«Не побывавшим там земля кажется большой»

Подробности

3882

26.09.2018

Обозреватель «Новой газеты» Герой России Юрий БАТУРИН

Обозреватель «Новой газеты» Герой России Юрий Батурин о полёте в космос с казахстанским космонавтом Талгатом Мусабаевым

Международное взаимодействие на орбите прошло несколько стадий. Сначала была всеобщая эйфория, всё делали вместе, а потом наступил период, когда всё стали считать. На МКС в первые годы все было более или менее общее: хочешь — ​ешь американские продукты, хочешь — ​российские, а теперь все считается, практически каждый грамм — ​сколько и каких продуктов и прочее. Космонавты получают указание, что могут пользоваться только своими продуктами, одежда тоже только своя и так далее. В реальности, конечно, все происходит не совсем так, потому что космонавты — ​люди взрослые, образованные, воспитанные и понимающие, что такое взаимодействие в условиях, когда работа проходит на грани жизни и смерти. Если в экипаже все поделить, как делят государственные чиновники на переговорах по международному взаимодействию, то и космического полета не получится. Там атмосфера другая, отношения другие, невзирая на то, какие правила устанавливаются для космоса на Земле.

Характерно, что, несмотря на всеохватывающие международные санкции по отношению к России, они никак не затрагивают пилотируемую космонавтику, которая остается некоей «свободной зоной». И не только сегодня. В самый разгар Карибского кризиса, 30 октября 1962 г., директор НАСА Джеймс Уэбб и президент АН СССР Мстислав Келдыш обменялись письмами, которыми ввели в действие соглашение о сотрудничестве между странами в области космической деятельности. Безусловно, это не могло быть сделано без санкции, а учитывая сложившиеся обстоятельства, без прямого указания высшего государственного руководства с обеих сторон. Такие указания последовали, потому что руководителям СССР и США было очевидно: когда традиционные формы контактов (прямые дипломатические и скрытые) по линии спецслужб практически исчерпаны, неразумно отказываться от такого интеллектуального «интерфейса».
Взаимоотношения представителей космического сообщества — ​космонавтов, их семей, инструкторов и операторов с членами экипажа — ​характеризуются повышенной внимательностью, терпимостью, бережностью. При этом космонавты оказываются в центре достаточно большой коммуникативной сети, уникальной тем, что внутри нее отношения такие, какими они должны быть, и которые можно обнаружить только в очень малых группах. С одной стороны, это прекрасно, потому что служит образцом для многих, а с другой — ​наводит на печальные размышления на фоне массового распространения грубого, даже оскорбительного тона общения везде: от комментариев в интернете до международных перепалок на высоком уровне, свидетельствующих о полном забвении такого принципа международного права, как международная вежливость.
После завершения полета астронавт Франк Де Винне, выступая на торжественной встрече экипажа в Звездном городке, сказал: «Я верю, что человеческие отношения, человеческая доброта и человеческое внимание имеют огромное значение в пилотируемой космонавтике — ​полете человека в космос. В наших полетах мы несем за пределы нашей планеты общечеловеческие ценности и человеческие отношения, расширяя присутствие человека за пределами Земли». Добавлю от себя: …и возвращаем человеческие ценности и отношения в пределы Земли! Что ж, будем благодарны космонавтам и пилотируемой космонавтике за то, что она остается «оазисом» нормальных человеческих отношений, модели, которую можно надеяться в нем сберечь, как в специальном хранилище, защищенном от внешних бурь.
