Протяну я Любови ладони пустые...
- Подробности
- 3021
- 21.02.2019
- Юрий КИРИНИЦИЯНОВ
На прошлой неделе ушел из жизни известный казахстанский журналист Юрий Киринициянов. Он был заведующим отделом «Ленинской смены». Потом – собственным корреспондентом «Комсомольской правды» (1978 – 1981), «Правды» (1981 – 1987), «Строительной газеты» (1987 – 1990), «Рабочей трибуны» (1990 – 1995). С 1995 года – собкор «Российской газеты» по Казахстану.
В 90-е годы он сотрудничал с нашим коллективом, когда мы издавали «Комсомольскую правду» – Казахстан», – писал большие (маленькие он не умел и говорил: «Я профессионал – пишу блоками, которые легко сокращаются») аналитические материалы.
Одну из лучших своих статей – проникновенный, щемящий ностальгический очерк о неповторимом свободолюбивом духе и особой творческой ауре алма-атинской журналистики 70-х, 80-х годов прошлого века на фоне портрета легендарного и лихого казахстанского журналиста Виктора Колодочко – он опубликовал, к сожалению, не у нас, а в «Вечернем Алматы». Сегодня мы решили восполнить этот пробел. Это лучшая память о Юре и его ушедших товарищах.
Алма-Ату семидесятых – восьмидесятых годов прошлого века невозможно было представить без Виктора Колодочко. Отчаянного повесы и талантливого журналиста, надежного друга и большого любителя «принять на грудь». Как все это в нем совмещалось, одному Богу известно…
Я думаю, что и там, на небесах, Виктор Васильевич не растерялся. И не потерялся. Быть может, он и сейчас поет архангелам свои душевные песни или ведет с Господом разговоры «за жизнь».
Ах, что он делал с гитарой, когда нежно и задумчиво брал ее в руки. Еще гудел, как морской прибой, нестройный гомон всей честной компании: «Витя, спой, ну, пожалуйста!», а он уже уходил в пугающую глубину плотно сбитых строк и туго натянутых струн. Его душа воспаряла над стаканами с дешевым портвейном и плавлеными сырками, его хриплый голос мешался с резкими, точными аккордами. Выпевал-выговаривал слова. Рождалась тема Судьбы:
Опустите, пожалуйста,
синие шторы.
Медсестра, всяких снадобий
мне не готовь.
Вот стоят у постели моей
кредиторы
Молчаливые: Вера,
Надежда, Любовь…
Потом он откладывал гитару, делал большой глоток и говорил свое неизменное: «Всяко-тако». И снова принимался за колдовство. А девушки слушали, остро понимая, что против этой волны нежности и страсти им не устоять. Что опять самая красивая и длинноногая уйдет с ним в дождь, в ночь, в жизнь. Если он только захочет. Глупые, они тогда еще не знали, что корсарам жены не нужны. Впрочем, порой этого слишком уж близкого обожания ему не хватало. И он на спор набирал телефонный номер, который мы собирали из разных цифр, наугад. Если в трубке звучал молодой женский голос, то в течение считанных минут он умудрялся назначить свидание, объяснив невидимой незнакомке: «Я буду в голубой рубашке и с голубыми глазами».
Глаза у него были темно-карие с желтыми крапинками. Мощный череп венчала ранняя лысина, которая странным образом придавала ему особый шарм. Мощные кулаки были готовы к схватке за справедливость, за обиженного друга, за честь прекрасной дамы. И просто так, потому что их обладатель, как Портос, любил драку и без всякой причины…
Но единственной его Верой, Надеждой и Любовью оставалась газета. И не какая-то конкретно, а просто Газета, с ее вечным бедламом, ночными дежурствами, маслянисто-свинцовым запахом линотипов и ротационных машин. И ежедневным чудом – собственной фамилией под очередным творением. Тогда газеты не вели информационных войн, журналисты не делились по принципу преданности олигархам. Конечно, жизнь главных редакторов и их замов напрямую зависела от партийного и комсомольского ЦК. Но над флибустьерами пера вроде Виктора Васильевича они, к счастью, были не властны. И он без особых сложностей перетекал из «Ленинской смены» в «Казахстанскую правду», из «Простора» в «Вечернюю Алма-Ату». В «Вечерке» он не занимал никаких официальных должностей, лишь заключал трудовое соглашение: стаж идет – оклада нет. Зарабатывал на гонораре, который аккуратно два раза в месяц выплачивали на пятом этаже знаменитого редакционного корпуса возле Зеленого базара.
