место под столом. Корова Марта. Бараны Лю, Ца и Фу, сокрушая все представления о бараньей бестолковости, по первому же трубному зову своего хозяина – Карла Бельгера, отца нашего классика, мчались напролом сквозь блеющее стадо соратников к родному загону… Этот цикл из рассказов про домашних животных семьи Бельгеров знаком лишь подписчикам журнала «Простор».
Всё это – тот самый Бельгер, которого широкому читателю, похоже, не суждено узнать. Обращение к детской теме звучало бы и наивно, и странно, если бы не сталкивались мы сегодня с необъяснимой (хотя на самом деле легко понятной и объясняемой) жестокостью нашей молодёжи – как пресловутой «золотой», так и самой обычной. Мы научили их, чтобы быть успешными, надо жить и действовать по принципу «человек - человеку - волк», «умри - ты - сегодня - а - я - завтра», но не учим быть сострадательными. С горечью и болью писал нам, взрослым, об этих пороках современности Герольд Карлович. И для наших детей оставил если не панацею, то надежду на то, чтобы смягчить наши сердца и помочь нам воспитать наших отпрысков людьми. Оставил нам своё послание, свой папирус, который нам осталось лишь отряхнуть от пыли, развернуть и прочесть своим наследникам. У бесика-колыбели, в яслях, в детсаду, в школе... Заменить бессмысленных телепузиков-уродцев на узнавамых и понятных героев. Услышим ли? Прочтём? Смягчимся?..
* * *
Три богини судьбы, три мойры так причудливо сплели свои нити, что мой первый скромный переводческий опыт увенчала последняя рецензия моего Наставника. Эти строки открывают книгу «Сикстинская Мадонна Степи: оптимистическая трагедия», авторизованный перевод работы Кабдеша Жумагулова «Найман-ана».
Трагедия забвения
Семьдесят четвертый год обитаю в стране Казахия.
Что это за страна?
Страна – судьба.
Страна вечной борьбы.
За выживание. За сохранение гигантских просторов. За сбережение священного Духа предков.
Во имя далеких потомков. Которые – увы! – теряют свои изначальные гордость и достоинство.
Намыс.
Мужчины – от мала до велика – всю жизнь не слезали с боевых коней, не расставались с ратными доспехами.
Против чего боролись?
Против трагедии забвения.
От забвения спасали мифы, легенды, предания, шежире, память, аруахи.
Так веками выработалась национальная ментальность.
Я так понимаю и воспринимаю Казахию и казахов...
Герольд Бельгер.
Писатель
11.01.15
***
В своём свободном полёте над этой зияющей белоснежной первой страницей наш казах Герольд Бельгер руководствовался двумя простыми и невыносимо сложными для многих борзописцев, щелкоперов и графоманов принципами. Если можешь не писать – не пиши. Берись за перо, когда молчать уже не можешь, когда поспел-созрел идеей, когда выносил в себе своё дитя-книгу. Если нужно объяснять, – то объяснять не нужно 1 . Язык твой должен быть таким, чтобы не требовал пояснений и отдельных растолмачиваний: думай сложно, формулируй не торопясь, но читателю этого не являй – расшибись в лепёшку, но скажи внятно и чётко миру, что на душе накипело.
И главное: труд, труд, ещё раз труд – и беспримерная скромность. Сам Герольд Бельгер не спешил величаво возлечь на тахту своих преданий. Заведя свой неутомимый «двигатель внутреннего сгорания» в далёкие годы полуголодной юности, он не давал ему остановиться до конца жизни: он называл этот темп «мой каторжный режим». И был уверен, что умеренностью в творчестве ничего не добьёшься. Творчество – акт на пределе физических и душевных сил, писал и верил Бельгер. Поражённая таким беспримерным жизнелюбием и самоотдачей, смерть шесть раз сжимала костлявыми своими пальцами неуёмное и горячее сердце отчаянного нашего собрата, нашего Последнего Казаха, нашего Духовного Отца. Смогла забрать его у нас только на седьмой попытке…
Герольд-ага, Гереке, Герольд Карлович. Эту эпоху становления Независимости Вы встретили и пережили вместе с нами. А теперь уже ясно: сама эпоха послушно текла сквозь Ваши длани. Это была Ваша эпоха, в которую нам посчастливилось жить. Нам будет Вас очень недоставать.
«Знаю: человек должен быть праведным – честным, совестливым и порядочным. Это и есть твоя вера, твоя религия».
Герольд Карлович Бельгер. «Всё, что смог…»
