Как был устроен театр в ГУЛАГе?
- Подробности
- 4130
- 10.09.2024
- Диана ДЗИС, специально для «Новой газеты Европа»
Арестованные при Сталине актеры и режиссеры объединялись в лагерях, ставили спектакли (включая кукольные) и даже ездили с гастролями на фронт. Среди них была и Наталия Сац, усилиями которой в 1945 году открылся первый в Казахстане Алма-Атинский театр юного зрителя и руководила им 13 лет
«Вам будет удобно, мистер Андерсон, если вас повесят в двенадцать часов дня?» — спрашивает генерал главного героя в спектакле «Ученик дьявола» по пьесе Бернарда Шоу. В зале на 350 человек раздается саркастический смех и аплодисменты. Среди зрителей можно встретить, например, богослова Павла Флоренского, украинского литератора Миколу Зерова, академика Матвея Яворского.
Режиссер постановки — народный артист УССР Лесь Курбас, не расстающийся с портретом красавицы-жены, артистки Валентины Чистяковой. Год — 1936-й. Место действия — Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН).
Сталинская система массово репрессировала деятелей искусства. Она не щадила никого — не помогал ни высокий статус, как, например, у режиссера-авангардиста Всеволода Мейерхольда, ни любовь народа, как у звезды мюзикла «Под куполом цирка» Валентины Токарской.
Но в страшной реальности ГУЛАГа, куда сотрудники госбезопасности бросили тех, кого не расстреляли (по суду или без суда), некоторые из них находили способ построить себе убежище. Им становился лагерный театр. В нем участвовали и уголовники, но самодеятельным его трудно назвать — ведь делали его профессиональные артисты. Они ставили Шиллера, делали кукольные спектакли, зарабатывали деньги для лагерей и выезжали с гастролями на фронт. Об истории театра ГУЛАГа и судьбах тех, кто его делал, — в материале «Новой-Европа».
ПАВЕЛ ФЛОРЕНСКИЙ, 1936 ГОД:
«Соловецкий театр ведется по-серьезному: ставят даже оперетты и оперы (напр. “Демона”). ... Театру не хватает клея для писания декораций и волос для париков, бород, усов. Ко мне обратились с просьбой о помощи. Вместо клея я предложил водорослевый клей альгинат натрия ..., а вместо волос — водоросль десмарестию ... соорудил себе седоватую бороду, длинную-предлинную, рыжие длинные свисающие усы и космы темных волос, одеваю всё это оборудование, накидываю резиновый плащ с капюшоном или бурку и удивляю непосвященных, которые не узнают меня и пугаются морского царя, как говорят они, Беломора».
Глава 1. «Вы теперь — никто»
В 1930-е годы была поговорка: «Воры, проститутки и НКВД работают обычно ночью». Часто арестовывающие даже не знали, кого они арестовывают и за что.
21 августа 1937 года заслуженная артистка РСФСР и театральный режиссер Наталия Сац была вызвана из санатория «Барвиха» на Лубянку и арестована. Три года назад ее муж Израиль Яковлевич Вейцер был назначен наркомом внутренней торговли СССР. К тому моменту Сац уже шестнадцать лет была директором и художественным руководителем Московского театра для детей (с 1936 — Центральный детский театр). Приговор — пять лет лагерей как ЧСИР (советское сокращение «член семьи изменника родины»). Самого Вейцера арестовали позже — в ноябре.
28 января 1937 года, через два месяца после ареста мужа, как ЧСИР арестована ведущая артистка театра им. Руставели Тамара Цулукидзе. Срок — десять лет лагерей строгого режима.
17 июня 1938 года театр имени Ермоловой выезжал на гастроли в Ленинград. Успешную артистку — и, увы, потомственную княжну — Эду Урусову арестовали прямо на вокзале перед отходом «Красной стрелы». Через три дня она была осуждена по ст. 58 за контрреволюционную деятельность и приговорена к десяти годам ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь).
«Чем скорее вы забудете, что были заслуженной артисткой, директором и главным режиссером театра, тем будет для вас лучше. Вы теперь — никто», — вспоминала Наталия Сац слова следователя.
За первую ночь на Лубянке она поседела. Читала в камере Грибоедова и выучила наизусть все книжки, которые просила передать. Ее сокамерницы не разделяли ее рвения к литературе и не хотели с ней разговаривать. Читая ее допросы, поражаешься нелепости вопросов и упорству следователя вытянуть из Сац хоть что-то. Ей показывали порнографические открытки, пытались найти что-то в ее заграничных гастролях, спрашивали, знает ли она хотя бы контрреволюционные анекдоты. После седьмого допроса, чтобы разозлить следователя, она выдала, что шпионила в пользу страны Гонолулу, после чего, конечно же, была избита и переведена в Бутырку.
