ЕАЭС: кому и для чего он нужен

Украинский урок казахской государственности

Минские договоренности ( за подписанием которых наш президент следил наверняка с особым чувством ) плюс ликвидация дебальцевского «котла» открыли дорогу... нет, не к миру, всего лишь к новому неустойчивому перемирию в/на Украине. И за всеми этими перипетиями, включая прогнозы - гадания, чем все закончится, казахстанцы следят, как за своими собственными. Хотя, казалось бы, где Украина и где Казахстан – у них и у нас все по - другому. Выходит, не все, если и на эмоциональном, и на рассудочном уровне каждый из нас прикладывает украинскую драму именно к себе и к своей стране. Причем прямая вовлеченность Казахстана и казахстанцев в украинские события проявляется в такой же, как в самой Украине, эмоциональной и рациональной поляризации. Для одних Крым – аннексирован, для других – воссоединен. Кто - то однозначно за ДНР и ЛНР, другие жаждут успеха сил АТО. Страсти в интернете, на кухнях и в аудиториях кипят нешуточные, противники готовы сцепиться уже вживую.

Тем больше оснований разобраться: что нас объединяет и что отличает, что из происходящего в Украине возможно у нас, а что невозможно, и какой урок для всех нас из этого следует.

Трасса Харьков — Ростов в районе Логвиново.  Max Avdeev for BuzzFeed NewsЧем мы точно отличаемся – Украине есть куда уходить. В Европу. Причем давно уже консолидирующий очень многих украинцев европейский выбор превратился в победную революционную силу только после того, как реальные контуры обрел противоположный вариант – вернуться опять в СССР. Когда первый «оранжевый» Майдан байговал против «пророссийского» Януковича в пользу прозападного Ющенко, ни о каком донецком или луганском сепаратизме и мысли не возникало. Да и сам Янукович на следующих выборах стал вполне легитимным украинским президентом, кого поддержали отнюдь не только «донецкие».


Зато когда вступил в действие Таможенный союз и возник конкретный план формирования ЕАЭС – тогда и появился ранее недостающий для решительного действия стимул: прильнуть к Европе стало срочно необходимым именно для того, чтобы неизбежно не оказаться опять под Москвой. А в таком контексте вполне «проукраинское» желание Януковича не форсировать соглашение об экономической ассоциации с ЕС – как раз ради адаптации отношений с Евразийским союзом и ухода от ситуации «на разрыв» – стало для него роковым. Вкупе с тем, конечно, что именно при нем, далеко не первом президенте суверенной Украины, клептократическое семейно-олигархическое правление было доведено до полной одиозности.

Сразу же оказалось, что пронизывающая всю систему украинской власти коррупция имеет «москальское» лицо, и соответственно, отстаиваемый Майданом европейский выбор есть единственный и гарантированный способ избавиться от этой как бы не украинской беды. Ну, а полной поляризации добавили американские и европейские политики, раздающие на Майдане булочки и интеграционные обещания.

Внешняя же поляризация – безальтернативный выбор между Брюсселем-Вашингтоном и Москвой – довела до бескомпромиссной заточенности и классическую формулировку национальной государственности «один народ – одна нация – один язык». Украинский, разумеется. В предположении, что та часть населения Украины, которая под такое определение национальной государственности не подпадает или не хочет подпадать, никуда не денется.

Оказалось – есть куда деваться. Собственный «сепаратизм» жителей юго-востока, получив достаточную российскую поддержку, оказался в состоянии противостоять Киеву даже в военном отношении. И все – единой Украины уже не будет. Самый компромиссный вариант – федерация, но и она разделит страну на части, относящиеся друг к другу, мягко говоря, с недоверием.

Впрочем, рассуждать сейчас о неких вариантах «замирения» в Украине совершенно преждевременно. Ясно, что война будет продолжаться – по элементарному факту отсутствия у сторон таких результатов, которые могли бы их удовлетворить хотя бы промежуточно. Киев, при всей череде военных поражений, вовсе не отступился от идеи окончательной победы. Вернее, так: в военную победу киевское руководство, может быть, про себя и не верит, но война – это способ существования нынешней украинской государственности (в надежно мирной обстановке экономический коллапс станет неотвратимым, а хоть какая-то политическая консолидация в самой Раде, между нею, президентом и правительством – невозможной). Поэтому столь страстно желаемые поставки летальных вооружений из США необходимы не для достижения перелома на фронте боевых действий, а элементарно для сохранения ситуации противостояния с Россией.

