Концы в оду
- Подробности
- 1590
- 16.02.2023
- Сорин БРУТ , специально для «Новой газеты Европа»
Историк Леонид Млечин написал книгу-панегирик президенту Казахстана, разобравшемуся с «бандитами» во время Январских событий. Мы ее прочитали — и вам не советуем
Слухи о новой книге российского журналиста Леонида Млечина о трагических событиях января 2022 года, когда после протестов по всей стране начались массовые беспорядки, приведшие к гибели 230 человек, появились в Казахстане еще в декабре — сразу после ее московской презентации и задолго до выхода в продажу. Такой интерес был ожидаем. Работа Млечина подавалась как документальное исследование и «первый глубокий анализ январского кризиса». Однако почти сразу возникла версия, что она написана по заказу казахстанских властей и показывает читателю выгодную им картину событий. Впрочем, если так, это не повод сразу отказываться от чтения. Скорее еще одна возможность понять, какой взгляд на Кровавый январь (в Казахстане его называют Кантар: это и буквальное название месяца на казахском языке, и игра слов, поскольку «кан» — это кровь) предлагает обществу команда президента Токаева.
Длинное название легко бьется надвое — «Трагический январь», «Президент Токаев и извлечение уроков». В медийном поле Млечин появился как автор исследования именно о Кантаре, однако в самой книге ему посвящены только первая и четвертая главы — начало и конец. Получается своего рода рамка для портрета. Посередине же новая биография Касым-Жомарта Токаева — с детства до настоящего времени. Таким образом, журналист дает и свое видение образа президента — надо сказать, в деталях небезынтересное. Собственно, книга посвящена этим двум сюжетам. По словам автора, «Трагический январь…» написан для российского читателя и должен способствовать взаимопониманию и дружбе между странами. Последнее сомнений не вызывает. А вот адресатами кажутся все-таки казахстанцы. Можно предположить, что работа Млечина изначально задумана как такой «исторический документ», на который позднее будут охотно ссылаться журналисты, блогеры, кинематографисты и исследователи.
Автор не вовлечен в местные политические интриги, но при этом человек не чужой. И у Токаева интервью брал, и о его предшественнике книги писал.
Вполне подходящая фигура для того, чтобы разыграть роль независимого исследователя. Но «розыгрыш», к сожалению, или к счастью, вышел совсем не убедительным.
Виной тому сам текст, выдающий в Леониде Млечине, по меньшей мере, очень горячего сторонника президента. Такого, который даже для маскировки не готов сказать о Касым-Жомарте Токаеве что-то не восторженное. Это на самом деле странно с учетом яркой международной карьеры президента — если где-то уколоть, потом можно было бы и придавить собственный укол вполне реальными достижениями из его биографии. Выглядело бы гораздо убедительнее — меньше бы напоминало «Фелицу» Державина. Показательно и то, что «независимый исследователь» Млечин, вообще не озвучивает мнение родственников погибших в январские дни. Зато дает слово сразу нескольким силовикам, боровшимся с беспорядками. В «Трагическом январе…» ни разу не упоминаются имена журналистов и правозащитников, составивших независимый от государственного список жертв Кровавого января. И главное, Млечину совершенно не обязательно было соглашаться с их трактовками. Он мог бы поспорить, привести свои аргументы, но вместо этого просто не заметил их очень заметную в Казахстане деятельность.
Игра на поражение
«Классическая дипломатия предполагает недосказанность», — вскользь сообщает журналист, размышляя о коллегах Токаева по МИДу. И кажется, это роднит классическую дипломатию с самой книгой. Именно «недосказанность», «умолчание» — главное оружие и, одновременно, беда «Трагического января…». Начало повествования, вопреки всем слухам, вселяет надежду: «Сложность январских событий в том, что там все перемешалось». Да, это почти «не все так однозначно» — печально известное, но в данном контексте выглядящее куда уместнее, чем в привычном. Может показаться даже, что на выходе получится уравновешенная картина январских событий.