На момент ареста у Наталии Сац было двое детей — сын Адриан и дочь Роксана. У Тамары Цулукидзе и Эды Урусовой — несовершеннолетние сыновья. Муж Урусовой, актер Михаил Унковский, умрет в Севвостлаге на Колыме в 1940-м. Муж Цулукидзе, режиссер Сандро Ахметели, после 222 дней пыток в застенках НКВД будет расстрелян 27 июня 1937 года. 7 мая 1938 года расстреляют и мужа Наталии Сац, Якова Вейцера.
Впереди у актрис были пересылки, во время одной из которых Сац потеряла недоношенного сына. Верный советским идеям, расстрелянный муж хотел назвать его Иосифом — в честь Сталина. Женщин ждали тяжелые работы и попытки сохранить себя в сложных условиях лагерного быта. Оставив след в истории советского театра, теперь они внесут вклад в создание другого театра — театра ГУЛАГа.
Глава 2. Что из себя представлял театр в ГУЛАГе
В исправительно-трудовом кодексе РСФСР 1924 года говорилось, что обязательный труд заключенных в «исправительно-трудовых учреждениях» должен сочетаться с «культурно-просветительной работой». Согласно ст. 95, «в местах заключения устраиваются силами заключенных концерты, спектакли <…> и др. культурные развлечения и занятия, которые должны соответствовать задачам коммунистического перевоспитания». То есть параллельно с каторжным трудом власть лицемерно требовала от заключенных перевоспитания в подлинно советских членов общества.
Театр в ГУЛАГе должен был быть бесплатным для всех заключенных. Смотрело его и лагерное начальство, которое любило развлекаться и делало это разнообразно. Например, на Соловках каждый охранник имел одновременно от трех до пяти наложниц. Помощник коменданта Кемского лагеря по хозяйственной части устроил в лагере настоящий гарем, который регулярно пополнялся из заключенных женщин. Создание театра в таких условиях казалось «пиром во время чумы».
Невозможно точно определить, где возник первый театр. Самодеятельность в виде кружков должна была быть при каждом лагере. Но некоторые даты нам известны.
23 сентября 1923 года по инициативе артиста Сергея Арманова миниатюрой Чехова «Медведь» открывается один из первых лагерных театров на Соловках. Под театр выделили бывшую монастырскую ризницу. Программа включала злободневный политический гротеск «Стакан нефти» и номер с кавказскими танцами и цыганскими романсами. «Солтеатр» очень полюбило лагерное начальство, которое стало регулярно его демонстрировать различным комиссиям.
Зимой 1924–1925 годов в СЛОНе создается коллектив «ХЛАМ» — «Художники, литераторы, актеры, музыканты». В труппе были в том числе поэт Борис Емельянов, педагог Борис Ширяев, торгпред Советской Республики в Париже Михаил Егоров, актер Камерного театра и драматург Борис Глубоковский, журналист Николай Литвин, режиссер МХАТа 2-го Никита Красовский и эстрадный артист Жорж Леон.
В противовес «ХЛАМу» 22 февраля 1925 года по инициативе заключенных (бандита Алексея Чекмаза, взломщика Володи Бедрута и карманника Ивана Панина) был создан сценический коллектив «Свои» («свои», согласно блатному жаргону, — воры, неприкосновенные «деляги по ширмаческой, хипесной и прочим специальностям»). Коллектив состоял из уголовников. Его главным достижением был хор из 150 человек, исполнявший как русские народные, так и тюремные песни.
Поначалу лагерный репертуар состоял из самых разнообразных номеров. С приездом на Соловки провинциального комика Макара Борина в репертуар добавились среди прочих спектакли по произведениям «Царь Федор Иоаннович» Алексея Толстого, «Коварство и любовь» Шиллера, переработанный «Идиот» Ф. М. Достоевского, «Поджигатели» Луначарского, «Мандат» Николая Эрдмана. Были сочинения и соловецких авторов: «Утро крови» С. Каргопольского и «Суд над Октябрьской революцией» Бориса Глубоковского (вероятно, написанные прямо в лагере).
