Кто не играет в хоккей?

Ни один из легендарных игроков не поддержал вратаря Ивана Федотова, захваченного в плен властями своей же страны



Третьяк молчит. Великий вратарь не находит слов сочувствия другому вратарю. А ведь Иван Федотов стоит на том месте, на котором стоял когда-то Третьяк — в воротах сборной. Да, страна называется по-другому, и слово на свитере другое, и хоккей другой, и вратари теперь играют по-другому — но всё-таки Ивана Федотова можно назвать наследником Третьяка, наследником и продолжателем дела. И не о юридических вопросах речь, а о человеческих. Должен служить, не должен служить — но сказать слова сочувствия молодому вратарю, которого десятеро в масках хватают средь бела дня на улице, вы могли бы, Владислав Александрович?

Прежде, когда в середине третьего периода команды менялись воротами и вратари ехали через всю площадку в новую рамку, они встречались посередине и обменивались лёгкими ударами клюшками по щиткам. Как много было в этом скупом жесте, но прежде всего: вратарская солидарность. Ты вратарь, и я вратарь — значит, держись! Где же эта вратарская солидарность теперь, Владислав Александрович? Где вы её потеряли?

Третьяк не только легенда хоккея и бывший вратарь, он нынешний президент Федерации хоккея России. Ну не лежит у него душа выражать человеческую солидарность и поддерживать вратаря — но как чиновник он просто обязан сделать заявление и потребовать объяснений.

Ну нельзя же, в самом деле, хватать вратаря сборной России на улице, так, как будто он безгласная жертва, за которую некому вступиться? Но молчит великий вратарь Третьяк, молчит и президент Федерации хоккея, нескольких слов которого было бы, наверное, достаточно, чтобы прекратить беспредел не с призывом Ивана Федотова, а с его захватом. Молчит Третьяк, спрятался в молчание, не хочет вмешиваться, не хочет говорить на эту тему.



Но не он один молчит.

Как мучили и унижали защитника ЦСКА и сборной СССР Вячеслава Фетисова, когда он в конце советской эры решил отправиться играть в НХЛ. А ведь он знал, на что шёл. Лу Ламорелло, тогдашний менеджер «Нью-Джерси Девилс», вспоминал гордые, сильные слова Фетисова: «Пусть лучше я брошу вызов системе». Система ответила, как умеет — обманом и провокациями. Трижды Фетисов подавал рапорты на увольнение из ЦСКА, отказывался тренироваться, тренировался с заводской командой фабрики им. Сакко и Ванцетти, требовал отпустить его как свободного человека — но его держали как крепостного, приписанного к советскому хоккею. Мяли, ломали и гнули защитника, который не ломался и не гнулся в жёстких играх с канадскими профессионалами. Грозили сослать на север. Человек, прошедший через такое, помнящий такое — как может не сказать несколько ободряющих слов молодому хоккеисту, которого теперь ломают и гнут у всех на глазах, как может не проявить сочувствия молодому, помня свою молодость?

Но молчит и незабываемый хоккейный защитник, ныне депутат Госдумы от партии «Единая Россия».



Александр Могильный, лучший крайний нападающий своего поколения, в 1989 году бежал из гостиницы в Швеции после чемпионата мира. Восходящая «звезда» сборной СССР и надежда на будущее для ЦСКА, где Виктор Тихонов собирался создать супертройку Могильный-Фёдоров-Буре — Могильный отчаянно прыгнул в новую жизнь, потому что не видел для себя перспектив в прежней, советской. И он добился своего, стал знаменитым в НХЛ и выиграл Кубок Стэнли, в то время как в СССР его обвинили в предательстве и измене присяге.

Возможно, теперь уважаемый Александр Геннадьевич не любит вспоминать подробности своего побега и угрозу ареста, которого он боялся,

в 1994 году впервые приезжая в новую Россию — не очень подобает вспоминать такое солидному члену Совета Легенд «Ночной хоккейной лиги», где в хоккей играют сильные мира сего. Но, может быть, все-таки стоило бы вспомнить резкие повороты своей бурной молодости — и сказать несколько слов сочувствия коллеге-хоккеисту, которого схватили на улице и услали — предположительно — в Северодвинск?

