Контрцикличное зацикливание, или «Нурлы жол» по кругу
- Подробности
- 8199
- 05.01.2015
- Петр СВОИК, экономист, кандидат технических наук
В досрочном президентском Послании, объявившем «новую экономическую политику», как и в срочно опубликованном накануне Нового года Совместном заявлении правительства и Национального банка о той же самой НЭП «Нурлы жол» на 2015 год, все предпринимаемые меры определены как «контрцикличные».
Определение не новое — оно родом из 2007 — 2008 годов. Разразившийся тогда мировой финансовый и биржевой кризис официально был классифицирован как циклический, соответственно, и предпринимаемые тогда меры имели исключительно пережидающий поддерживающий характер. Каких-либо попыток концептуальной ревизии сложившейся экспортно-сырьевой экономической структуры и источников ее развития предпринято не было. И даже запущенная с 2009 года Программа ФИИР, хотя и декларировала уход от сырьевой и товарной зависимости, выстраивалась на том же внешнем инвестировании и кредитном фондировании.
Впрочем, попытка концептуального осмысления причин и последствий того глобального кризисного вызова устами казахстанского политика все же имела место: в феврале 2009 года в «Российской газете» за подписью Нурсултана Назарбаева вышла статья «Ключи от кризиса», где предрекался неизбежный распад мировой долларовой системы, названной «дефектальной». А через несколько месяцев там же, в статье «Пятый путь», президент Казахстана продолжил тему необходимости замены мирового «дефектала» иной расчетной системой.
Однако такие мысли, направленные вовне, не нашли никакого отражения собственно внутри Казахстана, где правительство и Национальный банк всегда действовали в рамках исключительно «дефектальных» правил и представлений.
Так и сейчас все предпринимаемые для поддержки казахстанской экономики антикризисные «контрцикличные» меры, связанные с санкциями, обрушением российского рубля и стоимостью нефти, демонстрируют все тот же концептуальный посыл Акорды: расчет на достаточно быстрый возврат к той благополучной внешнеэкономической ситуации докризисных «тучных лет».
ЕАЭС – распад дефектальной однополярности
Между тем события последних шести лет предъявляют все больше практических доказательств исчерпанности однополярной «дефектальной» модели, начало фактического распада которой мы сейчас и переживаем. В частности, этап такого распада — создание сначала Таможенного, а затем и Евразийского экономического союзов, с увеличением количества государств-участников.
Несомненно, что организация общего пространства для движения товаров, людей и капиталов потребует и общей валюты, которая может использоваться и во внешнеэкономических отношениях. Причем именно такой процесс подстегивается санкционным противостоянием между США-Евросоюзом и Россией.
Столь же несомненно, что само это противостояние имеет своей основой вовсе не присоединение к России Крыма и не поддержку Россией сепаратизма в Донецке и Луганске. На самом деле сам Майдан, приведший к свержению президента Януковича, возник как реакция на формирование все того же ЕАЭС. Киеву, при поддержке Вашингтона и Брюсселя, неотложно потребовалась интеграция с Евросоюзом именно для того, чтобы не оказаться в составе союза Евразийского.
По существу противостояние на Украине и вокруг нее представляет собой финальную стадию исторического цикла, начавшегося с распадом СССР. В развязке этого цикла восстановление все того же евразийского имперского пространства, с формированием некоей новой границы между ним и объединенной Европой где-то по Украине и в Прибалтике. А в Средней Азии – по Узбекистану и Таджикистану.
Либо – падение режима Путина и разделение уже самой России на несколько квазисуверенных государств.
Само собой, что восстановление Евразийского союза не просто отменяет глобальное доминирование США. Следствием этого становится и неизбежное разрушение мировой долговой пирамиды, образованной в основном американской и европейской валютами. А в совокупности – формирование новой многополярной геополитической, экономической и культурной конфигурации посткризисного мира.
