Чудеса на рубежах

Подробности

2703

20.12.2020

Владислав ИНОЗЕМЦЕВ, экономист, специально для «Новой»

Евразийская внешняя политика Кремля и сегодня — Карабах, Беларусь — основывается на страхе перед усилением Турции на юге и Польши на западе

Одним из недооцененных многими комментаторами событий последних дней стали выступления депутатов Государственной думы В. Никонова и Е. Фёдорова, недвусмысленно давших понять, что они не считают значите­льную часть территории Казахстана по праву принадлежащей этой постсоветской республике. Произнесенные аккурат ко Дню независимости Казахстана, эти слова вызвали в стране настоящую бурю возмущения, которая в соцсетях оказалась даже более мощной, чем в официальных заявлениях, прозвучавших в эфире.

Между тем можно ли предположить, что за всем этим последует появление в Казахстане «вежливых людей» или образование Карагандинской или Уральской (от названия города Уральск, а не от Урала, разумеется) народной республики? На мой взгляд, такая перспектива маловероятна — как мало­вероятно активное вмешательство России в дела Киргизии, защита немногих оставшихся представителей «русского мира» в Туркмении, и вообще оживление политики Москвы в Центральной Азии. На эту мысль наводят даже не скорые извинения фигурантов недавнего инцидента, а общая ситуация на постсоветском пространстве.

Стоит сразу отметить, насколько разной оказалась реакция России, с одной стороны, на проигранные А. Лукашенко выборы в Белоруссии и начав­шееся там массовое народное сопротивление или на поражение, которое на­нес Азербайджан Армении, восстановив контроль за большей частью своих территорий, и, с другой стороны, на серию последовательных государс­твенных переворотов в Киргизии, события в которой, вероятно, еще не вош­ли в обычное русло.

Белоруссия, Армения и Киргизия — близкие союзники России, все страны входят в ЕАЭС, но на некоторые из них кремлевские политики обращают внимание, а на некоторые — нет. Почему?

На мой взгляд, такие различия неслучайны и могут быть объяснены при обращении к истории. Причем даже довольно далекой.

На рубеже 1980-х и 1990-х, когда Советский Союз только начинал распадаться, в Москве спонтанно возник термин «ближнее зарубежье», которым сначала обозначали страны Балтии, а потом — и все государства СНГ. Тем самым сначала российские публицисты, а потом и политики сознательно понижали статус этих стран до своего рода постколониальных и помещали их в неоспоримую «зону влияния» Москвы. Долгие годы в структуре российского правительства, помимо Министерства иностранных дел существовало отдельное Министерство по делам СНГ (которые рассматривались под особым углом зрения), а депутаты и провластные эксперты открыто называли бывшие советские республики странами «суверенными, но не независимыми». Попытки отдельных государств бывшего СССР «переметнуться в другой лагерь» считались предательством и вызывали жесткую реакцию Москвы — вплоть до военного вмешательства, как в Грузии и Украине.

Между тем сложно не заметить, что вся эта риторика касалась лишь ча­сти постсоветского пространства. А именно территорий от Белоруссии до Украины и Молдовы, а также пространства от Абхазии до Карабаха.

Никого и никогда в России не возбуждали мысли о борьбе за Таджикистан или Туркмению, а на казахские степи высказывал претензии разве что В. Жири­новский (и то, вероятно, лишь потому, что они лежали на пути к Индийскому океану). Никакие попрания прав русских в этих странах, откуда в 1990-е (в отличие от стран Балтии или той же Украины) бежали сотни тысяч потерявших всё «соотечественников», не волновали Кремль.

Россия, напомню, возникла и на протяжении столетий развивалась как империя — причем, в отличие от европейских держав, она стала ею до того, как сформировалось русское национальное государство (многие историки полагают даже, что такового вообще никогда не существовало).

В ходе своего становления Московия (я применяю этот термин, потому что само возникновение слова «Россия» в его современном значении относится к середине XVII века) вела активную борьбу с соседними империями. И прежде всего с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой на западе, и с Османской империей — на юге. Оба этих государства были для Московии не только источником военной угрозы (вассал Османского султана крымский хан несколько раз подходил со своей армией к Москве в XVI веке, а польские войска даже удерживали ее в начале XVII в.), но и экзистенциальными противниками как представители католичества и ислама (практически до самого краха империи в 1917 году «православная» идентичность в России оставалась более значимой, чем «русская»).

Эта вековая борьба, на мой взгляд, наложила на российское политическое сознание гораздо более глубокий отпечаток, чем принято считать.

Если посмотреть на карту, легко заметить, что западные и южные территории Российской империи/Советского Союза в течение долгого времени контролировались или прямо входили в состав:

• Речи Посполитой (Виленский край, вся современная Белоруссия, Смоленск, Чернигов, большая часть Украины)
• Османской империи (Бессарабия, северное побережье Черного моря, Крым, Абхазия, части Грузии, Армении и Азербайджана).

С обеими империями Россия за свою долгую историю провела почти 20 полномасштабных войн, в результате превратив Польшу в свою провинцию и до 1945 года не отказавшись окончательно от идеи контроля над Стамбулом и турецкими проливами.

Сегодня все три империи, веками воевавшие друг с другом, ушли в историю. Однако имперские комплексы остались, а кое-где стали инструментами внутренней и внешней политики.

