А космос без него не полный

Подробности

7537

14.04.2011

Леонид СМИРНОВ

Отмечая пятидесятилетие полета Гагарина в космос, средства массовой информации забыли о человеке, без которого освоение вселенной было бы невозможно. Мы решили восполнить этот пробел.

12 апреля мировое сообщество отметило пятидесятилетнюю годовщину вывода на орбиту Земли космического корабля «Восток» с первым космонавтом планеты Юрием Гагариным. В связи с этой датой в средствах массовой информации широко и вполне заслуженно освещались заслуги С.П. Королева и его соратников в создании ракетной техники и освоении космического пространства. Однако на этом фоне несправедливо замалчивается имя человека, по масштабу своего таланта и заслуг в освоении космоса не уступающего Королеву, человека, фактически заложившего основы развития советской космической техники по всем направлениям. Чем бы ни занимался Владимир Николаевич Челомей – все у него оригинально: крылатая ракета — так первая в мире с раскрывающимися крыльями, ракета-носитель — так самая мощная, спутник – так маневрирующий, грузовой корабль — так самый вместительный, спускаемый аппарат — так многоразового использования.

Родился В.Н. Челомей 30 июня 1914 года в городке Седлец Привисленского края (ныне территория Польши) в 70 километрах от Варшавы в семье учителей. Вскоре семья переехала в Полтаву (Украина), подальше от района боевых действий начавшейся Первой мировой войны. В 1926 году семья переехала в Киев, где Владимир продолжил учебу в семилетней трудовой школе. В 1929 году он поступил в Киевский автомобильный техникум; в 1932 году — на авиационный факультет Киевского политехнического института..

Летом 1941 года В.Н.Челомей был назначен начальником группы реактивных двигателей Центрального института авиационного моторостроения (ЦИАМ) имени Баранова, где в 1942 году создал первый в СССР пульсирующий воздушно-реактивный двигатель (ПуВРД), который устанавливался на ряде летательных аппаратов. Двигателем такого же типа была оснащена немецкая крылатая ракета V-1 (ФАУ-1), а потому неудивительно, что возглавить работы по созданию советского самолета-снаряда, в частности на основе трофейных технологий, было предложено именно Челомею. Приступив к разработке чертежей будущей ракеты 27 сентября 1944 года, уже через 18 дней ОКБ передало всю чертежную документацию заводам-изготовителям. Челомей присвоил самолету-снаряду название 10Х. Буква «икс» в индексе должна была подчеркивать необычность и секретность проекта.

Пуски были обнадеживающими. Но на этом ОКБ завода № 51 не остановилось: за 10Х последовали новые разработки, которые по техническим параметрам уже значительно превосходили немецкую основу. И тем не менее  крылатые ракеты, которые вели свою родословную от V-1, оказались тупиком. Предположение Челомея о том, что ПуВРД может быть эффективным на сверхзвуковых скоростях, не оправдалось, а первые советские самолеты-снаряды отличались тихоходностью и невысокой точностью попадания. Из-за этого в марте 1953 года ОКБ завода № 51 было расформировано, а территорию предприятия отдали в ведение другого главного конструктора – А.И. Микояна, предложившего переделать в крылатую ракету скоростной истребитель МиГ-15.

Но Челомей не был бы Челомеем, если бы не носил с собой большой портфель проектов. Его разработками заинтересовалось командование ВМФ, и в июне 1954 года в подмосковном Тушино на моторном заводе №500 была создана специальная конструкторская группа по проектированию крылатой ракеты второго поколения, а в 1955 году В.Н. Челомею был передан механический завод в городе Реутове под Москвой, где было создано ОКБ-52 Министерства авиационной промышленности.

Конкурентом Челомея был знаменитый советский конструктор гидросамолетов Г.М. Бериев. В его проекте ракета П-10 также размещалась в трубчатом контейнере позади рубки подводной лодки. Перед стартом задняя стенка открывалась, тележка с ракетой выкатывалась на расположенную позади пусковую установку и закреплялась на ней. Затем пусковая установка поднималась на 20 градусов. После этого вручную раскладывались крылья и включался маршевый турбореактивный двигатель. Наконец, по команде запускались стартовые пороховые ускорители, и самолет-снаряд отправлялся в полет.