Таким образом, ставки в как бы локальном украинском конфликте предельно высоки, и сценарий новой «холодной войны» не может быть простым и быстрым. Эта война кончится не раньше, чем планы по смещению Путина, вместе с окончательной отменой концепции «русского мира» и идеи Евразийской интеграции, не будут реализованы. Либо отменены самими США ввиду их уже явной неисполнимости.
Впрочем, не исключено и относительно быстрое восстановление мирных отношений между Европейским и теперь уже Евразийским союзами – поскольку самим-то европейцам совершенно не нужна санкционная война, в ходе которой они добавляют себе проблем ничуть не меньше, чем самой России. Да и Украина, если честно сказать, Евросоюзу тоже не нужна — кроме проблем она ему ровно ничего не добавляет. Поэтому федерализация Украины как способ организации в ней самой мягкой линии разграничения сфер компетенции и интересов Европейского и Евразийского союзов – вполне прагматичное и осуществимое решение. К которому очень удачно подключился и президент Казахстана, организующий встречу президентов России, Украины, Франции и канцлера Германии 15 января в Астане.
Однако даже самый конструктивный процесс прекращения «холодной войны» не получится быстрым. Главное же — любая развязка меняет всю нынешнюю картину мира. И в таком контексте объявленная Казахстаном «контрцикличная» политика, в расчете дождаться большей определенности с ценами на нефть, курсом рубля и общей ситуацией в России, чтобы встроиться в определившийся тренд, выглядит прагматичной, но недальновидной.
В любом случае цикл «собирания земель» и противостояния США — Россия продлится много дольше, чем отпущено «выжидательного» времени Казахстану, его политической и экономической системе.
Так, у нас самих, наслаиваясь друг на друга, завершаются сразу оба цикла несменяемого президентского правления: экономический и политический.
Цикл на $1200 млрд
Экономический цикл начался с объявления (в форме президентского Послания на 2008 год) Стратегии «Казахстан — 2030». Как раз к этому времени был закончен цикл формирования персонального президентского правления, осуществлена приватизация нефтяных и металлургических мощностей «по индивидуальным проектам», проведена «макростабилизация» с отказом от национальной кредитной эмиссии. Начавшийся же вскоре многолетний рост сырьевых цен напитал эту внешне ориентированную модель громадными ресурсами.
Так, в начале экспортно-сырьевого цикла Казахстан добывал (округленно) 20 млн тонн нефти в год, при цене порядка $10/баррель. К началу же кризиса 2007 — 2008 годов добыча вышла на 80 млн тонн, при цене $100 за ту же бочку. Физический объем вырос в четыре раза, ценовой — в десять раз. В деньгах же экспортная валютная выручка за время этого цикла составила более $800 млрд, кроме того, в страну пришло иностранных инвестиций и займов еще почти на $400 млрд.
Этот гигантский валютный приток оказался зацикленным сам на себя: он пошел на углубление, расширение и закрепление внешней зависимости казахстанской экономики, формирование трех ее системообразующих составляющих: а) экспорт сырья за границу (с откачкой туда же основной доли валютной выручки); б) импорт готовых промышленных и потребительских товаров (с разветвленной логистической и торговой системой); в) иностранное инвестирование и кредитное фондирование, направленные на расширение сырьевого экспорта и товарного импорта, а также и на извлечение собственной финансовой ренты.
Тенге – казахский доллар
Особо важную, скрепляющую роль в такой внешне ориентированной экономической модели сыграло ее монетарное обеспечение, выстроенное строго по канонам МВФ. Собственная эмиссионная политика, осуществляемая после отказа от рубля и перехода на национальную валюту в 1993 году, которая привела к обесцениванию тенге с менее пяти до более восьмидесяти за доллар, к 1998 году была прекращена вовсе. С того времени Национальный банк стал поддерживать исключительно краткосрочную ликвидность казахстанских коммерческих банков, предоставив им осуществлять исключительно заграничное фондирование. Другими словами, казахстанские банки второго уровня были превращены в кредитных дистрибьютеров третьего уровня – перепродающих внутри страны долларовые займы, получаемые на финансовых рынках развитых стран.
