Обрыв в бесконечность
- Подробности
- 5070
- 16.01.2014
- Петр СВОИК, экономист, кандидат технических наук
В ожидании Послания-2014
Завтра ожидается выступление президента с Посланием народу на 2014 год. Поупражняться бы в догадках: чего от него ждать? Хотя тема несложная, да и, честно сказать, скучноватая: ничего особенного ждать не приходится...
В смысле ничего такого, что выбивалось бы из привычных уже (за столько-то лет!) стилистики и содержания ежегодных обращений главы государства как бы к народу.
Но не зря говорится, что большое видится на расстоянии. Именно теперь, оглядывая всю череду президентских Посланий начиная с 1997 года, и именно после Послания на ушедший 2013 год, мы можем, наконец, ухватить стержневую суть общего смысла, на которую нанизано меняющееся год от года содержательное оформление. И вся история с Посланиями начинает смотреться в совсем ином ракурсе. Даже такая банальность, как ожидаемая тематика Послания-2014, тоже приобретает свою интригу.
Вся конструкция ежегодных Посланий опирается на три документа, посвященных вовсе не годовым, а отправляемым в стратегическую даль посылам.
Первое в этом ряду, оно же и вообще первое, это Послание 1997 года, сразу поданное как Стратегия «Казахстан – 2030». То есть план был начертан ровно на тридцать лет и три года – явно несуразный срок с точки зрения обыденной человеческой способности заглядывать в собственное будущее. Однако на то и был сделан расчет: возвыситься над человеческой обыденностью, подчеркнуть масштаб самого Лидера нации, способного прозревать собственную страну и себя в ней так далеко.
Подспудный посыл состоял еще и в том, что никакие изменения в устройстве уже созданной к 1997 году системы исполнительной, законодательной и судебной власти, властей на областном, районном, городском и сельском уровнях не планировались. А слово «демократия» в Стратегии «Казахстан – 2030» не употреблено ни разу. То есть президентская вертикаль по умолчанию была признана состоявшейся навсегда, а перед государством была поставлена единственная задача – стать «профессиональным». Казахстану в целом предстояло достичь сразу и упитанности, и поджарости, образом чего и послужил снежный барс.
Надо отдать должное президенту – он рискнул выступить с описанием столь блестящей перспективы в достаточно неподходящее время: уже разразился кризис на азиатских фондовых биржах, началось его перерастание в мировой, цены на нефть были не выше 20 долларов за баррель и едва-едва окупали добычу и транспорт. Последующие же события тем более пошли поперек только что оглашенной президентской Стратегии: нефтяные цены в 1998 году просели вообще до 15 и даже до 9 долларов, а в августе случился еще и российский дефолт. Ситуация для казахстанского экспорта стала совсем кислая, вплоть до того, что пришлось устраивать досрочные президентские (январь 1999 года) и парламентские (осень того же года) перевыборы и срочно (1 апреля 2000 года) девальвировать тенге.
Впрочем, Стратегия «Казахстан –2030» по-своему появилась вовремя: «самороспуск» и роспуск подряд двух Верховных Советов вместе с двумя референдумами 1995 года ликвидировали двоевластие, зафиксировали эксклюзивную неограниченность и потенциальную несменяемость президентского правления. А начавшаяся в 1996 году «макростабилизация» с отказом от национальной кредитной эмиссии и курсом на полную конвертируемость тенге, вкупе с приватизацией «по индивидуальным проектам», создала все необходимые предпосылки для вывода казахстанской нефти, черных, цветных металлов и урана на мировой рынок.
То есть основы той самой экспортно-сырьевой экономики, которая внушила столько эйфории Акорде в тучные годы и напугала в кризис 2007 года и с которой упорно и безуспешно пытается совладать правительственная Программа ФИИР, были заложены именно в предкризисные для нас 1996 – 1998 годы.
Поэтому отступать или тянуть с объявлением Стратегии, собственно говоря, было некуда. Президент рискнул – и выиграл. Трудности кризисных 1998 – 1999 годов промелькнули, а начавшийся в новом веке ускоряющийся рост сырьевых цен не просто подтвердил прагматичность выбранного пути, но и заставил наше руководство искренне уверовать и в «Казахстан – 2030», и где-то даже в собственную богоизбранность.
