Политическая нация
- Подробности
- 4417
- 10.06.2015
- Петр СВОИК, экономист, кандидат технических наук
На что опереть Мәңгілік?
Парламентскую избирательную кампанию 2007 года мы с Булатом Абиловым проводили в Караганде, собирали избирателей по дворам. И на каждом таком собрании обязательно присутствовала пара женщин, задававшая стандартные вопросы, и в первую очередь про фонд «Бутя-капитал». Причем были и упреки в национализме – я не сразу понял, с чего вдруг. Но вот на достаточно большом сходе жильцов в Майкудуке одна такая засланная взяла быка за рога: размахивая нашей программой, напала на Бутю с утверждением, что партия «Нагыз Акжол» выступает за создание только казахской нации. Булат, конечно, возмутился, назвал мадам провокаторшей, та сразу сникла и растворилась в толпе.
Успешно проведя агитацию, садимся в машину, и я потихоньку говорю: «Булат, она права: в программе это есть». Булат не поверил, пришлось показать пункт «создание казахской политической нации».
Чем дело закончилось? Фразу из программы убрали, только и всего.
К чему это я? А к тому, что любой живущий в Казахстане знает, что важнее межнациональных отношений нет ничего. Именно поэтому казахско-русскую тему, упакованную в соотношение казахского и русского языков, стараются не будоражить, обкладывая ее законодательными двусмысленностями и обтекаемой политической риторикой. Конечно, очень эмоциональное обсуждение идет непрерывно, но – на периферии СМИ и дискуссионных площадок. Солидные средства массовой информации, политические и общественные организации предпочитают этой темы не касаться.
Впрочем, власти время от времени предпринимают, что называется, вбросы. Так, в послекризисном 2009 году много шума наделал проект «Доктрины нацио-нального единства Казахстана», в частности, предложенное в нем определение «казахстанская нация».
И единство действительно было продемонстрировано – практически все непровластные казахские политики и общественные деятели объединились в неприятии такого подхода, противопоставив ему утверждение, что в Казахстане имеется только казахская нация. Ни до, ни после столь дружная реакция не проявлялась.
Уникальным получился результат – власти пошли на небывалое: сразу уступили требованиям патриотической оппозиции. Созданная рабочая группа выгладила документ: при том, что «казахская» и «казахстанская» нации, аннигилировав друг друга, из него исчезли, фактором объединения народа Казахстана в нем определен казахский язык, овладение которым должно стать естественным стремлением каждого гражданина.
На чем все и успокоилось.
Но вот вам следующий властный вброс: в президентском плане «Сто шагов» записаны целых три пункта, относящихся к межнациональной проблематике.
Это разработка проекта Патриотического акта «МӘҢГІЛІК ЕЛ» – повторение задачи, поставленной в форме президентского Послания народу на 2013 год, но так и не выполненной.
Разработка и реализация масштабного проекта «БОЛЬШАЯ СТРАНА – БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ», который укрепит казахстанскую идентичность и создаст условия для формирования целостной гражданской общности.
И разработка и реализация национального проекта укрепления гражданской идентичности «МЕНІҢ ЕЛІМ».
Как видим, сакраментальные слова насчет именно гражданской идентичности употреблены, однако при аккуратном не упоминании вопроса, на что же будет опираться «МӘҢГІЛІК ЕЛ», и какая в Казахстане должна быть нация.
А поскольку настоящее и будущее вытекают из прошлого, еще одно воспоминание.
К зиме 1991 года калейдоскоп событий подвел Верховный Совет Казахской ССР к принятию Декларации о независимости. Проект, само собой, был подготовлен в Президиуме, но мы, группа депутатов, внесли свой альтернативный вариант. Тогда такое еще было возможно, и так образовалась группа «Демократический Казахстан», положившая, кстати, начало институту сопредседательства в Казахстане. Марат Оспанов, Ермухамет Ертысбаев, Бахтияр Кадырбеков, Владимир Белик и Петр Своик – очень разные у всех потом оказались судьбы…
Тогда голова у меня была забита энергетикой пополам с «новым мышлением» Горбачева, а об азах юриспруденции и конституционного права представление было самое общее. Хорошо, однако, что как раз летом того же года для всех желающих силами преподавателей Алма-Атинской ВПШ, не преобразованной еще в КИМЭП, был организован элементарный ликбез, очень даже пригодившийся. Особенно эффективными оказались лекции Леонида Гинзбурга (если правильно запомнилось), буквально за пару часов вдолбившего нам, что такое правовое государство и гражданское общество.