Узник лагерей Дмитрий Лихачев вспоминал такой случай о Глубоковском:
«Чрезвычайной популярностью пользовалась на Соловках его постановка “Соловецкое обозрение”. Постановка остро иронизировала над соловецкими порядками, бытом и даже начальством. Однажды, когда одна из “разгрузочных комиссий” в подпитии смотрела в театре “Соловецкое обозрение” в переполненном заключенными зале, Б. Глубоковский (тоже, очевидно, хлебнувший), который вел представление, выкрикнул со сцены: “Пойте так, чтобы этим сволочам (и он указал рукой на комиссию) тошно было”».
Соловецкий театр прославился также украинским режиссером и реформатором, бывшим руководителем харьковского театра «Березiль» Лесем Курбасом. До его ареста «Березiль» включал в себя шесть актерских студий и режиссерскую лабораторию. Курбас был первым режиссером в мире, который использовал во время спектакля видеоряд (в спектакле «Джимми Хиггинс»). На Соловках он встретился со своим другом — украинским драматургом Миколой Кулишом.
К тому моменту вместо ризницы под театр уже было выделено помещение в одном из келейных корпусов, которое специально перестроили: в партере было около 300 мест, сделаны ложи для начальства и гримерки для артистов. У Курбаса был свой кабинет, где он даже мог ночевать. В лагерном театре он ставит «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина — сатиру на российскую полицию. Пьесу зэки рискнули сыграть в своих же зэковских «одеждах».
В конце 1936 года Курбаса этапировали на остров Анзер. Зэки называли этот остров «штрафной командировкой». На Анзере существовал маленький театр, расположенный на втором этаже бывшей церкви. Там Курбас поставил «Маленькие трагедии» Пушкина. 3 ноября 1937 года Курбаса расстреляли.
Но таких театров, как на Соловках, с особым помещением, которое выделяли специально для спектаклей, с режиссерами-звездами, было немного. Чаще всего представления давали где придется: репетировали заключенные в бараках либо после смены, либо по несколько раз в неделю в специальные дни.
Актер Вацлав Дворжецкий, сидевший там же, вспоминал:
«Актеры живут в отдельном бараке, все вместе. Актрисы отдельно, в женской зоне. Порядок образцовый. За любое нарушение режима или карцер, или перевод на общие работы. Движение по территории запрещено. Можно в организованном порядке направляться на работу — в театр и обратно. Питались в бараке. <…> На репетициях также всегда присутствовал представитель “третьей части” — уполномоченный НКВД».
В 1934 году культурно-воспитательные части (КВЧ) и культурно-воспитательные отделы (КВО) распространились по всей системе ГУЛАГа.
С 1933 года Исправительно-трудовой кодекс предусматривал некоторые «премии» за достижения в культурно-просветительской работе: заключенных могли лучше кормить, переводить в отдельный барак, а иногда и освобождать досрочно. Позже появились театры смешанного типа, где заключенные играли для местных и вместе с вольнонаемными. Такие театры были, например, в Магадане и Воркуте.
Для арестованных театр мог быть своего рода отдушиной. Но многие все равно не выдерживали: пианистка София Гербст покончила с собой после репетиции в магаданском театре в 1947 году, певица Лидия Русланова пыталась повеситься, но ее удалось спасти.
Вацлав Дворжецкий вспоминал об одной актрисе:
«Ходить по лагерю вечером было опасно. После спектаклей мы провожали актрис вместе с комендантом. И... всё же не уберегли нашу Юлю! Была такая чудесная, восемнадцатилетняя, нежная, красивая студентка из Ленинграда. Родителей, “врагов народа”, расстреляли, а ее сослали в лагерь — ни статьи, ни срока, вроде вольно высланная, вроде заключенная. Мы взяли ее к себе. <...> Ее изнасиловали десять сволочей — проиграли в карты. Ночью из женской зоны с кляпом во рту вытащили во двор (другие женщины всё видели, боялись поднять тревогу)! Утром обнаружили ее без сознания, за штабелями бревен... В больнице через неделю она повесилась».
Глава 3. «На дне». Контингент
По приезде в лагерь Сац старалась подключить всё свое воображение. Оказавшись среди «контингента» — людей, о которых она прежде только слышала, ей нужно было как-то научиться с ними коммуницировать и не потерять силу духа.
Из ее воспоминаний:
«В черепной коробке откуда-то выползает даже юмор: если и здесь выживешь, пополнишь свою любимую науку — человековедение. <…> Вспоминаю виденный мной раз пять в Московском Художественном театре спектакль “На дне”. Декорации мне там показались страшноватыми. <…> Твоя профессия требует побывать не только на спектаклях с названием “На дне”, а на этом, подлинном, дне жизни. Всё — под рукой».