Млечин выделяет три составных элемента Кантара. Началось все с мирного протеста против резко взлетевших цен на сжиженный газ. Вспыхнуло в Жанаозене, но достаточно быстро география выступлений расширилась на Мангистаускую область, а затем и на страну. Экономическое требование «Газ елу!» («Газ по 50») вскоре сменилось известным политическим лозунгом «Шал кет!» («Старик, уходи!»), адресованным не до конца ушедшему экс-президенту Назарбаеву и его «семье», а в сущности — просто авторитарной и несправедливой системе. Действия властей в этой ситуации Млечин оценивает как оперативные и практически безукоризненные, что, конечно, является преувеличением. К вечеру 4 января правительство согласилось вернуть цены на прежний уровень для Мангистауской области, но остановить протесты эта временная уступка уже не могла. Впрочем, первый этап интересует автора значительно меньше, чем следующие. Далее на улицах появились бандиты и мародеры, нанесшие особенно сильный урон в Алматы. Третий элемент — «хорошо подготовленные боевики», покушавшиеся на государственный переворот.
Для описания мирных протестов журналисту не понадобились ни собеседники, ни краски. Там все ясно — вышли недовольные, помитинговали, власть их услышала, а они ее не очень. Подробности начинаются одновременно с насильственной фазой. Собеседники (в основном из полиции) рассказывают о жестоких столкновениях, а «протестующие» и «боевики» в их сбивчивой речи перемешиваются до неразличимости. Горящие автомобили, летящие камни, избитые безжалостной толпой стражи порядка. Потом вдруг разбитые витрины и разграбленные магазины, сотрудники которых дополняют картину своими потерями. Первобытный хаос, действительно происходивший в те дни в Алматы, в полной мере передан на страницах книги. Но у этой, на первый взгляд, сумбурной части есть своя скрытая структура.
Млечин пишет: «Настоящая война? А полиция по-прежнему без оружия. Весь арсенал стражей порядка — спецсредства нелетального действия». Чуть позже: «Но полиция по-прежнему больше всего боялась стрелять в толпу и убить невинных. Полиция не стреляла, и это воспринималось как слабость». Еще через несколько страниц новая реплика о беззащитной, потому что «безоружной» полиции. Наконец, цитата не названного автором очевидца, написавшего ему вечером 5 января очень странно сформулированное письмо: «Захвачено здание городской администрации. Город во власти мародеров. Протестующие узнали, что Токаев отдал приказ не стрелять боевыми. Токаев — интеллигент и не подпишет указ о применении боевого оружия. А это плохо». Чем закончится эта линия — известно. 7 января президент озвучит с телеэкрана совсем другой приказ: «Открывать огонь на поражение без предупреждения». Млечин «легитимизирует» его такой формулировкой: «Кто-то возмутился: президент Токаев приказал стрелять, но это жестоко! А многие алматинцы говорили тогда другое: жаль, что сразу не пустили в ход силу, поэтому в конечном счете столько людей погибло».
Сомнений в том, что «многие алматинцы» думали похожим образом, честно говоря, нет. Для этого вполне достаточно пролистать некоторые фейсбуки. Но, конечно, далеко не все. Впрочем,
мародеров, бандитов и провокаторов жалеть не принято. Поэтому автор «Трагического января…» должен решить еще одну задачу: показать, что погибли именно те, кто этого заслуживал:
«Демонстранты, которые еще накануне выходили на улицы с различными требованиями, сами испугались и остались дома. Хозяйничали в городе теперь другие». Млечин озвучивает то, что власти говорили весь прошлый год. Под «все перемешалось» в начале, очевидно, имелись в виду «религиозные радикалы, политические экстремисты, отъявленные бандиты, мародеры и мелкие хулиганы». Но мирные демонстранты как раз «не смешались» — первую фазу Млечин жестко отграничивает во времени и делает это, конечно, не случайно. Осталось достаточно свидетелей того, что вечером 6 января на площади Республики был открыт огонь именно по мирным протестующим, которые растянули баннер с обращением к президенту: «Мы не террористы! Мы простой народ». А многих из погибших в дни зачистки было бы абсурдно заподозрить в попытке госпереворота — это дети, пенсионеры, пассажиры машин, случайно оказавшихся рядом с площадью.
