«Воля або смерть!»
- Подробности
- 1817
- 29.05.2023
- Ольга Мусафирова, специально для «Новой газеты Европа», Киев
Ольга Мусафирова объясняет, почему крепость Бахмут, разрушенную до основания, завоевать невозможно
В украинской культуре есть особый вид песен зимнего цикла праздников — колядки. Первоначально они сопровождали языческие обряды, связанные с культом новорожденного солнца, культом предков. Колядки оказались бессмертными, хоть были, вместе с певцами, гонимы и русской православной церковью, и советской властью. Жизнь всё равно торжествовала над прахом, как солнце над тьмой.
По данным NUAM, наибольшего в стране каталога плейлистов с украинской музыкой, с 24 февраля 2022 года в Украине произошел настоящий взрыв песенного творчества в разных жанрах: больше одиннадцати тысяч новых произведений. И каждая седьмая песня — о войне. Не берусь сказать, сколько среди них колядок. Но «Колядка для ВСУ», слова и музыку которой написал за одну ночь тернопольский историк, волонтер и бард Олег Витвицкий, чуть ли не сразу набрала миллион видеопросмотров. Впервые ее исполнили в Тернополе, в храме Вознесения Господня Православной церкви Украины (ПЦУ):
Там, во Бахмуті, де стріли чути, Де стільки цвіту вже полягло… Враз тихо стало і залунало: «Христос родився! Славімо його!»
(Там, в Бахмуте, где слышатся выстрелы, Где столько цвета (имеются в виду самоотверженные украинские защитники. — Прим. авт.) уже полегло… Вдруг тихо стало и прозвучало: «Христос родился! Славим его!»)
Мои рождественские дни 2023-го прошли под знаком «Там, во Бахмуті». Песня, перемежаемая сиренами воздушной тревоги и взрывами, звучала в Киеве и Одессе, Харькове и Полтаве. Откликалась в Гуляйполе посвященной ему строфой «А в Гуляйполі кутя на столі, звіздою небо там зацвіло» («А в Гуляйполе кутья на столе, звездою небо там расцвело» — имеется в виду: показалась первая рождественская звезда. — Прим. авт.) — по определению российских оккупантов, самом «злом городе» Запорожской области, уничтожаемом артиллерией, реактивными системами залпового огня и авиацией.
Местные, кто не эвакуировался, перебрались в подвалы и называли свою малую родину уже не «Махноградом», а «Махновской дугой».
Я много раз приезжала в Гуляйполе: и в журналистские командировки, и с друзьями. В последнее время город особенно преобразился. Настоящий музей под открытым небом, с табличками и указателями, где среди отреставрированных старинных зданий — и темно-красного кирпича, и деревянных, с резными ставнями, — пролегли туристические маршруты, связанные с «батькой Нестором». Батькин памятник, зачем-то позолоченный «под Ленина», возвышался в центре, а его тачанка пользовалась невероятным спросом у экскурсантов. Сюда тянуло не только анархистов со всего мира. Вскарабкаться на тачанку, сделать фото под черным флагом с белыми буквами «Воля або смерть!» хотелось каждому. Но многие ли предполагали, что лозунг опять окажется актуальным и вопрос встанет именно так?
Бои за город начались 1 марта прошлого года и длятся до сих пор. Город контролируют ВСУ. Каковы успехи россиян? Снарядами поврежден краеведческий музей (1901 год) и особняк семейства Кригер (1892 год), где собирались открыть филиал музея, паровая мельница «Надежда» (1894 год), дом купца Карманова (1900 год), усадьба мещан Мелешковых (1910 год), строение постоялого двора, отель Альтгаузена, доходный дом Якова Гуревича (в нем размещался городской совет), дом почетных горожан Миткалевых (сгорел дотла), дом махновского комиссара Панченко (прямое попадание ракеты) — список неполный.
Всё, что пережило Вторую мировую, уничтожали по принципу «если нельзя захватить, то хотя бы сровнять с землей».
«В місті Марії промінь надії десь над Азовом в небо звело…» («В городе Марии (оккупированном Мариуполе) луч надежды где-то над Азовом (Азовским морем) в небе засиял») — продолжает колядка.
Последнее мое свидание с живым Мариуполем состоялось в карантинном 2020 году. Писала о переселенцах, беженцах из приморского Широкино, на ту пору — раскаленной точки на линии столкновения, а до 2014-го, до российской агрессии, замаскированной под сепаратизм, — виноградно-курортного, рыбацкого, богатейшего села. Прогуливалась с героинями будущего репортажа по проспекту с платанами. Пила кофе на веранде с видом на Мариупольский драматический театр. Любовалась морем и осуждающе качала головой при виде дымящихся «отвалов» на горизонте (так называли рукотворные горы шлака близ металлургического комбината «Азовсталь»).
Две взрослые женщины, потеряв всё, кроме, к счастью, родных, веры в свои силы и в свою страну, смогли здесь начать жизнь заново. Наталья Логозинская закончила бизнес-школу, получила грант. Ее бистро «Итальянское панини» било рекорды популярности. Рита Нуйкина нашла работу по специальности на зерновом терминале в Мариупольском порту («Крайние. Эпизод два: Мариуполь», 14 октября 2020, «Новая газета»).