Свой второй полет я начал фразой, произнесенной за минуту до старта: «Джентльмены, начинаем наш полет. Спасибо, что воспользовались услугами нашей космической компании». Он оказался отмеченным прессой как начало новой эпохи: «Полетел первый космический турист Деннис Тито и с ним два российских космонавта…» Урок мне: сам по себе интереса не представляешь. Деньги оказались весомее. Прав был тот высокий чиновник в 1998 г.: после возвращения из полета ты — ​«всего только космонавт»¹.
Талгат Мусабаев и я познакомились с третьим членом нашего экипажа Деннисом Тито в начале 2001 г., когда нас, готовившихся дублерами в 29-ю экспедицию на орбитальный комплекс «Мир», после решения о сведении его с орбиты «перебросили» на первую экспедицию посещения МКС.
59-летний Тито в спортивном отношении выглядел блестяще, он постоянно следил за собой и поддерживал форму не только из-за того, что принял решение слетать в космос. Конечно, первое впечатление много значит, но все же до полного представления о Деннисе мне было далеко. Я жил в профилактории рядом с ним, к нам заходил Талгат, и мы имели возможность разговаривать на бытовые темы с Деннисом, все лучше и лучше понимая его.
Нас с Талгатом порадовала его высокая инженерная квалификация². Уйдя из НАСА, он решил заняться бизнесом таким же способом, как многие мои знакомые по Физтеху, — ​применить свои знания математики и физики к экономике и финансам. Многие выпускники Физтеха добились выдающихся успехов в бизнесе именно благодаря блестящей физико-математической подготовке. Это обстоятельство повысило мой интерес к Деннису. Он рассказал, что, наблюдая за игрой на бирже, разработал свой собственный индикатор — ​Уилшир-индекс (Wilshire-index), который и по сей день используют американские и другие финансисты. Благодаря этому индексу Тито сделал свой первый миллион.
В конце 1970-х – начале 1980-х гг. я много занимался применением физико-математических моделей в политике, международных отношениях, праве. Хотя — ​это не совсем финансы, но методологически здесь много общего, и я, беседуя с Тито, удовлетворял свой интерес как мог.
Начались тренировки. Денниса Тито у нас называли на русский манер — ​Денис Титов. Первые недели с опытным преподавателем, подготовившим по русскому языку многих иностранных астронавтов и учившим Тито, прошли без особого для Денниса успеха. Помучившись, он сказал: «Я уже немолод, чтобы учить сложный русский язык. Пусть мои коллеги разговаривают со мной по-английски. В конце концов, я плачу деньги за полет». Во время подготовки к тренировкам переводчица Ирина Соколова добросовестно объясняла Тито указания инструктора Игоря Ивановича Сухорукова, я немного корректировал специальную терминологию. В итоге такая работа пошла на пользу и нам с Мусабаевым. Я подготовил для Денниса краткий (до 100 выражений) словарь самых необходимых при работе на корабле терминов и коротких фраз и сказал: «Ты русский можешь не учить, но это понимать обязан». Он честно зубрил наш рабочий «птичий» язык каждый день и кое-что действительно запомнил. Кстати, с языком связан еще один забавный момент. Как-то начальник ЦПК, генерал-полковник П.И. Климук в шутку сказал Тито, что не допустит его до полета, пока он не научится называть своего командира по имени и отчеству — ​Талгат Амангельдиевич. Имя произносится просто, а отчество никак Деннису не давалось. Вряд ли он всерьез испугался, что не пройдет экзаменационную комиссию, шутку он, наверное, понял, но несколько дней подряд он почти безостановочно по бумажке выговаривал: «Амангельдиевич, Амангельдиевич, Амангельдиевич…» Вскоре Тито с абсолютно серьезным выражением лица доложил Климуку о выполнении задания.