Вокруг печально известного приказа Токаева до сих пор остается много неразъясненного. Мог ли президент действительно считать, что на улицах остались только «вооруженные бандиты», что стрелять будут только по ним и в условиях хаоса мирных жертв не будет?
Или же к последним он все-таки отнесся как к малой крови? Так или иначе, из возможных вариантов подавления беспорядков Токаев выбрал едва ли не самый жесткий. Human Rights Watch трактовала его как применение «избыточной силы». Среди жителей Алматы (а, во многом, вероятно и всей страны) произошел раскол, прежде всего связанный с личным опытом. Одни, видевшие мародеров и «переворотчиков», поддержали президента. Другие, знавшие о случаях стрельбы по мирным демонстрантам и случайным прохожим, посчитали его решение преступным. При этом первые часто не могут отделить протестующих от погромщиков. А вторые, кажется, иногда недооценивают опасность прихода к власти сил, которые предположительно пытались воспользоваться протестом в своих интересах. Радикализм с любой из сторон, независимо от его оправданности, сплочению не способствует. Показав действительно сложную картину событий, Млечин мог бы вложиться в желанную консолидацию общества. Но его избирательный взгляд, наоборот, способствует укреплению раскола.
Любопытная деталь. В конце «Трагического января…» журналист вновь возвращается к приказу «открыть огонь на поражение» («без предупреждения» в тексте он, смягчая, старается опустить). И здесь же пишет: «… с 4 по 6 января 2022 года — Токаев оказался в информационной изоляции, организованной силовиками. Президента запугивали масштабами беспорядков, количеством напавших на основные областные центры бандитов, их планами атаковать Акорду…» Эта реплика довольно странно сочетается с первой главой, в которой решение Токаева подавалось как сильное и единственно верное. Теперь же Млечин оправдывает приказ тем, что президента сознательно вводили в заблуждение. Затем и вовсе упоминается арестованный экс-министр обороны Мурат Бектанов, который «явно превысил свои полномочия и применил силу уже тогда, когда в этом не было необходимости». Если верить в заказной характер книги, получается интересная картина. Приказ и «зачистка» для властей, как и для заметной части общества, — самое больное место Январской трагедии. Оно куда больнее, чем ввод в страну войск ОДКБ, и, надо сказать, небезосновательно. При этом, власти с одной стороны стараются замолчать некоторые наиболее острые эпизоды, с другой, доказывают верность принятого решения, с третьей же — хотят оправдаться за ошибку, не называя ее ошибкой. Отчетливо признать свою долю вины в жертвах Кантара и так же отчетливо принести извинения они все еще не готовы (и будут ли?). Возможно, именно поэтому так настойчиво пытаются убедить общество в своей картине произошедшего и молчат об альтернативных, как правило «неудобных» трактовках. И это, конечно, крайне опасный путь, который сильно раздражает активную часть общества.
Простите Елбасы, он больше так не будет
Книга Млечина богата и возможными «спойлерами» итогов официального расследования. То, что одним из виновных в попытке госпереворота журналист назовет бывшего председателя Комитета национальной безопасности Карима Масимова, было ожидаемо. Он и несколько его заместителей давно под следствием. Главная интрига заключалась в том, расскажет ли Млечин о предполагаемой причастности к перевороту Нурсултана Назарбаева и семьи. Ведь Масимов известен именно как человек первого президента и, по общему мнению, вряд ли годится на роль самостоятельного игрока. На первых страницах Назарбаев удостаивается весьма лестной характеристики — такой, что даже не совсем понятно, как могло общество устать от него за какие-то 30 лет. Но заключение оказывается неожиданно жестким. Млечин приводит мнение неких «знающих людей», которые «очень уверенно» озвучивают план госпереворота со слов подсудимого Масимова. Назарбаев планировал вернуться еще на 3 года, а затем выбрать более подходящего преемника. Сам Масимов действовал по его указанию и должен был получить пост премьера с неограниченными полномочиями. В то же время, важен психологический контраст — экс-глава КНБ предстает человеком, лично преданным Назарбаеву, хоть и не без корыстного интереса. Тогда как бывший «лидер нации» в книге цинично открещивается от связи с соратником: «Масимов много лет работал со мной, но откуда узнаешь, разве Иисус Христос рядом сидящего Иуду знал?»