Нетрудно заметить, что не будь у ракеты крыльев этап с выкатыванием можно было бы миновать и вести стрельбу прямо из контейнера. Это упростило бы весь механизм, понизив вероятность отказа, но главное – позволило бы значительно сократить время, необходимое для выстрела.

О пользе «технического авантюризма»

Ракета КБ Челомея П-5 была приговором проекту П-10 и коренным образом отличалась от всех ракет того времени. Она имела совершенно новое качество, каким не обладала ни одна крылатая ракета в мире. Контейнер с ракетой находился на подлодке в горизонтальном положении (вне прочного корпуса), а перед стартом поднимался на угол возвышения 15 градусов. Запуски маршевого ТРД проводились прямо в контейнере, а раскрытие крыла – после выхода ракеты из него. Когда у Челомея в 1954 году появилась эта идея, она тут же встретила огонь критики как со стороны ученых и конструкторов, так и со стороны партийно-государственных органов. Не кто иной, как Г.М. Бериев отправил в ЦК КПСС доклад, в котором однозначно назвал челомеевские идеи «техническим авантюризмом».

Реализация этих идей позволила увеличить боезапас ракет вдвое против П-10. В варианте П-10 требовались две длины ракеты для одной пусковой установки (длина контейнера с ракетой в походном положении плюс длина ракеты, выкаченной на пусковую установку), а для П-5 – одна длина. У ракеты П-5 резко сокращалось время на производство запуска, а значит, и время нахождения лодки в надводном положении. В наши дни раскрытие крыла после старта применяется практически во всех ракетах такого класса, но тогда, полвека назад, лишь обвиненный в «техническом авантюризме» Челомей и несколько поддержавших его конструкторов, например С.А. Лавочкин, смогли заглянуть в будущее, увидеть верное решение и опередить США в вопросе вооружения подводных лодок.

К космическим высотам

В ОКБ к Челомею в марте 1958 года поступил выпускник Московского энергетического института Сергей Хрущев, сын первого лица государства. С принятием правительством решения о создании Ракетных войск стратегического назначения предприятие, возглавляемое Челомеем, не без поддержки Никиты Сергеевича резко расширило тематику. В его работе сформировались три направления: создание комплексов крылатых ракет для вооружения ВМФ, открывшее возможность несимметричного ответа ударным соединениям Запада; создание систем управляемых космических аппаратов, пилотируемых кораблей и станций; создание баллистических ракет и ракет-носителей.

Ракетная эпопея стартовала с «изделия 8К81» — универсальной двухступенчатой ракеты УР-200. Она предназначалась для доставки ядерных зарядов к наземным целям на межконтинентальные расстояния и для выведения на орбиту средств противоракетной обороны (ПРО).

Первый пуск УР-200 состоялся 4 ноября 1963 года и, как это часто бывает, оказался аварийным, но вот остальные девять прошли довольно успешно. Приведем поразительный факт: с момента перехода самолетного ОКБ в иное качественное состояние до пуска первой разработанной им и построенной «братским» заводом ракеты прошло всего лишь три года!

Пока УР-200 еще только готовили к первому пуску, ЦК партии и Совмин СССР приняли постановление № 389-140 от 30 марта 1963 года о разработке боевого ракетного комплекса РС-10 с малогабаритной (42,5 тонны) межконтинентальной баллистической ракетой УР-100, легендарной «соткой». Это был наш «ответ» американской «Минитмен».

Челомей предложил сделать свою ракету универсальной (отсюда и аббревиатура – «УР»): один вариант – межконтинентальная, другой – ракета «длинной руки» в противоракетной обороне и третий – стратегическая ракета морского базирования. Когда  Совет обороны поддержал Челомея, говорили, что Устинов кипел от негодования: ведь Челомей – ставленник авиационной промышленности, авиаторы после войны нос воротили от ракет, а теперь, когда он, Устинов, поставил эти самые ракеты «на ноги», им тоже захотелось кусочка сладкого пирога!

Это было очень важно, ведь американцы планировали уже к 1965 году развернуть около тысячи твердотопливных «Минитменов» и жидкостных «Титанов». Это означало, что нужно доставить ракеты в позиционный район, погрузить в шахты, провести необходимые проверки, заправить компонентами топлива, «ампулизировать» их, потом пристыковать головные части с ядерными зарядами. Только тогда и начнется боевое дежурство…

Кстати, в Штатах так и не справились с «ампулизацией»: все 57 поставленных на дежурство «Титанов» очень скоро «потекли», и их сняли с эксплуатации, а все последующие американские МБР были твердотопливными.

