«Машина по производству культа»
- Подробности
- 1389
- 23.02.2024
- Сорин БРУТ, специально для «Новой газеты Европа»
Антитоталитарная выставка о Назарбаеве встревожила и чиновников, и общество: в ней увидели не только анализ прошлого, но и предостережение настоящему
В Алмат-Ае, в Доме Армии проходит антитоталитарная выставка «Буран–Байконур, между Шелковым путем и млечным» известного в мире казахстанского политического художника Ербосына Мельдибекова. Проект, посвященный тоталитаризму в Центральной Азии и его советским истокам, был задуман еще 7 лет назад. Но после Кровавого января и конца режима Нурсултана Назарбаева претерпел сильные изменения. В центре внимания оказался именно Казахстан.
Ключевая инсталляция выставки — вариации на тему падающего памятника Назарбаева. Фотографии работы стали предметом жарких споров в казнете: одни восхищаются смелостью автора и видят в этом веяние свободы, другие — возмущены и напуганы.
Сорин Брут посетил выставку и поговорил с Ербосыном Мельдибековым и куратором Дастаном Кожахметовым о культе личности Елбасы, политической ситуации при Токаеве, реакции властей на и попытках убрать провокационную работу.
Президент, ниспосланный небесами
Концептуально выставка «Буран–Байконур» начинается еще на подходе.
Пространство вокруг катка в Парке им. 28 гвардейцев-панфиловцев выглядит жизнеутверждающе: прохаживаются студенты, носятся дети, за которыми едва поспевают родители. Прямо над катком высится Вознесенский собор, похожий на сказочный терем. В сталинское время он стал «убежищем» для преследуемого писателя Домбровского, но кто об этом помнит?
Стоит однако пройти чуть в сторону, к Вечному огню, как меж сосен появится устрашающее советское здание. Государственное, военное, давящее монументальностью и как бы присматривающее за мирным парком. Именно здесь тандем Мельдибеков–Кожахметов проводит выставку: это «вторжение», взрывающее тоталитарное чудовище изнутри.
При входе в зал — напротив двери — бронзовый Назарбаев, строго поглядывающий на вошедшего с постамента. «Памятник», выполненный в худших традициях государственных монументов последних десятилетий, — часть нашумевшей центральной инсталляции.
Художник родился в 1964 году на юге Казахстана. Учился на скульптора, в 1990-е пробовал заниматься книжным бизнесом, но не преуспел. Вернулся к творчеству, параллельно работая сторожем в школе.
Политикой увлекся еще во время службы в радиоинженерных войсках (в годы Афганской войны), где получил «много информации, закрытой для большинства советских людей» и «стал понимать механизмы манипулирования людьми, странами, народами». Создавая актуальное политическое искусство, художник работает в разных жанрах: инсталляция, скульптура, видеоарт, перформанс, фотография и др. Мельдибеков прославился за границей раньше, чем на родине. Произведения художника экспонировались в Лондоне, Берлине, Милане, Москве, Страсбурге, Гонконге и т. д., принимали участие в 51 Венецианской биеннале (2005). Они хранятся в собраниях Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, Музея современного искусства Антверпена, фонда «Progetto 107» (Турин), ЦСИ «Yarat» (Баку), Музея современного искусства (Сингапур) и т.д. В настоящее время живет и работает в Алматы.
Левая стена огромного зала целиком отдана ироничной инсталляции «Постистория». В основе — серия из 6 фильмов о Назарбаеве «Путь лидера», основанная на его автобиографиях. Эти тексты (и фильмы) редактируют реальность, конструируя миф о Елбасы. Мельдибеков создает к ним альтернативные постеры, показывая шаблоны из мифологии, религиозных текстов и массовой культуры, которые обогатили и расцветили судьбу «лидера нации». Постеры отсылают к традиционной степной культуре, библейской истории, советскому производственному кино и лирическим мелодрамам 1980-х. Наконец, по мере политического созревания Нурсултана Абишевича, — к «Гражданину Кейну» и «Крестному отцу».