Однако финал разбросанного по разным главам анти-назарбаевского блока готовит читателю новую неожиданность. Млечин объясняет, что предъявить обвинения «основателю современного Казахстанского государства» — «значит дискредитировать саму идею государственной независимости». А следом напоминает о формуле Дэн Сяопина, в которой Мао был на 30% не прав, но на остальные-то 70% очень даже. Симпатия Токаева к политике китайского реформатора известна, и, честно говоря, возрождение этой формулы вряд ли станет неожиданностью. Впрочем, пока яснее как будто не стало.
В «Трагическом январе…» есть линия, адресованная сугубо российскому читателю. По книге разбросаны нападки на националистические идеи.
Эта критика связана прежде всего с угрозами отдельных российских чиновников и пропагандистов об аннексии Северного Казахстана. Млечин объясняет взбудораженным имперской идеей читателям, что проблемы национализма в Казахстане нет, а этнически русские казахстанцы являются полноценными представителями гражданской нации, а не «меньшинством». Журналист предупреждает россиян и о «китайской угрозе». В свое время Мао Цзедун имел территориальные претензии к СССР, и каждый призыв «вернуть домой» какой-нибудь лакомый кусочек чужой земли, напоминает Китаю о том, что и они, в принципе, могут кое-что откусить от России.
Короткий, но также примечательный сюжет связан с «латентным сталинизмом», в котором часто подозревают президента Казахстана. Связано это с неоднозначными характеристиками вождя и несколькими сталинскими фразами, которые Токаев неудачно процитировал в прошлом году. Очень настораживало, особенно после Кантара. Но этой критике, судя по всему, президент внял. Его «обновленная» оценка сталинизма во главу угла ставит все-таки репрессии и Ашаршылык, чудовищный голод, в начале 1930-х унесший жизни более миллиона казахов.
Раздвоение президента
Вторая и третья главы целиком посвящены биографии Токаева. А его образу уделено немало места и в остальных частях книги. Биографическое повествование освобождает читателя от приторного привкуса пропаганды. Сюжет тонет в бесчисленных и очень подробных лирических отступлениях. Тем не менее, читать эту часть книги вполне увлекательно. Разочаровывает разве что вторичность. Если у вас есть представление о жизни Токаева из газетных публикаций, мемуаров коллег или его собственных книг, то повествование Млечина вряд ли серьезно его дополнит. «Трагический январь…» изобилует цитатами (особенно, из многочисленных президентских публикаций), и порой кажется, что они сообщают читателю куда больше, чем комментарии автора книги.
Образ Касым-Жомарта Токаева двойственен, и этим во многом объясняется столь разное отношение к его фигуре на родине и за рубежом.
Иностранцы как правило видят в Токаеве опытного и успешного международного чиновника — был советским дипломатом в Сингапуре и Китае, в обеих странах оказался в периоды ярких реформ, затем стал одним из авторов и двигателей внешней политики молодого Казахстана, долгое время возглавлял МИД, а в итоге дорос до поста заместителя генсека ООН (2011-2013) и главы ее Женевского отделения. В эту картинку хорошо вписывается и не самый банальный образ президента-интеллектуала. Казахстанцы же чаще видят блеклого, до недавних пор абсолютно лояльного чиновника из системы Назарбаева. И тот, и другой портреты обоснованы. В каком-то смысле, перспективы страны зависят от того, какой из них победит в самом президенте. В книге Млечина первый, конечно, доминирует над вторым, отсутствующим. Но куда интереснее новые образы, подготовленные ему на замену.