Как известно, НАСА было против полета американского туриста к МКС на российском корабле. Когда мы приехали на тренировки в Хьюстон, нам сразу же объявили, что тренироваться мы начинаем с Томасом Райтером, а Тито допущен к технике не будет. Райтер — ​прекрасный космонавт, профессионал, работать с ним было бы удовольствием. Но мы с Талгатом развернулись и ушли в гостиницу, объяснив американцам, что не они назначали наш экипаж, не им и менять его состав. Тогда я первый раз увидел Тито взволнованным. Похоже, Деннис впервые понял, что он — ​не пассажир, а член экипажа. (На следующий день после переговоров НАСА с Роскосмосом инцидент был урегулирован. Тито готовился в Хьюстоне с нами. Райтер, впрочем, тоже был рядом.) Деннис ожидал новых подвохов от НАСА, его постоянно сопровождал телохранитель и никого из посторонних к нему не подпускал. Когда мы вернулись в Звездный городок, Деннис вздохнул свободно. Наши «спартанские», как он говорил, условия стали ему комфортнее и спокойнее, нежели постоянное нервное напряжение в Америке.
У Денниса и Талгата оказалось одно общее увлечение — ​музыка группы «Битлз». Я тоже их люблю, но Талгат еще и замечательно поет. Нередко они с Деннисом напевали на пару. Я решил сделать им подарок и в свой компьютер записал среди прочего песни «Битлз». Когда корабль вышел на орбиту, через два витка (около трех часов) мы сняли скафандры, немного перекусили, Тито лег отдыхать, а я приступил к первым экспериментам. Но прежде, включив компьютер, поставил им «Билет для поездки» (Ticket to Ride):
I don’t know why she’s riding so high…
Оба были в восторге.
У Тито интересное соотношение Ratio и Emotio: к неприятностям относится очень рационально, а радости встречает весьма эмоционально.
Еще одно наблюдение. Для нас с Талгатом титовские миллионы не значили ничего. (Он, кстати, это понял и однажды сказал: «Я не всегда был богатым».) Мое к нему уважение основывалось на его инженерной подготовке, знании математики и новаторских шагах в ее применении к исследованию финансов. Американские же члены экипажа, стараясь избегать в соответствии с пожеланиями НАСА попадания с Тито в кадр, в другое время, когда телерепортажи заканчивались, с интересом беседовали с ним и, как я замечал, относились к нему чрезвычайно почтительно, причем некоторый трепет объяснялся главным образом его статусом миллионера, который он так старался объяснить нам с Талгатом, временно переводя себя из «бизнес-генералов» в «космические солдаты».
Помню свои грустные мысли о зарождающемся космическом туризме. Я сознавал, что космический туризм неизбежен. Ведь это в человеческой природе — ​стремиться к экстремальным достижениям. С другой стороны, признавался себе, что отношусь к космическому туризму скорее негативно: ведь это не те туристы, которые для того, чтобы купить палатку, лодку и соприкоснуться с природой, наслаждаться ее красотой, откладывают из зарплаты. Это очень богатые люди, они покупают красоту Земли и самое страшное — ​будут действовать в соответствии с привычным для себя, но новым для космоса принципом: я заплатил — ​вы обязаны. Даже если это угрожает безопасности всего экипажа. В космос, который до сих пор был свободной от «звона злата» сферой, приходит Золотой телец. И там будет то же самое, что и на Земле: все покупается, все продается. Но помимо доллара должны быть и иные регуляторы и ценности.
Однако в отношении Денниса мои опасения оказались напрасны. Тито выполнил свое обещание. Во время полета он действительно был хорошим «солдатом космического экипажа». На МКС сам попросил давать ему задания, сортировал контейнеры с продуктами, выполнял другую несложную работу такого же рода.
А вот на следующий день после приземления Тито «хорошим солдатом» быть перестал. Он сразу вспомнил про свой статус, и персоналу ЦПК оказалось не так-то просто с ним. Однако нашего экипажа это уже не касалось. Позднее мы с Мусабаевым побывали у Тито в гостях в США, потом еще пару раз встречались в Москве. Отношения на таких встречах оставались дружескими, но не более того. Да и то сказать, разве у нас возникает желание регулярно встречаться с таксистом, который когда-то удачно подвез нас в аэропорт и мы не опоздали на рейс?
Но таксисты есть таксисты, а к стране, которая помогла ему преодолеть жесткое сопротивление его полету со стороны официальных кругов США, к российским специалистам и космической технике у Тито сложилось отношение почти благоговейное. Иногда он буквально идентифицировал себя с российской космической отраслью. На какой-то встрече, отвечая на просьбу сравнить российскую космонавтику и американскую астронавтику, Тито добросовестно провел все параллели, а затем неожиданно закончил: «Но американцы настолько серьезны, что скучно становится. То ли дело мы — ​русские, и с поставленными задачами справляемся, и пошутить любим…» Это «мы — ​русские» слушателей просто потрясло.