И вот на этих понятиях (с его же непосредственным участием, открою секрет) мы и внесли в Президиум ВС КазССР альтернативный проект. Ключевым отличием в нем было определение «гражданская нация» против подготовленного в аппарате определения «казахская нация».
Так вот, первым при обсуждении слово получил, само собой, Нурсултан Назарбаев – тогда уже президент, и начал он с похвалы нашего проекта. После чего предложил принять подготовленный опытными (не нам чета!) юристами вариант Президиума. Дескать, сейчас надо именно так, а когда-нибудь мы доживем и до гражданского определения национальной государственности и нации.
Потом «казахская нация» благополучно перекочевала в Закон «О Государственной независимости» от декабря 1991 года, имеющий конституционную силу. И по сей день вся масса прилагательных «национальный (-ая, -ое)», разбросанных по нашему законодательству, юридически выводится из одного присутствующего в этом законодательстве однокоренного существительного – «нация».
В свою очередь, скрепленное с существительным «нация» конституционное определение «казахская» тоже имеет единственную, закрепленную в Основном законе правовую привязку – к определению «казахский язык», который по статье 7 Конституции – государственный язык Республики Казахстан. И ее в таком случае юридически правомерно называть Казахской Республикой.
А поскольку существительное «казах» юридической расшифровки не имеет и закреплено в законодательстве через привязку к «исконной казахской земле» и к «казахскому языку», казахами мы с вами вправе считать всех тех граждан Республики Казахстан, кто говорит на казахском языке.
Впрочем, на этом наш юридический изыск приходится оборвать, поскольку уровень владения казахским языком, за исключением кандидатов в президенты и в спикеры парламента, не регламентирован, а потому правовых критериев, которые бы относили граждан Казахстана к казахам и к казахской нации, не существует. Дело, как говорится, добровольное – самоидентификационное. Однако, обставленное множеством ограничений и неопределенностей, вытекающих в том числе из нестыковок и неопределенностей, не случайно заложенных в правовую базу.
Так, по статье 93 Конституции правительство, местные представительные и исполнительные органы обязаны создать все необходимые организационные, материальные и технические условия для свободного и бесплатного овладения государственным языком всеми гражданами Республики Казахстан в соответствии со специальным законом.
Между тем «специальный» Закон «О языках», пересказав тот же конституционный набор слов, никак не регламентировал соответствующие обязанности правительства, местных представительных и исполнительных органов. То есть фактически освободил органы власти от исполнения продекларированной в Конституции обязанности.
Более того, конституционная обязанность государства этим законом была переложена на граждан, всеобщим долгом которых определено овладеть казахским языком. Опять-таки конституционное определение «на равных» относительно использования казахского и русского языков подменено на утверждение о «приоритетности» казахского языка.
Ну и, наконец, в Законе «О языках» недвусмысленно предписан перевод делопроизводства только на казахский язык. Что, разумеется, дает «русскоязычным» сигнал об отсутствии смысла связывать свои перспективы с проживанием в Казахстане. Тем более что действующая Государственная программа развития и функционирования языков выстроена не на основе статей 7 и 93 Конституции, а на основе демонстративно «поправляющего» статью 7 и полностью игнорирующего статью 93 Закона «О языках».
И еще: в законодательной базе – два постановления Конституционного Совета, посвященных разъяснению правового статуса государственного казахского и официального русского языков. В сжатом виде их суть такова. Казахский и русский языки должны употребляться в равной степени, одинаково и независимо от каких-либо обстоятельств. Законодательство должно обеспечивать возможность физическим и юридическим лицам обращаться в государственные органы и получать информацию от них в равной степени на казахском или русском языках, вне зависимости от языка, на котором ведется делопроизводство.