Дно жизни, действительно, окажется в лагерях близким символом.
Актриса и писательница Тамара Петкевич в своих воспоминания пишет о Цулукидзе, что «Тамаре Григорьевне запомнилось, как сталкивали друг друга со стульев и беззастенчиво резвились животно-здоровые семь следователей, перед тем как зачитать ей обвинение. “Вы были чем-то, — сказал один из них, — а теперь вы на дне”. И, тщась обнаружить следы образованности, спросил: “А вы чего-того играли в „На дне”?»
Старостой барака у Наталии Сац оказалась уголовница Мария Дунина, по прозвищу «Овчарка», которую боялись все заключенные. Но в прошлом Дунина работала билетершей и пожарницей во МХАТе и, оказывается, была поклонницей Сац.
Дунина помогала Сац, вдохновившись встречей с живым кумиром. Она спасла актрису от жутких побоев, ведь обычно новоприбывших интеллигенток уголовницы избивали и калечили в первый же день.
Известен также случай из пересылки Эды Урусовой: когда уголовницы начали грабить политических заключенных, Урусова разбила окно, и к ней, сжимающей в руке кусок стекла, испугались подойти.
Глава 4. Актрисы в любых обстоятельствах
В январе 1938 года, после сыпного тифа и паралича правой стороны тела, Наталию Сац перевели в лагерь близ Мариинска. Однажды она услышала хоровое пение из клуба и обратилась к культмассовому инструктору с просьбой разрешить ей этому хору аккомпанировать. Ей разрешили, «поскольку играть на рояле — дело не идеологическое, а техническое».
Через пару дней она уже выступала в самодеятельном концерте — аккомпанировала хору и читала стихи Агнии Барто. «Может быть, я до глупости наивный человек, но, честное слово, была рада, что стою “на сцене” и передо мной сидят зрители…» — вспоминала Сац.
Ее определили заниматься лагерной картотекой, а спустя время актрисе было разрешено совмещать работу с «клубной деятельностью». Это дало ей силы жить. В 1939 году Наталия Сац оказалась в Темлаге — абсолютно закрытом лагере для «жен самых ответственных врагов народа». Лагерное начальство попросило ее поставить в этом лагере «Без вины виноватые» Островского. Сац пыталась работать с разными людьми и на роль Незнамова присмотрела возчика Петра, молодого алкоголика, отбывавшего наказание за хулиганство.
«Однажды он спросил меня почти нежно:
— Говорят, в мамашиной посылочке у вас даже одеколончик водится?
Так как я этого круга людей в то время совсем не знала, я по наивности подумала: “Устал, наверное, на конном дворе от лошадиных запахов, всё же тянет к какой-то культуре — пусть надушится…” Каков же был мой ужас, когда Петр, откупорив мамин одеколон, тут же жадно вылил его весь... в свою глотку!»
А однажды, чтобы подключить к себе в ансамбль сидевшего за пьянство и дебоши аккордеониста Михаила Панкрухина, Сац пришлось выслушать от него такую фразу: «Слушай, Наталья Ильинична, я в твоем оркестре работать согласен, только если ты меня будешь возвышать над другими».
Тамара Цулукидзе тоже сталкивалась с «контингентом». В отличие от Сац, сначала ей было тяжело думать и говорить о театре: она трудилась на лесоповале, в каменном карьере, и после полного истощения тоже попала в госпиталь. Но после лечения Цулукидзе согласилась на просьбу главврача что-нибудь поставить в благодарность. Когда она спросила в КВЧ, есть ли у них какие-то пьесы, ей смущенно протянули истрепанную книжку без переплета.
«Вот так встреча!.. Моя юность — “Разлом” (пьеса 1927 года про моряков-революционеров. — Прим. ред.)! Но в каком виде!
— Дикари дремучие! Повырывали листы на цигарки! — проворчал [сотрудник КВЧ Алексей] Линкевич, заметив мое смятение».
Роли в спектакле распределили между медперсоналом, и актриса по памяти принялась восстанавливать пьесу для постановки на лагерной сцене. После премьеры она два месяца ездила со спектаклем из одной зоны в другую — показывать по остальным лагпунктам.