Само собой, стоимость кредитов в Казахстане в два-три раза выше, нежели на рынках, с которых они привлекались. Чему со своей стороны способствует и Национальный банк, поддерживая ставку рефинансирования не ниже 7-6%, при почти нулевой стоимости исходного кредита в Евросоюзе — США.
В качестве основания для повышенной стоимости денежных ресурсов выдвигается необходимость борьбы с инфляцией, которая действительно не опускается ниже 8-7%, при почти полном ее отсутствии в развитых экономиках, откуда и привлекаются ссуды и займы. На самом же деле повышенный инфляционный фон во многом создается самим же Национальным банком – он «замыкающий игрок» на валютной бирже. А именно: поскольку курс национальной валюты регулируется Национальным банком путем скупки избыточного предложения доллара или продажи части своих ЗВР для покрытия повышенного спроса на валюту, постольку тенге дополнительно эмитируется во внутреннюю экономику или изымается из нее, как проекция внешнего платежного баланса Казахстана. Поскольку же этот внешний платежный баланс в нормальном (то есть не в кризисном) состоянии избыточен — избыточна и эмиссия национальной валюты во внутреннюю экономику.
Так, с начала 2001 года по конец 2013-го денежная база выросла в 22,9 раза, тогда как обслуживаемый ею ВВП – только в 9,9 раза, объем промышленного производства – в 9,1 раза, а сельское хозяйство, например, только в 4,6 раза.
Та же избыточность и по наличным деньгам: их объем за те же годы вырос в 14,5 раза, тогда как обслуживаемая этим «налом» розничная торговля – в 7 раз, средняя зарплата по Казахстану – в 6,3 раза, а прожиточный минимум – в 4,8 раза.
Денежное расслоение
Это денежное переполнение и создает повышенный инфляционный фон в казахстанской экономике. Другое дело, что эмитируемые в избыточном количестве денежные ресурсы заводятся в экономику не по классической для монетарной метрополии схеме – через банки, а достаются непосредственно сырьевым экспортерам – через конвертацию ими части валютной выручки в необходимые им объемы местных денег. А уже от экспортеров избыточные массы тенге расходятся по внутренней экономике — через их поставщиков, строительных и других подрядчиков, транспортную и энергетическую инфраструктуру, торговлю, отдых и развлечения, а также и просто по коррупционным схемам.
Таким образом, в стране более чем достаточно денег и их обладателей, чтобы поддерживать завышенную стоимость товаров и услуг на внутреннем рынке, но совершенно недостаточно для обеспечения нормального потребления большей части населения.
Точно так же избыточные денежные ресурсы, генерируемые в экспортно-сырьевом секторе и его обслуге, отделены от остальной экономики, испытывающей хронический дефицит даже оборотных средств, не говоря уже об инвестициях.
Та же ресурсная недостаточность относится и к самим банкам: поскольку валютные экспортеры нуждаются в них исключительно для ведения своих текущих счетов и только им Национальный банк поддерживает краткосрочную ликвидность, постольку должных ресурсов для кредитования несырьевой части экономики у них просто нет.
Соответственно, казахстанские коммерческие банки отделены от базовой экспортно-сырьевой части национальной экономики. Они выдавлены в сектор исключительно финансовых и торговых спекуляций, где только и могут относительно надежно окупаться чересчур дорогие и не слишком длинные кредиты.
Основной же сферой банковской деятельности остается чисто потребительское кредитование, поскольку населению не оставлено иного выбора, кроме как удовлетворять свои потребности в жилье, автомобилях и бытовой технике, свадьбах и лечении через ипотечные и иные кредиты, невзирая на их стоимость.