Вот на этом противостоянии все и держится, поскольку отправная точка Майдана – «хотим в Европу и не хотим коррумпированную власть» – отодвинута в… никуда. Ясно, что не только от Евросоюза, но и просто от торговой ассоциации с ним Украина далека, как никогда ранее, засилье же олигархии и коррупции – тоже пуще прежнего.

Поэтому война, не обязательно в открытой вооруженной форме, но обязательно – упорная и непримиримая, будет продолжаться. Это тот самый случай, когда стороны готовы идти, каждая за свою правду, «до победного конца». Причем эта самая правда, у каждого своя, разделяет ныне не только политиков и политологов, генералов и журналистов, но и то большинство, которое принято называть простым народом.

К примеру, один и тот же неоспоримый факт, что за ополченцами ДНР и ЛНР стоит помощь России оружием и людьми, трактуется прямо противоположно. Для подавляющего большинства россиян – это, безусловно, правильный и долгожданный поступок, предмет гордости за свою страну и основа массовой поддержки Путина. Для большинства же украинцев – это акт агрессии, несправедливой и незаконной.

При этом любая рациональная аргументация, юридическая, историческая или экономическая, никак не способна сблизить такие ментальные оценки – только еще больше развести их.

Возьмем, например, нормы международного права, которые Россия, начиная с крымского референдума и поддержки ДНР и ЛНР, безусловно, нарушила. А разве отстранение от власти Януковича, вскоре после подписания соглашения с лидерами оппозиции под гарантии Франции, Германии и Польши, поощряемое сначала раздачей американских булочек на Майдане, а затем выстрелами до сих пор не установленных снайперов, не было прямым нарушением того же международного права? И разве односторонние санкции, накладываемые США и ЕС на Россию, как и встречное российское эмбарго, не есть совершенно очевидные нарушения положений ВТО и МВФ и вообще действующих до того международных процедур согласования экономических и политических интересов?

Да и, наконец, на чем основано действующее до Крыма международное право, включающее нерушимость границ и суверенитетов? Оно основано на акте о прекращении деятельности СССР, подписанном в декабре 1991 года в Беловежской пуще. Тот акт, если подходить к нему с правовыми мерками, совершенно не соответствовал ни действующему на тот момент советскому законодательству, ни основополагающим международным соглашениям и обязательствам отменяемого Советского Союза.

Так, в марте того же 1991 года был проведен всесоюзный референдум, на котором население всех республик (кроме прибалтов, которые уже тогда стали «отрезанным ломтем») дружно высказалось за сохранение СССР. И при этом – столь же дружно поддержало идею его коренного реформирования. Вопросы того референдума были составлены «по-горбачевски» — и правильно, и путанно, заранее предполагая нужные ответы. Далее случился путч ГКЧП, и, воспользовавшись неразберихой в Москве, Верховная Рада 24 августа принимает решение о проведении уже всеукраинского референдума, на котором 1 декабря подавляющее большинство высказалось за подтверждение «Акта независимости Украины». Заодно избрав Первого секретаря ЦК КПУ Кравчука суверенным президентом. А в составе СССР или вне его – это без уточнения.

Поэтому в Беловежской пуще и Леонид Кравчук, и Борис Ельцин, избранный в июне того же года президентом Российской Федерации, и Станислав Шушкевич, ставший в сентябре Председателем Верховного Совета Беларуси, имели, скажем так, относительную легитимацию для подписания составленного акта роспуска СССР. И эту легитимацию, с совершенно равной политической, юридической и логической убедительностью, можно как обосновать, так и опровергнуть.

Но что с того, если именно такая «перестройка» государственных границ и суверенитетов устраивала всех заинтересованных «игроков» на тот момент, и не было никого, в чьих силах или интересах было этому воспрепятствовать.

Последующее же Будапештское соглашение, гарантирующее постсоветское переустройство Восточной Европы и СНГ, где гарантом выступает и как бы отделившаяся от советского прошлого суверенная Россия, — да, создало новую международную правовую реальность – до следующего переформатирования.

