Зеркало для героев

Соловьев и Красовский в фильмах о себе



Владимир Соловьев накануне Дня Победы представил зрителям канала «Россия 1» свой новый фильм «За лентой». Туда, «за ленту», или на передовую, он с некоторых пор ездит в свободное от основной работы время. А потом в студии «Воскресного вечера» отчитывается перед гостями и аудиторией о своих героических вояжах. Обычно он делает это на фоне снятых «за лентой» кадров, на которых сам Соловьев в полном боевом облачении деловито осматривает позиции в окружении бойцов с автоматами, общается (без звука) с командирами или местным населением. Но главное — повествует с интонацией доброго сказочника (что большая для него редкость) о том, какие красавцы воюют там за Родину, как они мотивированы на победу, как ненавидят фашистов и преисполнены готовности взять не только Киев (это само собой), но и Варшаву, и Берлин, и даже, если надо будет, Вашингтон.

Эксперты в студии благоговейно внимают и восхищаются беспримерным мужеством ведущего, вновь побывавшего в самом пекле СВО.

Фильм «За лентой» мало что добавляет к картине происходящего там — те же общие планы, те же танки, пушки, самолеты, те же групповые сцены в окружении бойцов. Это фон. А на переднем плане — он сам. Один в аскетичном кадре: серо-черный задник, на котором то и дело отражаются огненные всполохи. Брутальный мужчина в черной кофте с золотым шевроном на рукаве. И лицо. Его лицо. Очень-очень крупно. Он, в отличие от других телевизионных «нарциссов», не стесняется морщин, прорезавших лоб, и жестких носогубных складок. Потому что это не столько возрастные изменения, сколько следы тяжелых раздумий и внутренней работы, приведшей его к полному перерождению. Соловьев так и говорит: «24 февраля я умер. Я умер, чтобы возродиться для другой жизни… Я терял страны, континенты, друзей, знакомых и обретал себя. И Родину. И людей, которые встали со мной плечом к плечу».



Это фильм-монолог, фильм-исповедь — соответственно, и герой здесь один. Он прямо на наших глазах, временами как бы мучаясь в поисках единственно верных слов, замолкая и глядя мимо объектива камеры, будто перед его мысленным взором вновь проплывают картины пережитого, рассказывает о своем долгом и тернистом пути к истине.

Отправная точка на этом пути — введение против него персональных санкций за несколько дней до начала СВО и потеря итальянской недвижимости на волшебном озере Комо: «Я очень переживал. Очень. Мне говорили: ну как это возможно, ты же журналист, у тебя ж нет никаких официальных должностей, ты всего лишь высказываешь свое мнение… Европа показала себя. Ну чему удивляться?

А я подумал: в первый раз, что ли, когда у еврея-антифашиста отбирают собственность? Европа вся об этом. Вся об этом, нацистская подлая Европа».

Поняли теперь? Устыдились своего злорадства те, кто полагал, что санкции ввели не против журналиста, а против самого эффективного пропагандиста России? По делу то есть. А вот и нет. Всё куда сложнее. Большой человек и мыслит по-большому: «И не надо мне рассказывать сказки, что еврей Зеленский, поэтому там не может быть нацистов… Предатель своего народа. Да и Галкин и всякая прочая сволочь, вдруг решившие, что они евреи, сбежав в Израиль, и поддерживающие бандеровскую Украину, сделали свой выбор. Они с убийцами моего народа — как еврейского народа, так и советского народа».



А вскоре «лично Зеленский в своем кокаиновом угаре, посмотрев одну из моих программ, отдал приказ меня убить. Я это доподлинно знаю». Как-то утром Соловьеву позвонил сам президент Путин и сообщил: арестованы шесть человек, которые планировали… Путин, щадя нервы Соловьева, сказал не «убийство», а теракт, ликвидацию, устранение. Леденящая кровь история несостоявшегося покушения на Соловьева иллюстрируется облетевшими все телеканалы кадрами лихого захвата незадачливых террористов, уложенных спецназовцами мордами в пол…

Эта история и стала решающим мотивом для поездок на Донбасс: «Все под Богом ходим… Я подумал: ну хорошо, если они за мной охотятся, то чего в Москве сидеть, они же меня и в Москве убьют. Поеду-ка я в Мариуполь». И поехал. И так с тех пор и ездит при каждом удобном случае (огромное спасибо Министерству обороны, на самом высоком уровне организующему эти поездки). А раз уж приехал на передовую — давай и в танк залезай, и в БМП.

Жаль, что не разрешают идти в бой вместе с красавцами-воинами, но и моральная поддержка неоценима. Рудольфыч — желанный гость в любом блиндаже. «Ты Бог войны», — сказал ему один из командиров.

«Мы не начинали эту войну. Мы слишком долго ждали, чтобы ее закончить. Важно не останавливаться и не изменять себе. Важно идти вперед и побеждать. Наше дело правое — победа будет за нами!» Так, под постепенно нарастающие звуки симфонического оркестра, заканчивает свой исповедальный фильм Владимир Соловьев.

Не всякий артист способен так убедительно работать в кадре — в одиночку, на крупном — крупнее некуда — плане. Он способен. Большой, как выясняется, мастер устного рассказа, который не боится прямо смотреть в объектив камеры — тем более когда за камерой все свои. Одно ведь дело делают. Не подведут. Не устроят какой-нибудь каверзы. Выберут самые выигрышные планы. ТВ — творчество коллективное. Чужие там не ходят.

Вот и другой боец идеологического фронта Антон Красовский заказал свой портрет своим же непосредственным подчиненным на канале «Консерватор», который сам недавно и создал. В формате программы под названием «Мужики» он рассказывает о подвигах, о доблести, о славе (тоже отважно катается на Донбасс и каждому советует туда приехать). Но и слабостей, проколов, собственной дурости не скрывает. Дуростью, к примеру, считает свой скандальный призыв топить и сжигать украинских детей и не то чтобы раскаивается, а скорее недоумевает, почему коллеги из записанной программы эту его неловкую фразу не вырезали.



А вот его сотрудники, родители и соратники рассказывают о нем только хорошее: бывает вспыльчивым, но, вообще-то, добрый, щедрый, отзывчивый, всем помогает, в Бога верит. И хотя больше не служит в государственных СМИ, а делает частный канал, в его рабочем кабинете всё равно стоит российский флаг и висит портрет улыбающегося Путина: «Потому что я люблю нашу страну, люблю флаг свой и президента своего». О себе тоже говорит откровенно: «Я считаю, что я неплохой журналист. Не потому что я классно пишу, а потому что я полезу в любую жопу, и я этой жопы не боюсь». Комментировать такое — только портить.