Кредитование и инвестирование чужих производителей
Так, собственно потребительские кредиты в банковском портфеле составляют сейчас почти 50%, торговля – почти 20% и строительство – более 12%. Тогда как сельское хозяйство и транспорт — только по 4%, а вся обрабатывающая промышленность – лишь 8%.
Фактически банковская система Казахстана кредитует не национальное экономическое развитие, а увеличение национального потребительского долга. А поскольку потребление основано преимущественно на импорте, то это не только «строительство пирамиды» внутреннего долга населения, но и закрепление внешеэкономической товарной зависимости. На закрепление вывоза сырьевых и финансовых ресурсов из страны и ввоза иностранных товаров направлена и деятельность столь приветствуемых казахстанскими властями иностранных инвесторов.
Только с 2005 по 2013 год в экономику Казахстана пришло (округленно) $178 млрд прямых иностранных инвестиций (ПИИ), из них: геологоразведка и изыскания – $68 млрд (!), нефть, руды и металлургия – $16 млрд, торговля – $14 млрд, финансовая деятельность – $11 млрд, строительство – $6 млрд. Тогда как сельскому хозяйству, например, досталось всего лишь $139 млн.
Принципиально те же пропорции закреплены и в структуре внешнего долга Казахстана. На первую половину 2014 года (более свежих данных пока нет) он составил $155,5 млрд, из них те же самые геологоразведка и изыскания – $64 млрд (!), транспорт (трубопроводный) – $16 млрд, финансы и страхование – $15,6 млрд, консультации головных компаний – 14,2 млрд (!), нефть и металлургия – $10,8 млрд, торговля – $9,6 млрд, строительство – $7,2 млрд, обрабатывающая промышленность – $5,6 млрд, госуправление и оборона – $5,0 млрд. Тогда как на сельское хозяйство приходится $234 млн, а на образование и здравоохранение вместе – $182 млн.
Территория на вывоз
Здесь уместно вернуться к высказанному выше тезису о нормальной избыточности внешнего платежного баланса Казахстана. По сути, это ключевое условие функционирования «экономики на вывоз».
Поэтому невмешательство правительства в «свободно складывающийся» внешний платежный баланс — неукоснительно соблюдаемый местными властями основополагающий канон МВФ. А профицит платежного баланса воспринимается не просто как нормальное, но желаемое и всячески приветствуемое состояние национальной экономики – свидетельство грамотной политики местного правительства и Национального банка.
Следующий логически вытекающий из этого канон такой «вывозной» экономики – необходимость накопления валютных излишков в форме золотовалютных резервов Национального банка. А поскольку в «тучные годы» профицит попросту не вмещался в ЗВР, параллельно был организован (для будущих поколений!) еще и Национальный фонд. Так как хранятся такие валютные резервы в форме долговых обязательств развитых государств, с возвратом им же «живой» валютной выручки, то такая схема — это дополнительное авансирование и кредитование того же сырьевого экспорта.
Хвост, виляющий за собакой
И замыкает этот логический «вывозной» цикл такой неукоснительный канон МВФ, как поддержание «плавающего» курса национальной валюты. Тем самым не подвергаемый ни малейшему сомнению принцип продажи невосполнимых национальных природных ресурсов на иностранную валюту фиксируется еще и гибкой привязкой валюты местной к иностранной, которая превращает национальную валюту не просто в «местный доллар», но еще и с дополнительным рыночным «саморегулированием».
По существу любое колебание курса валюты, обслуживающей внутреннюю экономику относительно курса валюты внешнеэкономических операций, есть диверсия: в варианте укрепления — против национального производителя, в варианте ослабления — против национального потребителя, а за ним и того же производителя.
Однако эта объективная реальность подменена глубоко укорененным в сознании большинства участников современного глобального рынка убеждением, особенно политических и экономических «элит» подобных Казахстану (и нынешней России) «экспортно-сырьевых» экономик, что «рыночный» курс – единственно разумный способ функционирования их национальной валюты.
