«Я буквально соучастник этих преступлений»
- Подробности
- 1215
- 31.07.2023
- «Новая газета Европа»
Служба на «Искандере», учения в Беларуси, пуски ракет по Украине, эмиграция. Монолог дезертира, сбежавшего от войны в Казахстан.
Камиль служил контрактником в ракетной части в Улан-Удэ. В конце 2021 года его подразделение отправилось на учения в Беларусь. В 5 утра 24 февраля 2022 года он увидел первый пуск ракеты, которая полетела в сторону Украины.
Почему Камиль решился на оставление части, как ему удалось уехать в Казахстан, и что он думает о войне и своей службе? Об этом он рассказал в монологе специально для «Новой газеты Европа».
Учения в Беларуси
Я рос в семье милиционера. Учился в школе, поступил на дизайнера. Потом надо было идти в армию. Я выбрал контрактную службу из-за денег. К тому же у меня была возможность выбирать часть, в которой я буду служить.
В конце 2021 года мы отправились из Улан-Удэ на учения в Беларусь. Ходили слухи среди солдат и офицеров, что мы едем на войну. Обсуждали, что там что-то на границе намечается. Скорее всего, могут быть какие-то вооруженные столкновения. И всем нужно быть к этому готовыми. Спросили: ну, чисто морально, ты сможешь принять участие в вооруженном конфликте?
Мы приехали в Беларусь, но по факту мы не принимали участия в каких-либо учениях. Мы развернули лагерь на территории белорусского артиллерийского полигона и просто там находились целый месяц. По своим должностным обязанностям я не работал, занимался тем, что сторожил технику.
24 февраля 2022 года
Утром 24 февраля в 5 утра был выполнен первый пуск. Всё вокруг окрасилось в красный цвет. Ракета взмыла вверх и полетела куда-то на юг. Ко мне пришел человек, который меня должен был сменить на дежурстве. И он сказал, что началась война. У сослуживца был интернет, он смотрел новости.
Я немного в ступоре находился первые дни, потому, что я не верил в возможность войны. И в принципе для меня, конечно, это было шоком.
Все военнослужащие получали информацию из каких-то официальных и околоофициальных источников. Говорилось о том, что мы успешно прошли границу — притом не пробились, не захватили что-то успешно, а просто прошли. И, условно говоря, ждем, пока киевская власть сдастся.
Сослуживцы, разумеется, всё это дело охотно поддерживали и разделяли. Какие-то преступления, какие-то возможные ошибки не обсуждались в принципе. Обсуждались только успехи, что, мол, мы за первые недели погасили все установки ПВО украинские, все их стратегически важные военные объекты.
Вот что касается фото разрушенных городов. Сослуживцы говорили, что, мол, это киевская власть сделала. Когда я увидел последствия обстрелов, то еще больше ужаснулся, потому что понял: я буквально соучастник этих преступлений.
Операторской работой — по сути, моей работой, — занимался начальник учета. Ну, что касается нашей бригады, у нас, получается, было около 15 пусковых установок. Мы выпустили около 80–90 ракет за всё время.
Отпуск и свидание с родными в Тюмени
После полугода нахождения в Беларуси нас без каких-либо проблем отпустили в отпуск. Поехал в Тюмень повидаться с родными. На тот момент я понял, что мне в Беларусь точно возвращаться нельзя. Тем более, мне нужно каким-то образом покинуть ряды вооруженных сил. А в сентябре уже началась мобилизация и по закону о военном времени, в рамках мобилизационной подготовки, военнослужащим запрещается покидать вооруженные силы.
Мать говорила, что не надо было мне на контракт идти. У брата была более конкретная позиция, он был против войны. Мы с ним обсуждали всё это.
У меня был допуск к секретной информации. Нельзя было просто так взять, собраться и куда-то поехать. И я понял, что если я напрямую из Тюмени двину в Казахстан, то меня могут остановить на границе и просто арестовать.
Брат мне скинул ссылку на организацию «Идите лесом». Они мне объяснили, что я могу и без каких-либо препятствий выехать из России в Беларусь, а потом уже из Беларуси в Казахстан.
Было ли мне страшно? Ну, не то чтобы страшно. Было такое смутное ощущение неизвестности. Потому что сбежать — это всё-таки означало возбуждение уголовного дела. Самое главное, что меня беспокоило и что меня терзало, — это даже не мысль о расставании со своими друзьями, с родными, а мысль о том, что я, как и многие другие, ничего не смог сделать, я оказался беспомощен в приближении окончания войны.
Побег
В Смоленске я сел на электричку Москва–Минск и просто доехал до Минска. Когда я уже садился на самолет, там уже меня проверяли таможенники белорусские, что-то там высматривали. Возможно, их смутило то, что у меня была прописка по воинской части в Улан-Удэ, но, тем не менее, меня пропустили.
В Астане я понял, что свободен. То есть как минимум российские застенки тюремные мне уже не грозят. Я не смогу вернуться до тех пор, пока вот эта путинская власть не падет и пока не объявит амнистию.
Я не поддерживаю контакт с сослуживцами. Я не знаю, что они говорят обо мне. Какая реакция? Я прекрасно понимаю, что, согласно российскому закону, являюсь предателем. Я это всё знал перед тем, как действовал, разумеется.
А что такое российский закон вообще? Он легитимен? Ну, вопрос риторический. Насколько я знаю, пока что уголовное дело на меня не возбуждено. Я даже получал «крайнюю» зарплату.
Я работаю по специальности, графическим дизайнером в типографии. Что со мной будет? Да ничего такого экстраординарного со мной не будет. Буду здесь как-то жить. А что до сослуживцев моих, если они не смогут покинуть армию, то их судьба очень неопределенна и очень незавидна. Долгие годы вас обманывали. Вас накачивали фашистскими человеконенавистнические идеями. Я им пожелаю вернуться к какой-то нормальной человеческой жизни.
Ну а россиянам в целом я бы сказал так: сейчас, пожалуй, единственная возможность приблизить наше светлое будущее — это объединяться.