Тренер сборной России Жамнов тоже молчит. Вратаря его команды, вратаря, который тащил и спасал, жестоким образом хватают среди бела дня и, не давая встречи ни с родными, ни с адвокатом, увозят на север, а тренер молчит. Все это подозрительно напоминает не призыв, а арест, обращение не с гражданином, а с зэком. В раздевалке в перерывах решающих матчей неужели тренер тоже молчал, неужели не говорил: «Ваня, давай! Ваня, стой, как камень!» И Ваня стоял. Что же теперь Вы, Алексей Юрьевич, не отплатите вашему вратарю добром за добро, не скажете публично несколько слов о том, какой он классный игрок и хороший человек и как велик его вклад в то, что Россия получила олимпийские серебряные медали?

Слова много значат. Очень много значит в таких ситуациях открытая поддержка людей. Особенно если это люди с именем, люди с большой историей, заслуженные мастера спорта, олимпийские чемпионы и призёры, чемпионы СССР и России, герои хоккейных арен, кумиры миллионов. Их слово могло бы заблокировать жестокость по отношению к Ивану Федотову, показать ему и всем остальным, что он не один. А так важно человеку в такой ситуации не быть одному.

Но они молчат. Молчат наши хоккейные силачи, все высокие и статные, ростом 185, весом под сотню кило — могучие люди, бесстрашно шедшие на столкновение с защитниками,

с грохотом врезавшиеся в борта, сбрасывавшие перчатки для выяснения отношений… Но слово сказать — это другое. Это страшно.

Александр Овечкин, про хоккейные подвиги которого знают даже те, кто не сильно сведущ в хоккее, в летнюю паузу продолжает свою прекрасную триумфальную жизнь. Сыграл за футбольное «Динамо» — давно ведь мечтал! — забил гол, поднялся на сцену на концерте группы «Руки Вверх!» и спел песню «Крошка моя»… Тоже, наверное, давно мечтал. Суперфорвард из НХЛ, к тому же футболист, и певец в придачу… А как же Иван Федотов, человек из твоей игры, твой коллега, выслеженный и похищенный у Ледового дворца посреди бела дня людьми, приехавшими на четырёх машинах без опознавательных знаков, не хочешь сказать про него несколько слов? Так спросил — вернее, попросил великого Ови — журналист. «Про Федотова говорить не хочешь? — Нет, а зачем?»



Что-то даже легкое и веселое чудится в ответе Овечкина, в интонации его реплики. Не, а зачем? Чего мне-то о нём говорить? Со мной же все отлично!

Это молчание ужасно. Оно означает разложение общества. Оно означает отсутствие солидарности, без которой нет ни общества, ни народа, а есть только разрозненная масса немых безразличных людей. Ужасно молчание безупречных хоккейных героев в момент, когда одного из них похищают на улице, крутят в бараний рог и волокут неизвестно куда.

А мы ведь сейчас не знаем точно, где Иван Федотов и что с ним. Схватили человека, исчез человек — без объяснений.



Где хоккейное братство? Где братство сильных людей, исключительно смелых, ибо «трус не играет в хоккей»? Где солидарность людей, занимающихся одним делом, солидарность профессионалов, которые за своего — горой? Где просто человеческое сочувствие, выражающее себя в элементарных словах, сказанных публично: «Ваня, держись!»

Ведь Ивану Федотову очень трудно. Быть схваченным на улице людьми в масках — страшно. Так не забирают в армию в рамках цивилизации и закона, так утаскивают в неволю попавшего в ловушку человека. Так ловили на улицах рекрутов во времена прусского короля Фридриха, прозванного «великим», хотя всё его «величие» состояло в том, что он измучил и обескровил свою страну многолетними войнами. Страшно, когда заслуженного спортсмена, совсем недавно поднимавшего Кубок Гагарина, спортсмена, у которого блестит серебром олимпийская медаль на груди, хоккеиста, ни от кого не скрывавшегося — хватают, не дают и часа, чтобы собраться, лишают связи с родными и в той же одежде, в какой он вышел с тренировки, тащат в присутствие и затем увозят за тысячи километров. Как будто кто-то специально хочет показать человеку, что он — ничто.

ВАНЯ, ДЕРЖИСЬ!