В 2022-м и Наталье, и Рите пришлось стать беженками повторно. Семья Логозинских вырвалась, пройдя через адовы круги фильтрационных лагерей и угрозы расстрела. Находились под опекой неправительственной организации «Рубикус» и Эстонской международной организации по миграции в городке Валга. Вскоре сами занялись волонтерством. Вокруг Натальи сплотились новички-украинцы: «Мы не иждивенцы, хотим и можем работать!» Логозинская учит эстонский, недавно защитила проект — уже имеет сертификат предпринимателя.
Нуйкина с дочкой, внуком и старенькой лежачей матерью проделала под бомбами путь из Мариуполя сначала в Бердянск, потом в Тернопольскую область, на запад страны, дальше в Измаил под Одессой, откуда по «зерновому коридору» уходят суда. Это чуть-чуть похоже на Мариуполь… Рита помнит имена и фамилии десятков людей, что делились с ними, жителями Донбасса, едой и кровом и, сжимая кулаки, слушали новости о городе, который российская армия превращала в призрак, в кладбище, — вместе с проспектами, платанами, драмтеатром и «Азовсталью». Не свое, не жалко!
Обе женщины после 24 февраля принципиально перестали использовать даже в бытовом общении русский язык.
«Колядка для ВСУ» и для Натальи с Ритой своя до слез. И «промінь надії» — луч надежды — не тускнеет: Мариуполь вернут. Только погибших не воскресить…
В Бахмуте, так получилось, я побывала в начале и в конце военного 2015-го («Первая рота», 6 декабря 2015, «Новая газета»). В начале года прифронтовой город еще назывался Артемовском, в честь партийной клички некоего большевика. В центральную районную больницу срочно эвакуировали пациентов и персонал из соседнего Светлодарска: рядом со зданием ударил «Град». До трагедии «дебальцевского котла» оставалось совсем немного. Госпиталь только обустраивался, не хватало всего: машин, солярки, медикаментов, рук, инструментов, перевязочного материала, цензурной лексики, чтобы описать увиденное. Вновь созданная и не предусмотренная ранее структурой первая медицинская рота в составе Национальной гвардии Украины (укомплектованная, разумеется, только добровольцами) приняла там боевое крещение.
В конце 2015-го Олег Войцеховский, инженер из Львова, убежденный националист, «двадцать лет в общественном секторе, ветеран уличной политики», лейтенант, заместитель ротного, уже поправлял меня: «Не Артемовск, а Бахмут!» Депутаты горсовета проголосовали за возвращение исторического названия. Больше того, с постаментов сняли, без намека на протесты со стороны местного населения, памятники Ленину и товарищу Артему. Только штырьки продолжали торчать. Правда, Артем придавил на прощание гранитным кулаком кабину тягача, в котором его увозили на свалку истории… Войцеховский показывал Бахмут не без гордости, находя не только в архитектуре общие со Львовом черты: «Меняется отношение людей к Украине. Рассмотрели, что такое “русский мир”, не понравилось».
Тогда же я познакомилась с молодым семейным врачом общей практики, уроженкой оккупированного Дебальцева Мариной Рязанцевой, старшим ординатором госпитального отделения медицинской роты. Она оставалась единственным квалифицированным медработником в Дебальцево во время «котла» и даже несколько дней после него. Рассказывала о тяжелых пациентах — диабетиках, парализованных стариках. Марина несла за них ответственность, опекала, даже в бомбоубежище не спускалась. По возможности металась на «материк», в тот же Бахмут, за лекарствами, хлебом и водой. И не скрывала, что как волонтер помогает ВСУ. Одинокие бабушки пытались целовать руки. Потом Рязанцеву предупредили: она на топовых позициях пророссийского ресурса «Трибунал» как «пособница карателей». Советские бабушки всё правильно указали: домашний адрес, телефон…
Военврач и боевой медик Рязанцева сейчас снова на фронте. На ее решении «хоть немного передохнуть в гражданской больнице», признается Марина, поставило точку 24 февраля. Столько потерь позади, что болевой порог пройден. Открылось новое дыхание. «Наша родина — вся Україна, і Збройні сили, і ТРО» («Наша семья — вся Украина, и Вооруженные силы, и ТРО (тероборона)), — напоминает колядка.
Интересно заметить: чем дальше, тем больше слов — вроде «контрнаступа» или «збройних сил» — свободно входят в русскую речь через границу с Белгородской областью.
К чему я вспоминаю о героях материалов, когда пропаганда антигероев из кожи лезет: «Украинцы деморализованы, Киев старается минимизировать политический эффект от потери Бахмута», через раз именуя его «Артемовском»? К тому, что и тут россияне ошиблись. Бахмут остался в сердцах, его отстроят после победы. Как Мариуполь, Гуляйполе, Марьинку, Попасную и другие наши родные места. Еще и песни там зазвучат.
Дыхания хватит.