Эда Урусова тоже прошла через множество пересылок. В Бамлаге (Байкало-Амурский исправительно-трудовой лагерь) на лесоповале долгими зимними днями, пока физически сильные девушки валили лес, она читала у костра остальным уголовникам все стихи, которые знала, и это «согревало душу».
Глава 4. Поблажки, гастроли, война
«Мы делали всё, что могли, и порою свыше возможного. Ставили в тех условиях почти всю классику, а когда началась война, мы, конечно же, не могли остаться в стороне», — вспоминала Эда Урусова, которая в итоге сыграла в театре КВО более 30 ролей.
С началом войны началось строительство дороги между городом Советская гавань и Комсомольском-на-Амуре. Театр ездил за рабочими. В поездке у Урусовой обострились язва и цинга. Пока она лежала в мужском бараке, актеры обменивали свой хлеб на молоко для актрисы, и это ее спасло. В 1943 году КВО ГУЛАГ задним числом узаконил существование культбригад. Теперь выявление одаренных людей среди заключенных и создание «нормальных» условий для работы было основной задачей КВО. И количество репрессий по отношению к деятелям искусства увеличилось.
Например, когда Леонид Варпаховский, бывший ассистент Всеволода Мейерхольда, стал делать масштабную постановку «Травиаты» Верди на сцене драматического театра Управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей (УСВИТЛ) в Магадане, обнаружилось, что не хватает мужских голосов для хора, в ответ его утешили, что в лагерь «вот-вот прибывает из Томска эстонская капелла в полном составе».
После знакомства с Гарри Фуксманом, который считался одним из лучших ударников в Польше, Наталия Сац организовала в лагере драмджазоркестр. Она добилась освобождения от общих работ для всех музыкантов в счет ежедневных пятичасовых занятий музыкой. С разрешения начальника лагеря она с «конвоиром Васей» (так называет его в воспоминаниях Сац) стала ездить по другим лагерям выискивать музыкантов. Вася был трогательно горд причастностью к искусству.
В 1943 в Севжелдорлаге (возле Княжпогоста, на север от Сыктывкара) Цулукидзе приходит в голову идея развлечь детишек поселка и попробовать сделать кукольный спектакль. Первой постановкой был «Кошкин дом». К просмотру лагерным начальством мать Тамары прислала ей из Тбилиси бархатное платье и туфельки. На удивленные вопросы, откуда у нее такие вещи, она с гордостью ответила, что она же «политическая».
Начальство после просмотра спектакля так расчувствовалось, что приказало отвести артистов в столовую и накормить «усиленным питанием». Каждый получил по полной тарелке винегрета и чай с пончиками. Театр Цулукидзе прославился на весь лагерь, и впечатленный начальник Управления Севжелдорлага предложил Цулукидзе создать настоящий кукольный театр в Княжпогосте.
Осенью 1943 года кукольный театр Тамары Цулукидзе впервые выехал на гастроли и в феврале привез несколько тысяч чистой прибыли. Играли в школах и в детских садах. Кукольный театр свел Цулукидзе со многими людьми искусства, а многим заключенным давал какую-то надежду и радость (о театре довольно подробные воспоминания оставили другие бывшие узники ГУЛАГа — например, Тамара Петкевич и Хава Волович).
Начальство даже своеобразно помогало театру:
«Нашим непосредственным начальством являлся Николай Васильевич Штанько <...> он очень покровительствовал театру. К концу войны из Германии шли на Север целые составы, груженные награбленным добром. Штанько вызвал меня и художника Эдельгауза: “Прибыл состав с барахлом! Идите выбирайте, что вам надо”. И мы шли, копались в закрытых вагонах, битком набитых рулонами тканей, бархата и шелков, видели даже огромный оранжевый плюшевый театральный занавес и множество содранных с кресел плюшевых обивок, костюмы из каких-то постановок...»
Иметь свои успешные коллективы начальству было выгодно, за это они получали премии. В отчетах они старались написать, как можно больше своих успехов в производственном и «духовном» плане. В разгар войны, в 1943 году, Москву заваливали прошениями присылать музыкальные инструменты в лагеря. Это было своеобразное соревнование между руководствами лагерей, кто больше и активнее работает над поднятием боевого духа в своих частях.
После начала Великой Отечественной войны коллектив Наталии Сац стали отправлять в воинские части и госпитали. На «гастролях» участники коллектива спали вместе на полу, питались впроголодь.