По существу истовая вера сырьевых аборигенов в «плавающий» курс их валют — самое высокотехнологичное достижение современного монетарного неоколониализма, его подлинная основа.
Свое – в убыток, чужое – втридорога
Элиты же «развивающихся» государств пропитаны убеждением, что инвестиционные и кредитные ресурсы для развития их собственной экономики следует искать и занимать где угодно, но только не создавать их внутри собственной монетарной системы. Вот численная иллюстрация такой схемы, когда излишки платежного баланса сдаются в долг финансовой метрополии, инвестиции же и кредиты берутся в долг у нее же. За 14 лет существования Национального фонда суммарная доходность (на середину 2014 года) составила $10,32 млрд. Притом что собственно накопленный на ту же дату валютный актив имел величину $76,61 млрд. Итого 13,4% за 14 лет – более чем скромно. С учетом же, что и сам доллар за эти годы (особенно по ходу политики «количественного смягчения») потерял гораздо больший процент фактической стоимости, хранение валютных резервов за рубежом – убыточно.
Разительно иная картина по внешнему долгу Казахстана. При его уже упомянутой величине в $155,5 млрд на середину 2014 года было выплачено процентов и возвратов на сумму… $288,8 млрд. А за 2015 год предстоит выплатить (график имеется) еще $16,77 млрд.
Неоколониализм — самообслуживание
Осталось подчеркнуть, что такая внешне ориентированная экономическая модель нуждается в вертикали власти.
Так, сырьевой экспорт, помимо транснациональных компаний, «многовекторно» представляющих интересы Европы, Китая, США и России, осуществляют и казахские национальные компании – так же вывозя из страны основную долю валютной выручки.
Транспортные схемы и торгово-развлекательные центры, основанные на товарном импорте, «курируются» высокопоставленными должностными лицами.
Наконец, системообразующие банки приватизированы представителями верхушки власти-бизнеса. Поэтому можно предполагать, что львиная доля иностранных инвестиций и займов, пришедших в Казахстан, имеет казахстанское же происхождение, а за «иностранными» инвесторами и займодателями стоит казахская «верхушка».
Таким образом у нас умело сбалансированная и ориентированная на «самообслуживание» модель внешней, фактически колониальной, эксплуатации природных и человеческих ресурсов. Чему не следует удивляться, поскольку лидирующая в глобальном мире американо-европейская метропольная цивилизация, в которую придаточным образом вписаны постсоветские «суверены», всегда строилась и развивалась на основе колониальной экспансии.
Так, знаменитое еще римское «хлеба и зрелищ» обеспечивалось поставками пшеницы из колонизированного Египта и рабов-гладиаторов из завоеванных периферий империи. Равно как промышленная революция и развитие капитализма в Европе последних трех столетий также сопровождались интенсивной колонизацией ближних и дальних (включая саму Северную Америку и Канаду) земель и народов.
Технический и цивилизационный прогресс сделал европейскую колониальную модель гуманнее по форме, хотя и интенсивнее по содержанию. Так, обмен пушнины, золота и рабов на стеклянные бусы, ром и ситец обеспечивал гораздо больший экономический паритет, нежели продажа нефти и металлов в обмен на долговые «фантики».
Что, впрочем, не дает нам никакого права осуждать просвещенную Европу — она всего лишь прагматично подходит к политическому и экономическому сотрудничеству с «развивающимися» суверенами.
Демократизация – знамя антиколониализма
В этом смысле суть современной «колониально-освободительной» борьбы — не противостояние либерально-демократическим ценностям Запада, а борьба за демократизацию местных компрадорских и коррумпированных правлений, перевод их из персонально вождистского в современный институциональный формат. Прежде всего, укоренение на местной почве таких рожденных в Европе высоких политических технологий, как местное самоуправление, формирование исполнительной власти парламентом и независимое судопроизводство.
