Дума в хаки

Как закон о крепостном войске превращает в мишень саму Госдуму



«…государевым вольным гулящим людям явиться к штаб и обер-офицерам для отдачи их в солдаты, а кто не будет годен в солдаты, того писать в кабальные холопы, а кто не явится, того бить кнутом, и по наложении клейм ссылать в каторгу, в галеру навсегда».

Указ Петра I от 1723 г.

Внезапность, на которой настоял в Государственной думе ее председатель Вячеслав Володин при принятии сразу в трех чтениях закона «об электронных повестках», удивила и самих депутатов. «Чтобы принимать целый закон после того, как мы послушали телевизионные интервью и за два часа посмотрели поправки, — такого не было на моей памяти еще ни разу. Это неуважительное отношение к нам, депутатам», — выразила общее недовольство депутат от фракции коммунистов Нина Останина.

А кто обещал, что в администрации президента, откуда был спущен спикером в Думу Володин — бывший первый зам ее главы, привыкли уважать законодательную власть? И за что ее так уважать, если, поворчав, депутаты тут же одобрили эти поправки единогласно?

Строгий порядок превращения законопроектов в законы на самом деле подвергается разрушительным обстрелам со стороны СВО не в первый раз. За этим стоит серьезная общая (не только российская) проблема, которая упирается во врожденный изъян парламентаризма: за тщательную работу над законами, требующую учета мнений разных групп избирателей, приходится платить скоростью принятия решений, а то и волокитой, которую могут провоцировать отдельные «сэры и пэры».

На это противоречие первым еще в 20-е годы прошлого века обратил внимание немецкий правовед и философ Карл Шмитт. Совсем не случайно председатель КС Валерий Зорькин в одном из публичных выступлений после начала СВО сослался на Шмитта, назвав его «выдающимся философом и юристом, идеи которого становятся все более актуальными».

Он, правда, забыл сообщить слушателям, что Шмитт приветствовал приход к власти нацистов и подвел мощную теоретическую базу под фашистскую модель государства.

Но это не отменяет теоретического значения его доктрины «чрезвычайного положения» и «суверена» (подробнее об этом на сайте «Свободное пространство» за 22 сентября 2022 года).

Спорным для западных демократий является лишь утверждение Шмитта о том, что чрезвычайное положение и есть нормальность, а демократия — отклонение от нее, своего рода временное помешательство. Но для нашей богоспасаемой страны это утверждение иногда кажется исторически верным. Так, во всяком случае, это видит председатель КС, который прямо говорит,

что традиция, господствовавшая в России «на протяжении тысяч лет» и продолженная большевиками, была более надежной «скрепой», чем закон, а крепостное право в Российской империи в 1861 году было отменено преждевременно.

В Кремле услышали доктора Зорькина: закон об электронных повестках с сопутствующими запретами на выезд за границу, на управление автомобилем и бог знает еще на что — возвращает «скрепу» крепостничества, во всяком случае, для мужской части населения РФ. Конституционный суд был бы полномочен рассмотреть вопрос о соответствии принятых поправок Конституции, но может сделать это только по запросу президента, Совета Федерации, Государственной думы, правительства, Верховного суда, органов законодательной и исполнительной власти субъектов РФ или одной пятой членов любой из палат Федерального собрания.

Так что с этой стороны новому крепостничеству ничего не грозит. Угроза нависла, напротив, над самой Думой, Конституционным судом и др. И это не «немецкие танки с крестами», появлением которых на родных полях пугает россиян телевизор. С другой стороны в Кремль тихой сапой пробрался Карл Шмитт.

Если чрезвычайное положение становится нормой, зачем игры в демократию?

Дума в составе 450 ничего не решающих бездельников, каждый из которых получает зарплату министра, а спикер — премьер-министра, да аппарат помощников, да льготы, да само здание в Охотном Ряду — это дорого.

То же и суды, которые переписывают обвинительные заключения, то же самое и органы представительной власти на местах. А там кто-то может еще и взбрыкнуть, как это сделала, правда не слишком последовательно, Нина Останина. Пока Россия оставалась членом Совета Европы, эти декорации были нужны на экспорт, но давно не для внутреннего использования. А после развода с западными демократиями для государства, вынужденного оказывать вооруженное сопротивление «НАТО», парламентаризм и разделение властей — слишком дорогая одежка, которая по эту сторону уже не в моде и не греет.

Вот он, оказывается, подлый замысел «укронацистов»: разрушить российскую демократию. В состоянии она еще сопротивляться или уже нет?