На обратной стороне войны
- Подробности
- 1787
- 04.06.2022
- Ольга МУСАФИРОВА , специально для «Новой газеты. Европа»
Как изменилась Украина за 100 дней с момента российского вторжения. Объясняет наш корреспондент в Киеве
Сто «юбилейных» дней — привыкание к реальности. Привыкнуть и смириться — в данном случае это совсем не одно и то же. Да и война России против Украины, важно не забывать, длится с апреля 2014 года, превзойдя по срокам Вторую мировую, с которой было принято сравнивать, сопоставлять все, от степени страданий до образцов героизма.
Сто минувших дней — новый отсчет времени для украинцев. В том смысле, что теперь война бьет в прямом и переносном смысле по каждому из нас. Она больше не локализована в Донецкой и Луганской областях и в аннексированном без единого выстрела Крыму. Хоть еще не до каждого из нас дошло:
окончание активных боевых действий не будет означать камбэк в условное 23 февраля, лучше — прошлого года, когда значительная часть граждан, включая президента Зеленского, считали полномасштабную войну с Россией невозможной.
Боюсь, для этого потребуются следующие сто дней. То, что сейчас идет исторический процесс, а именно — окончательный разрыв колонии с метрополией, мир быстрее не осознает.
Но изменения в украинском обществе уже очевидны. Перечислю их в порядке субъективных оценок автора заметки.
Вот главное: отношение к армии как к социальному институту, без которого безопасность страны — пустой звук. Очереди добровольцев от 18 до 60 и старше в военкоматы, которые выстроились 24 февраля не только в Киеве, даже в теории отменили вопрос «За кого (за что) они воюют?» «Они» — это «мы».
Можно предположить: потребности министерства обороны и оборонно-промышленного комплекса в среднесрочной перспективе постараются удовлетворять приоритетно и максимально. Реорганизация, модернизация, перестройка экономики, даже «пушки вместо масла» получат поддержку миллионов избирателей, которым пришлось надеть «пиксель», пережить гибель родных, стать беженцами, испытать кошмар оккупации. Украина, расставшись с ядерным оружием, наследством СССР, ни разу не смотрела всерьез в милитаризованное будущее. Теперь же первая часть известной триады президента Порошенко «Армія. Мова. Віра» принята всем сердцем. Да и вторая тоже…
Украинский язык за сто дней окончательно превратился в маркер «свой» — «чужой». Никогда за годы — годы! — государственной независимости процесс возвращения украинского в межличностное общение не был настолько мощным, естественным и демонстративным.
Гуманитарное волонтерство — явление, которое родилось на Майдане и развилось после него, — выросло во взаимопомощь в масштабах страны. Объективно это чудо: ведь доходы большинства упали. Да, чужое горе пока не вызывает желание снять с себя последнюю рубашку в ста случаях из ста. Историй, когда жители западных, условно безопасных областей, сдавали в аренду за сказочные деньги собственное жилье тем, кто вырвался из-под бомбежек и не вполне ориентировался в пространстве, а сами, в статусе беженцев, осваивали Европу, тоже хватает. Но потребность делиться, отдавать безвозмездно, помогать незнакомым стала очень велика. Помощь армии, повторюсь, идет особой строкой: тут невозможного, кажется, нет.
Очередное изменение коснулось целых регионов, политических сил и отдельных личностей. Например, Одесса и Харьков больше не воспринимаются как центры пророссийских настроений. Конструкция путинского мифа о едином народе там рухнула, раздавив и многочисленные жизни, увы. В то же время телеэкраны с «Говорит и показывает Москва» посреди гигантского кладбища, то есть, Мариуполя, выглядят как высшая степень лицемерия. Конечно, уцелевшие горожане подтвердят на камеру, что им стало жить лучше, веселее… Назовет ли достаточно категоричное украинское общество этих людей предателями? Мой ответ — на сей раз нет. От заложников нельзя вообще ничего требовать.
Восемь лет назад в схожей ситуации оказались Донецк с Луганском, прошедшие все этапы: сострадание, потом раздражение, следом — приговор «сами виноваты».
Последнее поставило под вопрос целесообразность освобождения этих территорий: там же сплошь коллаборанты остались… Хотя в оккупированном Херсоне до сих пор собираются протестные акции, а назначенная россиянами градоначальница Мелитополя молит об отставке — боится, в том числе, и земляков.
Прокремлевская оппозиция в лице «Оппозиционной платформы — За жизнь» идейному восстановлению не подлежит. Обломки партии в Раде сбились в депутатскую группу под названием «Платформа за жизнь и мир» и в сторону Москвы даже не смотрят. Виктор Медведчук, больше известный как «кум Путина», сидит в СИЗО, дает показания. Другой сопредседатель партии, Вадим Рабинович, сразу после вторжения призвал Зеленского договориться с Путиным (читай — сдаться) и с тех пор тихо, без комментариев коротает дни в Израиле как рядовой олигарх на пенсии. А пророссийский до мозга костей бывший народный депутат Александр Вилкул возглавил военно-гражданскую администрацию Кривого Рога, организовал оборону города и так непечатно припечатывает агрессора и его политику, что хочется порой себя ущипнуть: не сон ли?
Надежды достучаться до так называемых простых россиян и рассказать, что творит их страна с Украиной, практически ни у кого нет. Желание «достукиваться» тоже пропало. Интерес к России скорее прикладной: не слышно ли из телевизора похоронного марша? «Лебединое озеро» не показывают? Ну, сто лет вас бы не видеть, то есть, пару поколений, как минимум, — плохих, хороших, средних, не имеет значения. 92 процента украинцев относятся к соседней стране плохо, — подтверждает соцопрос, который провел в середине мая Киевский международный институт социологии (КМИС).
Нет сомнений, что вскоре для граждан РФ введут визовый режим. Президент Зеленский поддержал соответствующую петицию и попросил правительство «проработать указанный вопрос». С начала независимости тему поднимали много раз, в основном, представители национал-демократического лагеря. Но побеждали умеренность и осторожность: «Получим зеркальный ответ, пострадают родственные и дружеские связи. И что скажут наши заробитчане?» После 2014-го появился аргумент: в России находятся сотни украинских пленных, визовый режим усложнит процесс правовой помощи.
Все прежние доводы уничтожены крылатыми ракетами. Сто первый день большой войны только добавит отчуждения.