На этом фоне и родилась идея второго опорного документа – «Стратегии вхождения Казахстана в число пятидесяти наиболее конкурентоспособных государств», в форме Послания народу на 2006 год.
Прагматизм и интуиция и на этот раз не изменили президенту. Понимая, что феноменально растущий год от года рост сырьевых цен не может продолжаться бесконечно, он еще в 2005 году (на год раньше отпущенного по Конституции срока) подстраховался очередными внеочередными перевыборами. Но коль скоро цены на нефть продолжали расти, валютные возможности власти – пухнуть, а 2030 год на таком цветущем фоне был еще далеко, надо было найти не менее амбициозную, но более близкую цель. А что может быть и амбициознее, и достижимее сразу, как вхождение в «топ-50» наиболее успешных государств мира – это ли не национальная идея?!
Что, кстати говоря, вовсе не исторический эксклюзив, не сколько-нибудь оригинальное казахстанское ноу-хау. Средневековый Людовик XIV де Бурбон, получивший при рождении имя Луи Дьёдонне – «Богоданный» и прозванный «король-солнце», имел полное право на знаменитый афоризм «Государство – это я!». Поскольку искренне был уверен в своем божественном праве на неограниченную власть и законно считался воплощением Франции и государства.
Царствовал он, кстати, 72 года – многозначительный для нас аналог.
В наших же обстоятельствах не оспариваемое никем право Лидера нации выдвигать национальную идею имеет своим логическим продолжением и то, что национальная идея есть именно то, что представляется самым важным, желанным и заветным персонально тому, кто эту идею выдвигает.
Вот это персональное наполнение было определяющим в Стратегии «Казахстан – 2030» как сакральная фиксация состоявшегося президента на три следующих десятилетия. И оно же работает в «Стратегии вхождения …» – глава Казахстана не просто поставил цель ввести страну в пятьдесят наиболее конкурентоспособных государств – тем самым и он персонально войдет в топ-50 мировых лидеров.
Здесь стоит подчеркнуть набор и политико-стратегических, и человеческих, так сказать, обстоятельств, перекинувших мостик от Стратегии «Казахстан – 2030» до Стратегии вхождения в топ-50, – весьма поучительных, а где-то и забавных.
Со слов Галымжана Жакиянова (участвовавшего в том проекте), знаю, что для создания Стратегии «Казахстан – 2030» группа подающих надежды казахстанских чиновников была отправлена в Гарвард, в бизнес-школу того самого Майкла Портера, который потом, уже в начале 2000-х, сам приезжал в Казахстан и фигурировал у нас как отец казахстанской кластеризации. А еще чуть позже профессор Портер явился главным разработчиком и одним из основоположников запуска (2004 год) рейтинга мировой конкурентоспособности государств, выводимого для ежегодных мировых экономических форумов в Давосе.
Организатором же и покровителем той поездки был тоже небезызвестный… Джеймс Гиффен.
Так вот, если Ержан Утембаев, считающийся основным автором текста Стратегии «Казахстан – 2030», а потом вдруг признавшийся в убийстве Алтынбека Сарсенбаева, и г-н Гиффен, считавшийся советником казахстанского правительства, а потом увернувшийся от американской тюрьмы, признав свою роль агента ЦРУ, добавили нашим властям не престижа, а головных болей, то профессор Портер, если честно сказать, тоже подкузьмил. Пожалуй, даже сильнее, хотя не столь явно и совершенно безвинно со своей стороны.
Дело в том, что рейтинг мировой конкурентоспособности – штука по-научному солидная, основательно проработанная, охватывающая широчайший спектр параметров. Но при этом… схоластическая и не просто искусственная, а уводящая от истинной картины реальной конкурентоспособности, развитости и неразвитости государств в современном мире.
Отвлекусь еще раз на воспоминания: правительства и Терещенко, и Кажегельдина пытались как-то рейтинговать тогда только еще созданную акимовскую систему, охватывая ее сетью самых разных показателей. Были такие многостраничные таблицы, где объемы областных ВВП, сбора налогов и произведенной продукции как-то там совмещались с количеством коз на домашних подворьях и численностью туберкулезных больных. В результате выводимые для «передовиков» и «отстающих» места столь явно диссонировали с действительным весом областей и авторитетом их руководителей, что все такие упражнения быстренько свернули.