Предпоследний постер изображает знаменитое посещение Назарбаевым Мекки. Выход экс-президента из мечети трактован как сцена Вознесения у классических европейских мастеров. Мельдибеков показывает путь «всецело положительного» героя через тернии к звездам — к «богоизбранности» и особой, ниспосланной сверху миссии. Финальный плакат, посвященный шестой картине «Астана», только усиливает образ. После «Вознесения» Елбасы возвращается на Землю, чтобы построить для казахстанцев прекрасный город из стекла.
«Мы видим, как Владимир Путин для «легитимизации» своей власти развязывает войны и присоединяет территории, — объясняет Мельдибеков. — Диктаторы Центральной Азии не могут себе этого позволить. Они режиссируют «миф о себе» — для них устанавливают памятники, снимают «биографические» фильмы, порой даже придумывают «новые религии». Таким образом они оправдывают свое нахождение у власти, но в какой-то момент уже не могут освободиться от мифа и оказываются его заложниками».
Не случайно Астану в поздний период правления Елбасы в народе прозвали «Матрицей». Общество и власть существовали как бы в параллельных мирах — «мифическом» Казахстане, прогрессирующем благодаря трудам «любимого руководителя», и земном, где усугублялись проблемы.
Мельдибеков делает серию скульптурных бюстов «Автопортреты с моими кумирами», как бы подставляя себя в «правильные» образы советских казахских героев, на которых мечтал быть похожим в детстве. Это Батыр Бала Болатбек (казахский аналог Павлика Морозова), комсомолец Гани Муратбаев, классики литературы Жамбыл Жабаев, Мухтар Ауэзов и др. Их мифологизированные образы-образцы были своего рода формами, в которые советский юноша должен был встроить себя, — разумеется, отрубив все «лишние», «торчащие» стороны личности. Этакое конвейерное тиражирование людей, соответствующих партийным чертежам и самовоспроизводящихся через модели поведения и воспитания.
Символична техника исполнения: вырезая «соцреалистические» бюсты из дерева, художник буквально воспроизводит процесс удаления лишнего, «обтесывания» человека. Материалом оказываются пни срубленных карагачей — важного для Казахстана дерева, что, вероятно, является метафорой подавленной национальной идентичности, «корней», выдранных из почвы. Но главный выразительный эффект достигается за счет трещин, покрывающих скульптуры. Они показывают травматичность — разрушение личности от насильной подгонки живого существа под идеологическую иллюзию. Старые модели прикрылись новыми ширмами, но всё еще бродят среди нас неупокоенными призраками. Это второй из двух главных сюжетов выставки.
Контрабанда Назарбаева
Инсталляции «Нашествие бронзы» и «Cavallo» на первый взгляд кажутся непонятными. Первая — небольшие литейные формы для будущих бронзовых бюстов — этакие «безликие» портреты. Вторая — ноги парадного конного монумента на постаменте. Ни всадника, ни лошади нет. Да и лапы принадлежат явно не коню, а некому апокалиптическому чудищу власти. Это не бронза — таксидермия. Здесь Мельдибеков анализирует само функционирование иерархичной модели, не привязанной к конкретному «любимому руководителю» или «дорогой сердцу партии».
В постсоветском Казахстане места, прежде занимаемые бронзовыми Лениными и знаковыми большевиками, быстро заполнились героями новой национальной идеологии. Эти монументы возводились в той же манере. Новая власть меняла риторику, но лишь для того, чтобы удачнее замаскировать сохранение вертикальных отношений с обществом. Лицо у парадного скульптурного портрета может быть любым. И фигура всадника, который оседлает бронзового «коня», тоже не имеет значения.
Вызвавшая ажиотаж инсталляция «Пять версий падения автора» с поверженным памятником Назарбаеву появилась на выставке контрабандным способом. Крупные объекты с загадочным названием были доставлены в залы в запакованном виде — подозрений и опасений не вызвали. «Падающие монументы» извлекли и установили лишь за 3 часа до открытия. Практика показала, что скрывались не зря.