Прежде всего это «сильный лидер» — решительный, хладнокровный, с железной волей. Особенно часто Млечин упирает на то, что во время Январской трагедии заговорщики из КНБ подговаривали Токаева бросить страну, спасая свою жизнь, и даже предлагали ему крупную сумму «на первое время». Но президент, как известно, Казахстан не покинул. Другой излюбленный контраст: заговорщики, граждане, иностранцы — все они считали Токаева слабым интеллигентом, а он ошарашил их мужеством и жесткостью, с которым «боролся за страну против бандитов и предателей из силового блока». Тех, кто надеялся увидеть в Токаеве реформатора-демократа, этот образ, думается, разочарует. Костюм, конечно, пошит на авторитарного лидера — и не факт, что «просвещенного автократа», вроде Дэн Сяопина.
Самый впечатляющий и актуальный ход Млечина — образ «президента сопереживающего». Растет он очевидно из концепции «Слышащего государства», предложенной Токаевым еще в 2019-м. А она, в свою очередь, была реакцией на растущий разрыв между властью и обществом. Официальную Астану даже называют «Матрицей», отгороженной от народа и глухой к его запросам. «Меня поражает, что вы не утратили человеческого восприятия страдания людей» — говорит Млечин президенту как бы вскользь. Но потом еще несколько раз возвращается к этой идее, показывая ее на контрасте с «типичным равнодушным чиновником»: «Поразительным образом после стольких лет во власти Токаев сохранил умение сочувствовать и сопереживать. Всегда готов помочь тем, кто попал в беду… Симпатизирует несчастным и одиноким». Основные идеи «Слышащего государства» в книге тоже описаны. На уровне концепции они действительно выглядят обаятельно и адекватно запросу общества. Другой вопрос, что изменения, реально воплощенные в жизнь, оказались косметическими и мало кем были замечены. Раньше это оправдывалось влиянием Назарбаева на политику, но Млечин всю вину сваливает на пандемию.
«Сопереживающий президент», конечно, ценен сам по себе. Но в «Трагическом январе…» у него есть и другая миссия. Образ должен противопоставить Токаева назарбаевским элитам и незаметно вытеснить из сознания читателя память о нем как лояльном чиновнике и преемнике. В некоторых местах президент выглядит едва ли не Робином Гудом, пришедшим во власть, чтобы одолеть клептократов и коррупционеров, всех тех, кто «привыкли жить не по закону» и кому «не понравилась его идея «Слышащего государства», потому что президент требовал от чиновников заниматься нуждами народа». Еще один дополнительный штрих к мифу о Кантаре: «Почему заговорщики проиграли? Во-первых, люди выступили против истеблишмента, против тех, у кого на руках все богатства, а вовсе не против Токаева…» Эта трактовка, конечно, большое лукавство. Да, протестовали против Назарбаева, но в то время очень немногие воспринимали второго президента как самостоятельную фигуру и, конечно, считали его частью несправедливой системы. Теперь, очевидно, эта память нуждается в корректировке. В каком-то смысле тоже часть «деназарбаевизации».
В марте 2022-го президент говорил о нехватке социальной справедливости и связанном с ней устойчивым недоверием к институтам власти. Вообще тема доверия/недоверия часто звучит в книге. Например, в разговоре о дипломатии: «Надо говорить прямо, как есть, иначе будет потеряно дорогое время и доверие. Исчезновение доверия в дипломатии страшно опасно. Возникает подозрительность… Все убеждены, что другая сторона сознательно делает выбор в пользу конфронтации и вынашивает коварные замыслы…». Кажется, эти слова очень точно подходят к ситуации в сегодняшнем Казахстане. Токаеву приходится работать в условиях дефицита доверия. Но многие действия властей — прежде всего, связанные с официальным расследованием январских событий, — только усугубляют ситуацию. Тенденциозная книга Леонида Млечина, как и всякая лобовая пропаганда на тему Кантара — тоже шажок к окончательному разрыву «дипломатических отношений» между властью и обществом. Если ушагать слишком далеко, возможно, уже никакая правда команды Токаева не будет услышана и поддержана. Ведь «…Эскалация — от потери доверия до уверенности во враждебности замыслов соперника — происходит мгновенно».