И вот теперь мы живем в историческом времени этого нового переформатирования – прежняя система международного права и всей системы политических и экономических отношений… нет, не отменена и не разрушена – она переведена в разбалансированное и «подвешенное» состояние.

Причем выстраивание нового, действительно устойчивого на следующий достаточно длинный промежуток исторического времени состояния зависит вовсе не от той или иной линии разграничения между юго-востоком и «остальной» Украиной, унитарного или федеративного конституционного устройства, и вообще не от Украины. Украина – это опять, как и не раз в предыдущие исторические циклы, «Окраина», территория, где заканчивается Европа и начинается Евразия. Или, что то же самое, территория, где заканчивается Евразия и начинается Европа.

Суть же всего нынешнего противостояния, во всей его остроте и плохо прогнозируемой перспективе, – даже не то, что Украина разорвана между европейским и российским выбором внутри себя, а то, что российского выбора… самого пока  нет.

То есть президент Путин, вкупе с президентами Назарбаевым и Лукашенко, создав сначала Таможенный союз и обозначив тем самым общую экономическую и, следовательно, политическую интеграцию, фактически отменил распустившее СССР Беловежское соглашение, запустив геополитическую турбулентность, вызвавшую и Майдан, и Крым, и войну на юго-востоке.

Однако, что собой представляет этот новый, вызвавший такой геополитический переполох Евразийский экономический союз – ему самому пока не понятно. Если брать политическое наполнение – это возродившийся СССР: та же внешнеполитическая риторика по отстаиванию собственных интересов за пределами национальных границ, то же неприятие однополярного западного доминирования, та же готовность противопоставить силе силу. Но все это – в сольном исполнении президента России. Тогда как подтверждать претензии на окончание однополярной глобализации Российская Федерация в одиночку не может – здесь без консолидации того евразийского пространства, которое самой Историей было некогда оконтурено в виде чингисхановской, а затем Золотой Орды, затем Московского царства, Российской  империи и, наконец, СССР, не обойтись.

Чтобы подтвердить обозначенные пока только словами, а делами – лишь в Крыму и на юго-востоке Украины, претензии на геополитическую правосубъектность, Россия должна восстановить те исторические границы, какими не она, а вся Евразия определила свое соприкосновение с другими мирами – китайским, исламским и европейским, разумеется.

Причем, и это принципиально важно, если бы давно прописанное историей с географией разграничение евразийского и европейского миров в формате XXI века уже состоялось бы, война в/на Украине, санкции и вообще противостояние тут же бы и закончились. Поскольку если отбросить все равно уже опрокидывающуюся ростовщическую глобализацию, то все остальные формы современного глобального взаимодействия, от индустриального до культурного, реализуются если и в соперничестве, то отнюдь не в форме истребления живой силы и техники врага, заодно с городами и мирными жителями.

Но вся проблема в том, что Евразийский союз, от которого через Майдан пыталась убежать Украина и от которого ее всячески оттягивали и продолжают оттягивать США и Евросоюз, пугает и Киев, и Вашингтон с Брюсселем более всего своей неопределенностью. Тогда как Украине, если честно, бежать некуда – Европе она не нужна объективно. Да, некогда было не так: Киев, хотя и был «матерью городов русских», в Русь-Орду не входил. Можно выделить исторические этапы украинской «незалежности».

Это Волынско-Галицкое княжество, ставшее в 1250 году самостоятельным и именно европейским королевством. В таком качестве Малая Русь была признана католическим Папой Иннокентием IV, а русский князь Даниил Романович Галицкий получил из рук Папы королевскую корону.

Далее это Киевское и Черниговское княжества, в 1321 году попавшие в зависимость от Литвы. К концу XIV века литовцы уже владели всеми землями Киевской Руси, кроме Новгорода. Впоследствии и Галичина, и Северская Русь, и Киевская Русь в течение 400 лет до Переяславской Рады 1654 года находились попеременно то в составе Великого княжества Литовского, то в составе Польского королевства.

