Действия Мирзиёева трудно назвать реформами

Глава ассоциации «Права человека в Центральной Азии» (AHRCA) Надежда Атаева ответила в Бонне на вопросы DW, касающиеся развития ситуации в Узбекистане с точки зрения соблюдения прав человека.


DW: Власти Узбекистана заявили о готовности вновь допустить к работе в стране сотрудников Human Rights Watch. Можно ли это считать подтверждением успеха того диалога по правам человека, который международные организации в течение ряда лет ведут с Ташкентом?
Надежда Атаева: Заявления и документы либерального характера, сделанные и подписанные Шавкатом Мирзиёевым, пока остаются лишь намерениями. Подобное происходило и при Исламе Каримове. Вопрос в том, как команда Мирзиёева сможет выработать механизмы выполнения этих планов. Большая проблема в том, что активность Службы национальной безопасности (СНБ) сохраняется. Кадры, которые недавно пришли во власть, все прошли согласование в кабинете главы СНБ Рустама Иноятова. Тотальный контроль СНБ над гражданскими инициативами и над кадрами сохраняется.

Кроме того, не надо забывать, что Шавкат Мирзиёев – воспитанник режима Каримова, хотя он пытается демонстрировать новое отношение ко многим вопросам. Но ряд принятых им документов и указов были им же потом отменены по той простой причине, что они были подписаны импульсивно и не были проработаны на уровне исполнителей. Например, постановление о либерализации визового режима.
Реформами это назвать трудно. Я вижу в происходящем реакцию на международное давление, оказываемое на правительство. Осенью президент собирается поехать в Вашингтон. И мы знаем, что между минюстами США и Узбекистана продолжается диалог в рамках расследования коррупционных сделок, в которых могли быть задействованы граждане Узбекистана, включая старшую дочь Каримова Гульнару.
В ноябре 2016 года было обращение узбекских активистов к США и странам ЕС, где находятся арестованные в рамках расследования средства. В нем говорилось, что в страну нельзя возвращать эти деньги, выведенные из бюджета Узбекистана, без того, чтобы за их движением осуществлялся бы общественный контроль. А этот конт-роль невозможен в нынешних условиях отсутствия общественной дискуссии и диалога с властью, отсутствия свободы слова и международного независимого мониторинга.Иначе возвращение этих денег при отсутствии прозрачности их использования просто приведет к дальнейшим должностным преступлениям тех чиновников, которые в этом замешаны.
И я полагаю, что минюст США прислушался к этому обращению и поставил соответствующее условие перед правительством Узбекистана.

DW: При этом вы рассматриваете саму Гульнару Каримову в качестве жертвы несправедливости?
Надежда Атаева: Гульнара Каримова практически заблокирована в Узбекистане, ограничиваются ее права, контакты с внешним миром, она сама стала жертвой репрессивного режима. Думаю, что это делается для того, чтобы она не заговорила публично о роли ряда высокопоставленных чиновников в выводе бюджетных средств за рубеж.
Достаточно сказать, что все трансакции, которые осуществлялись по проектам, связанным с телекоммуникациями и другими проектами, которые вела Гульнара Каримова и которые были связаны с валютой, проходили через ЦБ и обязательно контролировались минфином. В нескольких странах идет следствие, и в его интересах многое не разглашается.
DW: Олигархи из Узбекистана не привлекли большого внимания в связи с опубликованием «панамских досье», содержащих данные о владельцах многочисленных офшоров. Это потому, что их там не было, или тут еще не сказано последнее слово?
Надежда Атаева: Сейчас различные НПО и независимые журналисты ведут очень активные расследования в связи с именами граждан Узбекистана, которые есть в «панамских досье», но неизвестны общественности. Предварительно могу сказать, что эти лица связаны родственными отношениями и с высокопоставленными чиновниками, и с людьми, окружающими одного из олигархов, которого иностранные дипломаты считают боссом мафии.
Сейчас проходят проверки некоторых фактов, не известных прессе, но можно пока сказать, что когда из Узбекистана выводились средства, они оформлялись на родственников, имеющих другие фамилии. И уже ясно, что родственники многих госчиновников волшебным образом получали доступ к госзаказам, что стало источником коррупционной деятельности. Но правительство сейчас заинтересовано в возвращении этих денег, потому что у бюджета огромный дефицит. И в случае тщательного следствия там появятся новые счета и новые имена чиновников.
DW: Если говорить об Андижане в свете санкций в отношении Узбекистана, что известно о нынешней ситуации в городе, где было подавлено восстание в 2005 году?
Надежда Атаева: Андижанская трагедия – до сих пор табу. А кто может себя называть ее свидетелями, находятся в зоне риска. И те андижанцы, кто остается в стране, и те, кто живет за ее пределами. Они даже не всегда имеют возможность пообщаться с родственниками через интернет. Мы знаем, что некоторые из участников митинга в Андижане уже получили второй-третий срок подряд и не видят для себя перспективы выйти на свободу.
DW: Разве новой власти не проще списать Андижан на предшественников, тем более что из руководителей, принимавших решение о силовой операции в Андижане, свой пост сохраняет только председатель СНБ Рустам Иноятов, которого многие считают противником либеральных шагов, предлагаемых Шавкатом Мирзиёевым?
Надежда Атаева: Иноятов – это корень проблем в политической системе Узбекистана на сегодня. Он острее других осознает, что преступления, которые были совершены властью во время режима Ислама Каримова, заслуживают ответственности в рамках Гаагского трибунала, и он там – потенциально один из основных фигурантов.
Уйди он сейчас из власти, не уничтожив свидетельств о массовых убийствах и применениях пыток в Андижане, о похищении иностранцев и граждан Узбекистана в других странах и о создании спецслужб, которые совершают экстерриториальные преступления, ему грозит процесс в Гааге. Эти преступления не имеют срока давности.
DW: Что вы называете экстерриториальными преступлениями?
Надежда Атаева: Например, и сейчас многие сотрудники правоохранительных органов, включая СНБ, под предлогами оформления рабочих контрактов уезжают за границу и организовывают там слежку за критиками режима. У нас достаточно фактов такой практики, и мы намерены начать процедуру в Европе по защите наших активистов и информировать об этом все международные организации в сфере безопасности. Не говоря уже о похищениях и покушениях, как на Обидхона Назарова в Швеции 2012 году.
DW: Как ваша организация ориентируется в ситуации, когда помощь в предоставлении статуса беженца в Европе просят люди, кого преследуют в Центральной Азии по подозрению в связи с исламистскими структурами?
Надежда Атаева: Когда мы говорим о беженцах, чаще всего к нам обращаются люди, еще не имеющие этого статуса. И мы всегда даем им правовую консультацию. Преследование может начаться уже из-за того, что мужчина отрастил бороду или женщина надела хиджаб. А решение о статусе принимает УВКБ ООН. Хотя с беженцами из Центральной Азии стало сложнее работать. И мы действительно реже стали давать рекомендательные письма для УВКБ ООН. Потому что сведения, которые нам дают о себе эти люди, мы не всегда можем проверить.