Пожалуй, единственное, в чем я могу попенять Тито, — ​в саморекламе, которая иногда переходила границы разумного. В ряде своих выступлений, в том числе и на слушаниях в конгрессе США, он настойчиво повторял, что был подготовлен, как любой российский бортинженер. Для профессионалов очевидно, что это далеко не так. Туристов готовят по упрощенной программе, обеспечивающей самообслуживание участника космического полета, работу со скафандром, основные элементы безопасности и понимание стадий полета. Требования для них существенно ниже, чем даже к космонавтам-исследователям, не говоря уж о квалификации космонавтов-испытателей, из числа которых назначаются командир и бортинженер. Или такая деталь: Тито не раз повторял, что был настолько хорошо подготовлен физически, что его пульс не превышал 72 ударов в минуту. На самом деле это говорит не о физической подготовленности, а об уровне понимания опасности. У российских опытных космонавтов, выполнивших не один космический полет, пульс, бывает, зашкаливает за сотню, и это нормально.
Следующие космические туристы были поскромнее Тито. Впрочем, с другими я и общался меньше, и за их выступлениями особенно не следил. А к Деннису отношусь, конечно, более пристрастно — ​все же он был «солдатом» нашего экипажа. И когда читаю или слышу что-то из его выступлений, разумеется, обращаю внимание. Но послеполетные эмоции по-человечески понять можно. Первая фраза, которую Деннис произнес сразу по приземлении: «Я побывал в раю». Что ж, он реализовал свою давнюю мечту и был счастлив. Тито не любит, когда его называют космическим туристом, он предпочитает термин «космический путешественник» (space traveller). А рассказы путешественников должны быть увлекательны — ​такова одна из их функций в обществе. Особенно если речь идет о путешествии в рай!
…В космосе особенно очевидно, как все мы зависим друг от друга. По не­внимательности недостаточно завернул маленький винтик, он от вибрации из-за работающих систем вывинчивается, плавает в невесомости и вдруг попадает в дыхательные пути твоему товарищу.
Или ты простудился, должен полежать, поспать, прийти в себя, а значит, твоим товарищам придется делать твою работу. При населении в пять человек это, в отличие от Земли, довольно заметно. Нагрузка на них возрастает, значит, увеличивается вероятность ошибки. Больше ошибок — ​выше вероятность возникновения не­штатной ситуации.
Когда космонавт готовится к экзамену перед полетом, то обращает больше внимания на самые, как ему кажется, важные темы, такие как, например, система жизнеобеспечения. А в полете быстро начинаешь понимать, что любая система становится системой жизнеобеспечения. От того, не ошибешься ли ты в работе с ней, зависит жизнь. И когда возвращаешься из космоса с таким пониманием, ты уже другой.
Что такое, собственно говоря, международная космическая станция, ее экипаж? Это модель нашей жизни, вынесенная за пределы атмосферы. И там очень четко становится ясно — ​если ссориться, то погибнешь, погибнут все. Не побывавшим там Земля кажется большой, здесь можно ссориться, можно воевать, можно убивать друг друга. И нет понимания, что рубим сук, на котором сидим. А когда из космоса смотришь на Землю, на которой не видны границы, когда понимаешь, насколько тонка голубенькая полоска атмосферы над планетой, четко осознаешь, насколько хрупок наш земной дом, что его надо беречь и защищать.

¹Дмитрий Муратов вручил мне специально изготовленное журналистское удостоверение — ​с моей фотографией и логотипом нашего издания, на мягкой, гнущейся основе и на липучках, чтобы можно было прикрепить на полетный костюм. С ним на груди я и вплыл в космическую станцию. После этого «Новая газета» вышла с остроумной «шапкой», которую заметили даже в Кремле. Один из очень высоких чиновников позвонил оттуда Муратову и сказал: «Ну да, формулировка красивая. Поздравляю! Но не забудьте, что после того, как Батурин вернется, он будет всего только космонавтом». Дмитрий рассказал мне об этом, когда я вернулся в редакцию. Меня поразила разница в восприятии одного и того же факта. Я считал, что космонавт — ​это очень высоко. А чиновник: космонавт — ​«всего только»…
²Первый космический турист, американец, сын бедных итальянских иммигрантов, он уже реализовал «американскую мечту», получив образование, став инженером и попав на работу в НАСА, что само по себе говорило о его высокой инженерной квалификации. Тито был баллистиком, рассчитывал траектории американских беспилотных аппаратов к Марсу и Венере. Уже тогда захотел стать астронавтом, но в отряд его не взяли. И он ушел в бизнес.

• < Назад
• Вперёд >