И, наконец, следующий этап случился уже в советские годы. Всегда стремившаяся к самостоятельности Украина была «обременена» новыми территориями, имеющими русское население и исторически принадлежащими России. Так, в составе Украинской ССР при ее образовании оказалась Новороссия, а позднее, уже в период правления Н. С. Хрущева, – Крым. Эти территории были призваны балансировать (уравновешивать) правобережье Днепра, население которого имело давние европейские пристрастия и даже корни. Нетрудно видеть, что экономическое развитие Украины в советские годы в основном происходило путем усиления промышленного потенциала именно этих восточных (т. е. русских), а не западных

(т. е. собственно украинских) регионов.

Таким образом, очевидно, что Украина ближе других постсоветских республик (кроме Прибалтики) стояла к осознанию своей истинной независимости. Для нее это есть государственная независимость (в форме создания национальной государственности), отказ от влияния России и опора на европейские политические и экономические структуры. В том числе с помощью польских и литовских лоббистов – давних покровителей Украины.

Однако История ходит по спирали, а не по кругу, наследие XX века просто так отменить нельзя, и Украина – это постсоветское, а не европейское образование. Включая и «западенцев», которые, при всей нелюбви к «москалям», надежно оказались уже вне Европы. Как раз годовщина Майдана, начатого под лозунгом «Украина – це Европа», показала, что нынешняя Украина – это что угодно, но только не Европа.

Евросоюзу же сейчас и самому бы не допустить распада, удержав ту же Грецию, а за нею и дальнейшую цепочку проблемных членов. Что же касается объективной границы Европы с опять нащупывающей свое новое историческое качество Евразией – это Польша. Для Европы все что дальше – чемодан без ручки: бросить жалко, но тянуть за собой нет ни сил, ни желания.

Насколько вся эта украинская драма соотносится с казахстанскими реалиями, что у Казахстана с Украиной общего и что различного?

Если начистоту, то сходится почти все, за исключением отсутствия внешней силы, толкающей Казахстан в противоположную от Евразийского союза сторону. Как и той стороны, к которой Казахстан, в альтернативу ЕАЭС, мог бы присоединиться.

Хотя и тут есть аналогия: внутри Казахстана тоже достаточно настроений и людей, не желающих сближения с Москвой. А аналог украинского «европейского выбора» – «выбор суверенный»: зачем нам союз с несоизмеримой по экономической и политической мощи Россией, если с ней можно торговать и сотрудничать и в нынешнем «независимом» качестве?

Но в том-то и дело, что «суверенный» экспортно-сырьевой цикл для нас объективно заканчивается – и в чисто экономическом смысле, и в политическом.  Притом что «просто торговая» интеграция в формате ЕАЭС для Казахстана тоже невыгодна. Мы находимся на объективно переломном историческом отрезке: речь идет о таком содержательном наполнении евразийской интеграции, которое придало бы общий смысл развития всем ее участникам.

Общее историческое основание для этого есть. Казахско-российские отношения по сравнению с  отношениями братских славянских народов – русских и украинцев – выглядят более основательными и прочными. Дело в том, что в сложившемся при Чингисхане евразийском суперэтносе русские и казахи, как одни из степных народов Евразии, входили в сердцевину суперэтноса и были его основой. В то время как этносы, находящиеся на стыке двух пограничных суперэтносов, очень часто меняли свою суперэтническую принадлежность. Этим переменам были подвержены и украинцы (особенно их западное крыло) на границе с Западом, и узбеки с туркменами – на границе с мусульманским миром, и маньчжуры – на границе с Китаем.

В суперэтническом смысле казахско-российские отношения объективно прочные и устойчивые и представляют собой по существу ядро евразийского суперэтноса. К счастью, политическое взаимодействие двух народов никогда серьезно не отступало от этого правила. Хотя было разное: и колонизация степей с ущемлением прав коренного населения, и репрессии, и голод. Но была и помощь – в освоении территорий, в создании промышленности и сельского хозяйства, в обучении и подготовке кадров.

В любом случае, сейчас для всех для нас главное – выстраивание такой собственной национальной государственности, которая не допустит внутренних, этнических ли, языковых ли, разрывов внутри себя, при одновременном осознании и создании таких институтов наднациональной евразийской государственности, которая и себя сможет развивать дальше, и весь мир вокруг наделит пониманием и спокойствием.