«У Зеленого базара
Толчея и суета,
У Зеленого базара
Колобродит сволота,
Тот бездельник,
Тот без денег,
Тот с рожденья
В доску пьян,
Этот – сникший академик,
Этот – бывший капитан…»
– такой рисовал картину самого шумного места в Алма-Ате самый, наверное, талантливый из столичных бардов Игорь Кабак, прошедший школу сугубо официальной «Казахстанской правды» и сатирического журнала «Ара – Шмель». К слову, песня эта вошла в книжку Игоря Кабака «Календарь», шутливо-серьезное предисловие к которой написал Олжас Сулейменов.
Так вот: странным образом вся эта «толчея и суета» у Зеленого базара переплавлялась у Виктора Колодочко в искренние и прозрачные строчки, от которых в горле комок. Я помню, как впервые прочитал его новеллу «Яблоки» – про слепую девочку. Она живет в доме с огромным садом. Больше всего любит терпкие запахи уходящей осени. Любит собирать мокрые листья и грызть пахучие яблоки…
У Виктора Колодочко был абсолютный слух не только в музыке. Рукой настоящего мастера он мог превратить серую и скучную рукопись в маленький печатный шедевр.
Я помню, как в его руки попало сердитое письмо о плохих кроватях, которые выпускала одна алма-атинская фабрика. Колодочко набрал пару телефонных номеров, попросил рассказать об успехах в социалистическом соревновании. Наутро ошеломленные производители паршивых кроватей прочитали примерно такой текст: «Ударно трудятся на октябрьской вахте конструкторы и рабочие фабрики. Застрельщики соревнования взяли повышенные социалистические обязательства и достойно их выполняют. Они наставники молодежи и прекрасные специалисты. Они экономят материалы, а все свободное от работы время отдают общественным нагрузкам. Вчера они выпустили 100 кроватей, завтра, взяв повышенные социалистические обязательства, выпустят 120. А послезавтра – 150. Которые никто не покупает…».
Тогда газеты читали не только рядовые граждане, но и на самом «верху». Редактор, отдышавшись после серии возмущенных звонков, был вызван для объяснений. Заметку он, конечно, перед выпуском не читал. А то бы снял от греха подальше. Перед тем как садиться в редакционную «Волгу», вызвал в кабинет Колодочку (его фамилию в отличие от владельца начальство склоняло с удовольствием) и сказал мрачно: «Заготовил два приказа. Один на строгий выговор с последним предупреждением. Другой – на благодарность и повышенный гонорар». Самое примечательное, что оба приказа были исполнены.
Колодочко был великим секретариатчиком, вернее – макетчиком. To есть мог в течение нескольких минут выделить на будущей газетной полосе все нужные материалы, снабдив их привлекательными подзаголовками и аппетитными рубриками. Его цветные карандаши порхали по макету как бабочки. А его, в общем-то тоже искушенные, коллеги, затаив дыхание, смотрели за тем, как он священнодействует. Потом Колодочко минуту-другую рассматривал свое произведение, ожесточенно комкал его и выбрасывал в корзину, несмотря на негодующие протесты товарищей. Через несколько минут все повторялось. Зато последний вариант оказывался просто на загляденье. Он прищуривался, произносил свое загадочное, почти магическое «всяко-тако», а рука тянулась к стакану, в котором уже булькала заветная жидкость.