Так, собственно, и с давосским рейтингом – при всем к нему уважении. Это, знаете ли, только в легкоатлетическом десятиборье научились равнять прыжки в высоту с метанием молота, суммировать метры и секунды так, чтобы расставлять реально лучших атлетов по заслуженным местам. С подсчетом же «по очкам» конкурентоспособности, да еще и не отдельных корпораций, а целых государств – реальные проблемы.
Казалось бы, таких всеохватных градаций, как «Качество институтов», «Инфраструктура», «Макроэкономическая стабильность», «Здоровье и начальное образование», «Высшее образование и профессиональная подготовка», «Эффективность рынка товаров и услуг», «Эффективность рынка труда», «Развитость финансового рынка», «Технологический уровень», «Размер внутреннего рынка», «Конкурентоспособность компаний» и «Инновационный потенциал», более чем достаточно. Ан нет, как раз всеохватность и позволяет достаточно случайным образом вырваться вперед или отскочить назад – если не по объемам ВВП, то по каким-нибудь «козам на подворьях».
Судите сами, как издевательски несолидно получается.
В рейтинге 2005 года Казахстану было отведено 61-е место. Вполне-таки подходящая позиция, чтобы в Послании на 2006 год выступить с идеей вхождения в «пятидесятку». Заметим – без указания сроков, поскольку привязываться к Стратегии «Казахстан – 2030», или даже к укороченному варианту «Казахстан - 2020», смысла не было, но и рисковать обязательством уложиться, например, в пять лет тоже не стоило.
И вот это отсутствие конкретного срока, в конечном счете, оправдало себя. Потому что на заветном пятидесятом месте мы оказались… в том же 2006 году! А именно: в индексе глобальной конкурентоспособности, рассчитанном для Давосского форума на 2006 – 2007 годы, Казахстан значился уже ровно на 50-м месте. То есть «Стратегия вхождения…» была реализована менее чем за год! Однако торопиться с объявлением столь раннего достижения было как-то не с руки, Акорде хватило мудрости не делать этого, и воздержание было вознаграждено – в рейтинге на 2007 – 2008 годы Казахстан был возвращен на… то же самое 61-е место!
По всей видимости, пережитого опыта хватило, и, помнится, где-то в это время глава государства конкретизировал, наконец, сроки вхождения Казахстана в число пятидесяти наиболее конкурентоспособных государств. По его словам, на это потребуется примерно десять лет. Что ж, расчет, как всегда, верен: если прыжок в «топ-50» версии 2006 – 2007 годов был закономерным следствием дальнейшего роста сырьевых цен, то мировой кризис 2007 – 2008 годов как раз и откинул нас назад. Попытки посткризисной стабилизации несколько притормозили скорость отката, но он продолжился: 2008 – 2009 годы – 66-е место, и далее тоже вниз, на 72-е место.
Все это объяснимо, зато очень трудно объяснить наш прыжок в рейтинге 2011 – 2012 годов, перенесший Казахстан сразу на 51-е место. После чего, поднявшись еще на строчку, Казахстан и завершил «Стратегию вхождения». Между тем, 2011 год совершенно ничем (кроме очередных досрочных перевыборов в Мажилис) не отличался от предыдущих лет. Поэтому сомнения насчет обоснованности как подсчета рейтинга глобальной конкурентоспособности, так и возможности использования самого такого подхода в качестве национальной идеи остаются.
И здесь, кстати, надо расшифровать уже высказанную нами мысль насчет искусственной, уводящей от подлинной сути дела системы подсчета конкурентоспособности различных государств.
Представим себе компьютерную игру, где сражаются вооруженный луком воин на быстроногом коне, закованный в латы средневековый рыцарь и современный пехотинец. Виртуальная схватка получается захватывающей, победителей же выявляет ловкость самих играющих. А случись такое в натуре – современная армейская винтовка не оставит никаких шансов ни ловкому наезднику, ни бронированному воину.
Так и в этой самой «глобальной конкурентоспособности»: есть государства современные, иначе говоря, развитые, а есть политкорректно именуемые «развивающимися». Иначе говоря, находящиеся не на современной стадии развития, а на неких исторически предыдущих стадиях.
Так, нынешний президентский Казахстан – это, объективно говоря, феодализм на ранних, родоплеменных еще и этно-национальных стадиях формирования. Хотя при всем этом мы – достаточно современное государство, опущенное в экономические, информационные и идеологические реалии XXI века. Но, повторим, основа у нас – феодальная.