Однажды они выступали в доме культуры перед летчиками. Концерт длился более трех часов. В ответ на пламенные благодарности зрителей после спектакля Наталия Сац ответила: «Наш труд в сравнении с вашим ничтожен, но в ответ на вашу, такую щедрую, благодарность мы повторяли и повторяем: “Служим Советскому Союзу!”» А после такого фееричного концерта служащих Советского Союза снова погрузили «не в аэродромный автобус, а в обычный “черный ворон”» и отвезли обратно, «на свое место».
При всём, что произошло с Сац, она упорно верила в свою страну, точнее, в людей, искренне любила культуру. Но в голове крутился вопрос:
«Я отдавала работе всё, что могла.
Старалась зажечь в людях чувство патриотизма — ведь страна наша изнемогала от фашистского гнета.
Любить Родину и не сметь считать себя её равноправным гражданином — что может быть страшнее этого?!!»
Глава 5. Реабилитация
Хотя артистов иногда освобождали досрочно, это не мешало их повторно арестовывать. Когда весной 1949 года вышло постановление зачистить центральные области от «нежелательного элемента», начались повторные аресты всех отбывших десятилетние сроки по 58-й статье (напомним — контрреволюционная деятельность).
25 мая 1949 Эду Урусову повторно забрали сразу после спектакля «Последняя жертва», в белых туфельках и летнем платье (играла она в Угличском драмтеатре — туда смогла устроиться после освобождения), и на всё лето отправили в Ярославскую тюрьму, после чего выслали в село Тасеево в Красноярском крае. В 1950 году знакомым актерам удалось вызволить ее в Норильск, где она начала играть в Норильском драматическом театре им. Маяковского. Там Урусова жила по соседству и работала с актерами Георгием Жженовым и молодым Иннокентием Смоктуновским.
В 1955 году всем ссыльным были выданы чистые паспорта. Урусова вернулась в Москву с обострением язвенной болезни и дистрофией последней степени. От цинги она потеряла все зубы, ей пришлось вставлять зубные протезы. В 1956-м ее реабилитировали и предоставили комнату в коммунальной квартире.
Тамару Цулукидзе за успешную культурную работу освободили в 1946-м, а в 1950-м снова арестовали. После смерти Сталина вновь освободили, реабилитировали и пригласили в родной Театр им. Руставели. Там спустя 20 лет она сыграла только одну роль — матери Ленина в пьесе «Семья». Больше она в театр не возвращалась. В конце своей жизни Эда Юрьевна говорила, что самым главным для нее была работа в театре Бамлага. Это было что-то вроде миссии. Скорее всего, эту миссию несли все артистки.
Судьбы некоторых деятелей искусства удивительным образом пересекались в лагерях. Артистки Зоя Федорова и Лидия Русланова, например, одно время даже были сокамерницами. Актриса Мария Капнист пересеклась с Татьяной Окуневской в Степлаге. Хаву Волович после смерти маленькой дочери в лагере вернул к жизни кукольный театр Тамары Цулукидзе. Ариадна Эфрон, дочь Цветаевой, писала, что во время посещения драмкружка в Княжпогосте работала с режиссером Александром Гавронским. На сцене театра КВО Урусову видела Анастасия Цветаева, младшая сестра Марины, которая всегда вспоминала ее «неистребимый оптимизм».
В 1989 году Эда Урусова получит звание Народной артистки СССР, кроме ролей в театре она будет сниматься в кино. Ее последней работой стала роль в спектакле «Письма Асперна». Сын Урусовой — Юрий Михайлович Унковский — выпустит сборник о жизни матери.
Усилиями Сац в 1945 году открылся первый в Казахстане Алма-Атинский театр юного зрителя. Им она руководила 13 лет. В конце 50-х ее реабилитируют, и в 1958 году она, наконец, возвращается в Москву. В 1972 году станет лауреатом Государственной премии СССР, в 1975 году — Народной артисткой СССР, в 1982-м — лауреатом Ленинской премии, в 1983-м получит звание Герой Социалистического Труда.
Через систему ГУЛАГа (1930–1956 годы) прошли миллионы человек (точную статистику до сих пор установить не удалось). И некоторые лагерные театры постепенно стали стационарными и существуют до сих пор. Магаданский государственный драматический и музыкальный театр (основан в 1938 году как лагерный), Воркутинский драматический театр (появился в 1943 как часть Воркутлага), Норильский Заполярный театр драмы им. Владимира Маяковского (создан в 1941 году).
«Тому, что осталась жить, я обязана своей профессии и людям, которые меня окружали», — часто повторяла Эда Урусова.