Конечно, он был неугомонный фантазер и враль. Особенно, когда видел, что от его жутких историй никому не будет вреда. Я помню глаза моего маленького сына, расширенные от ужаса и восторга. Дядя Витя рассказал ему под большим секретом, как в составе спецгруппы КГБ майор Колодочко участвовал в рейде в Саудовскую Аравию, в Мекку, к священному храму Кааба, имеющему форму куба. Братья-арабы попросили руководство нашей страны защитить их от происков врагов, пытавшихся осквернить святыню. Я даже не пытался расстраивать малыша. Зачем? Вырастет, все сам поймет. Не старался и Виктора отговорить от его фантазий. Во-первых, он сам верил в них. А во-вторых (и это главное), я был обязан ему по гроб жизни: «нештатник» «Вечерней Алма-Аты» Виктор Колодочко помог разрешить «нештатную» ситуацию, в которую попала наша семья.
…Конечно, я очень хотел увидеть заграницу. Это была первая поездка. И я готовился к ней загодя, как это было принято тогда. Пробился через комиссию райкома партии, через ветеранов с их нелепыми вопросами о международном положении. Я позвонил из Москвы домой. Жены не застал, а теща сказала, что сына выписывают из больницы. Со спокойным сердцем отправился к средиземноморским берегам. А вернувшись, узнал вот что.
Врачи выписали моего сына, потому что не хотели портить себе статистику. Мальчишка слабел на глазах. Колодочко, заглянув на огонек, увидел рыдающую жену, суетящуюся тещу и бедного мальчишку, брошенного негодяем-отцом. Он тут же разыскал своего друга Мишу Хурина, служившего тогда заведующим отделом в «Вечерке». Вместе они поехали домой к Льву Цойдековичу Иоффе, лучшему пульмонологу всех времен и народов. И спасли ребенка.
Однажды я спросил Виктора: «Как ты думаешь, почему поэт сказал: «Протяну я Любови ладони пустые?». Думал, он ответит шуткой, на которые был великий мастер. Но он неожиданно отнесся к моим словам серьезно: «Любовь должна быть бескорыстной. Ее нельзя ничем задобрить. Только тогда это любовь…».
И, подмигнув мне – благо гитара была под рукой, – рванул струны. И вывел свою «коронку»:
Эх, лилась бы еще водочка,
Может, в этом
Наша жизнь?
Пока будет
Жить Колодочко,
Не построим коммунизм.
Давно, но рано ушел из жизни журналист Виктор Колодочко. И коммунизм мы теперь уж точно не построим. А где те подонки, отобравшие шальную Витькину жизнь, я не знаю. Как не знают и те, кому знать об этом положено по службе.
Он никогда не называл себя журналистом. Только «журналер». Может, потому что в этом слове чувствовалось какое-то созвучие двум другим – «актер» и «гастролер».
Конечно же, он был актером. А его жизнь напоминала яркие гастроли, в брызгах вина и в грохоте аплодисментов, в мелькании прожекторов и смене декораций. От того, что иногда артист падает из-под купола, никто не застрахован. И никто в этом не виноват. Кроме него самого.
Шоу должно продолжаться. Газета обязана выходить, несмотря на то что мы теряем самых лучших и талантливых.
Но он был в моей судьбе и навсегда в ней остался. Как и в жизни многих дорогих мне людей. А это не так уж мало.
от редакции
Вот и Юра Киринициянов тоже был в нашей судьбе и тоже теперь уже в ней навсегда остался. Уверены – там на небесах он встретится с Колодочкой. Значит, разговоры с Господом «за жизнь», брызги вина и яркие гастроли под грохот аплодисментов обеспечены – шоу должно продолжаться.
Коллектив «Новой газеты» – Казахстан» выражает глубокие соболезнования родным и близким Юрия Ивановича Киринициянова.