«После вернисажа, примерно в 12 часов ночи мне в первый раз позвонили, — говорит Дастан Кожахметов. — Обычно это делается через фигуру «симпатизанта» из нашего окружения, потому что если бы звонок поступил напрямую, то это бы расценивалось как давление. Такой человек позвонил и сообщил: «Что вы там натворили?! Вами недовольны и в акимате [мэрия], и в аппарате президента, и в Министерстве обороны, и даже в Коммунистической партии Казахстана. Напишите объяснительную». Я отказался. Выслал им только выставочный текст об этой работе. Потом еще несколько дней звонили и Ербосыну, и мне. Насколько я понимаю, они были в ступоре и не знали, как реагировать. Спрашивали: «В интересах какого клана вы это сделали? Кто вам заплатил?» У них в голове просто не укладывалось, что это высказывание художника. Пытались убедить нас закрыть выставку или хотя бы убрать инсталляцию с «Назарбаевыми». При этом кто конкретно стоит за звонками, мы не знаем. Они тоже светиться не хотят».
«Одни звонят: «Зачем вы делаете Назарбаеву столько памятников?!» Потом звонят генералы, близкие к экс-президенту: «Почему так неуважительно к Назарбаеву?!»» — добавляет Мельдибеков. И художник, и куратор считают, что открыть такую выставку внутри Казахстана в 2010-е было бы невозможно и грозило бы если не убийством, то тюремным сроком. Критические работы о первом президенте можно было показывать только за рубежом.
«Назарбаев 30 лет сидел на вершине и потерял власть за 3 секунды, — объясняет художник. — Я имею в виду момент падения памятника [монумент Назарбаеву в Талдыкоргане был снесен протестующими. — Прим. авт.]. Вместе с ним рухнул и назарбаевский миф. Можно 30 лет сидеть на троне, считать себя богом, но уснуть или моргнуть — и тут же оказаться поверженным. Я взял эти 3 секунды и растянул, сделал памятник каждому мгновению этого падения, эстетизировал его».
Само расположение инсталляции в зале подсказывает и другую трактовку. Из-за направления движения бронзового Назарбаева возникает ощущение, что вначале он падает с постамента, но затем, с автоматизмом зомби, поднимается и занимает прежнее место. Ржавая фигура постепенно отмывается от патины и опять блестит как новенькая. Повторяемость падений создает ощущение хрупкости властного памятника, наивно задуманного как вечный. Но в то же время говорит и о парадоксальной устойчивости пьедестала, вновь и вновь готового принимать вождей.
Мельдибеков рассказывает о родившемся при Елбасы старшекласснике, который пришел на открытие выставки, но, увидев «поверженного экс-президента», почувствовал беспокойство и спешно покинул зал. Эстетика опустевшего постамента действительно вызывает дискомфорт непривычки — и это пугает. Но еще страшнее выглядит фигура экс-президента, идущая к дверям зала. Ей тесно в положенном музейном пространстве.
Кризис веры по-казахстански
Кровавый январь, думалось, запустит в Казахстане волну перемен. Но вертикальная модель не сломана: постамент на прежнем месте и дожидается нового «лидера нации». Хватает и рук, которые помогут ему туда взобраться. Не сделает ли старое, взрощенное при Назарбаеве окружение Елбасы 2.0 из Токаева?
«Сейчас в стране идет брожение, — говорит Мельдибеков. — Силы старого режима пытаются отыграть позиции, а новые еще не полностью освоились». В токаевскую «демократизацию» художник пока не верит. Но в тандеме с куратором пользуется политическим зазором, чтобы создать свободное и острое высказывание. «Некоторые тревожные сигналы уже есть, — говорит Кожахметов. — Например, после Январских событий кинематографисты предложили сценарий фильма «Кемель» об отце Токаева. Установили бюст Кемелю Токаеву. Новая власть понимает всё в той же парадигме. Если Назарбаев считал себя «создателем казахской государственности», то Токаев после Кантара [январских событий] позиционирует себя «спасителем Казахстана». Машина по производству культа не исчезла».
Еще в 2000-м Мельдибеков сделал фотографию «Брат мой — враг мой», где показал двух казахов с пистолетами во рту, нацеленными друг против друга. Для выставки художник переработал эту работу в скульптуру «Прощай, брат!». Теперь во лбах героев «горит» по пулевому отверстию.
Выставка открыта до 1 марта, ежедневно, 10:00–18:00