Что же касается высшего статуса казахского языка, то он реализуется в установлении законами случаев исключительности либо приоритетности его функционирования. Например, обязательное свободное владение президентом и председателями палат парламента; употребление исключительно казахского языка в государственных символах; приоритетность при размещении текстов правовых актов, в национальной валюте и государственных ценных бумагах; в документах, удостоверяющих личность. Во всем остальном государственный и официальный языки равны.
Однако эти установки КС существуют как бы сами по себе, не находя отражения в Конституции, в Законе «О языках», в Госпрограмме и в Доктрине, наконец.
Спрашивается, как же из таких сознательно составленных и оставленных нестыковок и противоречий в законодательстве, как и в публичной идеологии, будут выбираться разработчики «МӘҢГІЛІК ЕЛ» и «МЕНІҢ ЕЛІМ»?
А то отдаленное время перехода на гражданскую основу национального строительства, о котором с трибуны Верховного Совета осенью 1991 года говорил совсем еще молодой президент Казахстана, – быстро подступает.
У всякой палки – два конца, и если государство упорно придерживается неисполняемых законодательных норм и двойных риторических конструкций, его непоколебимая позиция оборачивается и большой слабостью. Все нерешаемое можно, конечно, отнести за 2025 год, но невозможно уйти от нынешних вызовов. Посмотрим же им в лицо.
Мы имеем уже состоявшуюся казахскую национальную государственность, сформированную как бы на гражданской, но в то же время на демонстративно этнической основе. Неказахов на ключевых государственных и бизнес-постах практически нет. За исключением тех единичных вставок в виде исключения. В то же время кататели тележек на городских базарах и уборщики на улицах – тоже в большинстве казахи. Казахская этнократическая государственность наиболее безжалостна как раз к собственным «социальным аутсайдерам» – в силу компрадорского и кланово-олигархического строения. В то же время назревшая модернизация власти, переход от елбасизма к парламентаризму, чем на самом деле озабочен сейчас президент Назарбаев, во многом сдерживаются как раз этнократическими опасками.
А ну как провести действительно свободные выборы, не приписывать явку избирателей и не рисовать проценты заранее назначенным победителям? Эдак можно в одночасье потерять всю налаженную систему «власть – собственность»!
Что же делать?
Выскажу давно вынашиваемую позицию: сознательно заполненное языковыми двусмысленностями законодательство надо заменить на реалии «два в одном».
Коль скоро казахская национальная государственность состоялась на этническом фундаменте, надо это и узаконить – через требования обязательного владения казахским государственным языком гораздо более широким кругом должностных лиц. В частности, всеми министрами, акимами, депутатами Мажилиса и Сената.
А коль скоро казахская государственность в почти такой же степени межнациональная и гражданская, правовая база должна основываться на обязанности государства бесплатно, доступно и эффективно учить граждан казахскому языку, но никак не на обязанности граждан изучать или знать его. Любой гражданин Казахстана, получивший родной язык от родителей, в языковом плане ни перед кем не виноват и никому не обязан – для общей казахской гражданской самоидентификации это принципиально.
Зато государство в равной степени обязано учить всех желающих того граждан всем имеющим широкое употребление в стране языкам, обеспечивать на них информацию и делопроизводство.
Вы скажете: таким хитрым способом можно подорвать как раз этническую основу государственности. Это большой вопрос: удастся ли заполнить все вакансии гражданами, умеющими элементарно грамотно писать и читать по-казахски? Но это как раз и есть самое сильное место моего предложения.
Во-первых, требование знания казахского языка заставит, наконец-то, организовывать по-настоящему эффективную систему обучения. Во-вторых, языковые требования придется соизмерять со способностью государства и местных властей обеспечивать такое обучение. В совокупности это и выведет на некую «золотую середину», определяющую практический потенциал распространения и применения казахского языка.
Ну а сомневающихся можно успокоить такой автомобильной аналогией: не все добросовестно учили ПДД и сдавали на права, кое-кто их просто купил, но ездят – все.
И хотя на наших дорогах неподкупных полицейских и взаимно вежливых водителей, может быть, поменьше, чем в Швеции или Германии, наша страна нам понятна, привычна и комфортна. И друг на друга мы, в основном, не наезжаем и никого, как правило, не калечим.
Главное – начать движение, и все получится!