Еще в 1970-е под предлогом «защиты интересов турок» на Кипре, стремившемся воссоединиться с Грецией, была проведена операция, похожая на крымскую или донбасскую 2014 года, результатом чего стало создание признанной только Анкарой Турецкой Республики Северного Кипра;

• в последние годы постоянно говорится о «тюркских корнях» и «тюркской солидарности» с Центральной Азией;
• Турция объявила Азербайджан братской страной в том же риторическом контексте, в каком в России говорят об Украине и Белоруссии;
• Анкара, как и Москва, активно вмешивается в конфликты по периметру своих границ. Политика Турции состоит сегодня в возрождении внимания к турецкому «ближнему зарубежью» (от Азербайджана до Ливии), о самом существовании которого еще пару десятилетий назад почти не вспоминали.

На мой взгляд, можно уверенно утверждать: напряженность между Россией и Турцией возникает прежде всего именно из-за того, что на юге от границ России «ближние зарубежья» бывших империй пересеклись.

Турция неоднократно заявляла, что поддерживает автономию Гагаузии, не собирается признавать российскую оккупацию Крыма, а сейчас активно поспособствовала Азербайджану в его победе над Арменией. В Москве это обстояте­льство прекрасно чувствуют, хотя и не говорят о нем открыто. Но отношения с эрдогановской Турцией испорчены навсегда.

Собственно говоря, именно это — если даже не в большей мере — определяет и позицию России в отношении к Польше.

• Вовсе не случайно еще в середине 2000-х В. Путин сделал национальным праздником 4 ноября — день мифического изгнания из Москвы «польских интервентов» в 1612 году.
• Он с маниакальным упорством обвиняет Польшу чуть ли не в… развязывании Второй мировой войны, упомянув в своей недавней статье по поводу 75-летия ее завершения имя министра иностранных дел Ю. Бека чаще, чем всех глав государств антигитлеровской коалиции вместе взятых.
• Отсюда же идут и постоянные «расследования» роли Варшавы в нынешних событиях в Белоруссии, и даже явно оскорбительные для польского народа «исследования российских историков», отрицающие вину НКВД и Сталина в бесчеловечном уничтожении польских офицеров в 1940 году (про открытое оправдание советского вторжения в Польшу в 1939-м я даже не вспоминаю).

По мере того как в России стремительно возрождаются имперские настроения (причем они вряд ли превратятся в полномасштабную имперскую политику, для ре­ализации которой у Москвы сейчас нет ресурсов), ее отношение к другим центрам бывших империй, распространявших свое влияние на части ее собственных территорий, становится всё более ревнивым.

Если подводить промежуточный итог, можно сказать, что Москва — пусть даже не говоря об этом открыто — воспринимает постсоветскую периферию на западе и юге как несколько пересекающихся «ближних зарубежий», на которые претендуют также Анкара и Варшава. И как бы ни отличалась помощь Турции легитимному правительству Азербайджана от российской террористической операции в Восточной Украине, а оформление белорусами «карт поляка» от тайной раздачи российских паспортов в Абхазии или Приднестровье, в Москве глубоко зациклены на том, что Турция и Польша якобы намерены радикально расширить свое присутствие на том пространстве, которое Россия считает «своим».

Конечно, у всех крупных стран есть свои интересы, но всё же очевидно, что программа «Восточного партнерства» была создана не как инструмент борьбы с Россией, а как ответ на стремление постсоветских стран приблизиться в социальном и экономическом отношении к Европе, а военные действия Азербайджана велись Баку на своей собственной территории и стали весьма запоздалым ответом на неспособность России и de facto возглавляемой ею Минской группы хоть как-то поспособствовать решению существующей без малого тридцать лет проблемы. Но такие «мелочи» не имеют для российских политиков значения. В Кремле, судя по всему, со всей отчетливостью определили двух новых врагов. Ими стали Турция и Польша, причем именно как бывшие имперские соперники имперской России.

Мне кажется, что логика «пересекающихся ближних зарубежий» крайне важна для понимания действий Москвы. В частности, и применительно к ее политике в отношении Китая. В этом случае либо граница между Россией и КНР вообще не предполагает «ничейных» территорий, которые (как Белоруссия, Украина, Молдова или Закавказье) могли бы выступить предметом спора; либо страны, находящиеся между Россией и Китаем (как большинство центрально-азиатских государств) исторически не были объектом российско-китайского соперничества. И потому сейчас Кремль не относится ревниво к росту китайского влияния в регионе, и тем более не интересуется нарушениями прав русскоязычных граждан в строящих свою национальную идентичность новых султанатах.

Я уже неоднократно пытался отмечать, что Россия — это прежде всего не неевропейская, а несовременная страна, которая сегодня находит элементы своей «самости» в прошлом и при этом очень боится всего нового, что происходит в мире (от интернационализации концепции прав человека до современных информационных технологий). Именно излишнее (и избирате­льное) обращение Москвы к собственной истории является причиной ее на­растающей агрессивности, а осмысление разворачивающихся в последнее время событий как продолжение исторической межимперской борьбы может лишь дополнительно усилить и без того неслабые реваншистские настроения в Кремле.

События, которые начались в Белоруссии 9 августа и в Закавказье 27 сентября, пока далеки от своего завершения, и ближайшим соседям России сегодня следует как можно внимательнее анализировать видимые и скрытые мотивы действий Кремля — даже в том случае, если их причины могут казаться иррациональными для современного европейца. При этом, мне ка­жется, что по изложенным выше причинам в столицах центрально-азиатских стран политикам пока рано беспокоиться за безопасность и независимость своих государств…

• < Назад
• Вперёд >