Однако не стоит заблуждаться насчет возможности мягкого перехода из колониально-придаточного статуса в положение равноправных экономических партнеров развитых государств. Если собственно демократизация персонально президентских правлений будет скорее приветствоваться, то любые попытки отказа от сложившихся схем монетарной и торговой эксплуатации сырьевых «суверенов» будут осуждаться и наталкиваться на сопротивление.
В то же время возможности бесконфликтного перехода от сырьевой к индустриально-инновационной модели, в рамках соблюдения все тех же канонов МВФ, включая «плавающий» курс и внешнее фондирование, – иллюзорны.
Пример — та же Программа ФИИР, на реализацию которой затрачены весьма большие деньги и организационные усилия при фактически нулевом результате.
По существу формирование Евразийского союза – это как раз перспектива организовать самодостаточную индустриально-инновационную экономику, способную на равноправное партнерство с другими мировыми суверенами не на колониально-придаточной основе.
Просто ждать – можно не дождаться
В такой ситуации властям Казахстана, всегда играющим «вторым ходом», объективно только и остается, казалось бы, что выжидать большей определенности с ценами на нефть, курсом рубля, санкциями и общей ситуацией в России и вокруг Украины. На что фактически и направлена «контрцикличная» новая экономическая политика «Нурлы жол».
Впрочем, перспективы просто выжидания тоже заведомо проигрышны, поскольку собственно казахстанский сырьевой экономический цикл определенно заканчивается.
Так, добыча нефти последние несколько лет уже не растет, и не из-за кризиса – действующие месторождения истощаются, новых нет. Положение может поправить Кашаган, однако сроки ввода откладываются, к тому же инвесторы много лет будут возвращать свои затраты, собственно Казахстану мало что достанется.
С черной и цветной металлургией то же самое — возможностей физического наращивания экспорта нет.
Опрокидывается и финансовая основа цикла. Если приток ПИИ за последние 9 лет составил (как уже указывалось) $177,8 млрд, то вывоз доходов на них за те же годы — $170,5 млрд. Причем все последние годы вывоз все более перевешивает ввоз.
Внешний долг — все более расходящаяся «вилка»: за 2013 год было привлечено из-за границы $13,0 млрд, выплачено по процентам — $31,8 млрд. За первую половину 2014 года долг прирос на $5,6 млрд, а «вознаграждений» за границу ушло на $10,5 млрд.
Итого: ни роста цен, ни физических объемов экспорта не ожидается. Как не стоит ждать и того, что иностранные инвесторы перестанут откачивать деньги из своих бизнесов, а заемщики простят долги.
Массированная добавка средств из Национального фонда позволит какое-то время поддержать платежный баланс и курс тенге. Однако НЭП «Нурлы жол», вписанная в ту же не подвергаемую сомнению внешнеэкономическую модель, способна лишь оттянуть время опрокидывания цикла, не более.
Итак, что нам сулят первые месяцы наступившего года?
Общая стратегия Акорды: просто удерживать экономическую ситуацию, включая и курс тенге. Но занятие это, требующее расходования валютных резервов и потому выматывающее душу и нервы, не может быть долгим. Так что на кону новые перетряски правительства и Национального банка, при неприкосновенности самого премьера как одной из ключевых фигур «переходного периода». В связи с этим более чем вероятны досрочные перевыборы самого елбасы – с каким-то новым лозунгом конституционного реформирования парламента и правительства. Или просто новые парламентские выборы – для косметического освежения.
После чего не исключен и отпуск тенге вдогонку убежавшему рублю.
Все здесь связано лишь с ожиданием, как, когда и на кого президент Путин заменит Эльвиру Набиуллину и Дмитрия Медведева. А если с этим будет задержка – последовательность может измениться: сначала перевод тенге в «свободное плавание», а уже затем властные перетряски.