Поэтому, как ни манипулируй с рейтинговыми очками, мы можем оказаться и на пятидесятом, да хоть и на сороковом месте в давосском рейтинге, но никак не сможем попасть в число действительно развитых государств.
Почему?
А давайте всмотримся в список таковых: это США и Канада в Северной Америке, это государства ЕС в Европе, Япония в Азии, Австралия и Новая Зеландия в Океании. Они разбросаны по всему миру, имеют совершенно разные экономики, население и культуру, но и нечто общее: все это парламентские системы с обязательным местным самоуправлением.
У нас же на пути в число развитых главное препятствие – как раз та самая «президентская вертикаль», глава которой так мечтает войти в компанию мировых лидеров…
На фоне сказанного обратимся, наконец, к третьему опорному документу – Посланию на 2013 год, объявившему Стратегию «Казахстан – 2030» досрочно выполненной и выдвинувшему уже Стратегию «Казахстан – 2050» – «Новый политический курс состоявшегося государства». Что в расшифровке предполагает войти теперь уже в число тридцати наиболее конкурентоспособных государств.
На первый взгляд, логика есть: коль скоро в число пятидесяти мы уже вошли, можно объявлять «Казахстан – 2030» досрочно законченным и выдвигать следующую амбициозную и долгосрочную «национальную идею». Но стоит вдуматься, и становится ясно – это обрыв…
Одно дело выдвигать 33-летнюю Стратегию в возрасте, теоретически допускающем дожитие, а совсем другое – адресоваться подчеркнуто фантастическому будущему, до которого двадцать пять раз еще все переменится, и которое будут формировать совершенно иные люди и обстоятельства. То есть в посыле Стратегии «Казахстан – 2050» главное – вовсе не отнесенный в бесконечность последний срок, а… объявление досрочно выполненной Стратегии «Казахстан – 2030». То есть ключевая в прошлогоднем Послании на самом деле фраза – «новый политический курс состоявшегося государства».
Тем самым бессменный президент, шестнадцать лет назад декларировавший заявку на 33-летнее строительство «профессионального государства», объявляет задачу досрочно решенной. Из чего со всей непреложностью вытекает и досрочное завершение его бессменной миссии.
Хотели ли в Акорде придать прошлогоднему Посланию именно такой смысл? Конечно, нет. Здесь сработало то, что принято именовать «фрейдистской оговоркой». Тем не менее, что сказано – то сказано, и более ясно выразиться трудно: автор Послания слишком далеко вперед уже не заглядывает, решая теперь уже только свои неотложно-переходные задачи…
Что же касается «количественной» цели – поменять пятидесятое место на тридцатое, – тоже как-то несерьезно растягивать на 37 лет. И вообще: кто там, в далеком 2050 году, рейтинг высчитает, если сам Давосский форум уж точно столько лет, скорее всего, не просуществует?
Опять же, братский Азербайджан, конкурентные преимущества которого Акорда вряд ли согласна признать. Он уже сейчас далеко впереди нас – на 39-м месте в рейтинге. Так неужели нашей национальной идеей на десятки лет вперед должна стать погоня за новым «старшим братом» – ровно таким же президентским Нефтестаном?!
И последнее, насчет места в заветной «тридцатке» – в нее-то как раз попасть можно, вслед за Азербайджаном, или вместо него, или вместе с ним. Паре-тройке «нефтестанов» там место найдется, потому что…
Потому что действительно развитых парламентских стран, которые мы перечисляли выше, примерно двадцать пять. Вот попасть в их круг – задача действительно привлекательная и достойная. Но тут нужны те реальные политические реформы, от которых президентский режим старательно отгораживается словами о «новом политическом курсе».
Одним словом, прошлогоднее президентское Послание – явно неудачный «опорный» документ, фактически как раз обрывающий проектирование долгосрочного будущего. А в таких условиях Посланию на этот год ничего не остается, кроме как сосредоточиться на реально обступивших Казахстан проблемах и вызовах: от пенсионной системы, ВТО и Евразийского союза и до ожидаемой смены власти.
И Послание, конечно, эти темы затронет – не может не затронуть. Но… затронет в форме перечисления очередных успехов и постановки перед правительством очередных невыполняемых задач.