Возможность маневра

В 1960 году ОКБ-23 и ОКБ-256 Владимира Мясищева, занимавшиеся разработкой многоразовых космических кораблей, стали филиалами ОКБ-52 Владимира Челомея и продолжили работу над этой темой. В результате появился эскизный проект беспилотного ракетоплана Р-1 массой 6,3 т, оснащенного М-образным складным крылом переменной стреловидности, и его пилотируемого варианта Р-2.

Беспилотный вариант Р-1 предназначался для проверки и отработки всех агрегатов и систем аппарата на орбите с оценкой надежности работы всех бортовых систем. На ракетоплане Р-2 предполагалась отработка космонавтом контрольно-проверочных, связных и наблюдательных функций из космоса. Полная масса ракетопланов Р-1 и Р-2 — по 6300 кг, полное время полета — 24 часа. Для запуска ракетопланов велась проработка собственной двухступенчатой ракеты-носителя А-150 со стартовым весом около 200 т.

По программе разработки ракетоплана и маневрирующих боеголовок в 1961—1963 годах было выполнено 12 суборбитальных запусков масштабных моделей МП-1 и М-12 на ракетоносителях Р-12 разработки Михаила Янгеля (первый пуск 21.02.1963), но после снятия с руководящих постов благоволившего к Челомею Никиты Хрущева 19 октября 1964 года все работы в этом направлении были прекращены с передачей материалов, как и в случае с ракетой 10Х, в ОКБ-155 Артема Микояна.

С уходом на пенсию Хрущева многие в ракетной отрасли посчитали, что Челомей быстро «сгорит» вместе со своими «прожектами» (к тому времени он и на Луну позарился). Действительно, под его руководством уже полным ходом шла эскизная проработка облета Луны космическим кораблем, установленном на носителе УР-500, и многие специалисты сходятся во мнении, что если бы был принят челомеевский проект, то наши космонавты обязательно побывали бы на Луне, может быть, даже раньше американцев.

Несмотря на неутешительные прогнозы скептиков, в апреле 1965 года пустили УР-100. Три месяца спустя, в июле, состоялся первый пуск ракеты с заводским номером «207» — двухступенчатого прототипа УР-500 с научной космической станцией «Протон-1» весом в 12 тонн на борту. Чуть позже двухступенчатая УР-500 вывела на орбиту еще две станции «Протон». В печати новую ракету и все ее последующие модификации и модернизации так и обозначили – «Протонами». Имя приглянулось и в Советском Союзе: ведь, во-первых, протон – это стабильная элементарная частица, а во-вторых, греческое слово «protos» означает «первый».

В 1965 году работы по облету Луны пилотируемым комплексом с применением УР-500 получили официальный статус. К тому времени от боевых функций этот новый носитель «освободили», так что ракета плавно перекочевала в космическую гавань. 10 марта 1967 года начались испытания ракеты. Они подтвердили заявленные тактико-технические характеристики, значительно превышающие таковые всех существовавших в то время ракет как в СССР, так и за рубежом.

История с двигателями первой ступени «Протона» заслуживает небольшого пояснения, поскольку в ней затрагивается не только надежность всей ракетно-космической системы с инженерной точки зрения, но муссируется и по сию пору имя… Челомея.

Дело в том, что в начале шестидесятых годов королевское ОКБ-1 приступило к разработке сверхтяжелой ракеты-носителя, названной Н-1. Чтобы не только оторвать от Земли, но и разогнать такого колосса высотой в сто с лишним метров, нужны были очень мощные двигатели, которых как раз и не было. Глушко, правда, еще в 1961 году выпустил эскизный проект двигателя для Н-1 с тягой 150 тонн. Но Королев его не принял, в том числе и по экологическим соображениям, и подключил к проекту мощное куйбышевское КБ авиационных двигателей будущего академика Николая Дмитриевича Кузнецова. Самарцы с задачей справились, но слишком мало история отвела им времени, чтобы довести двигатель, которым они раньше не занимались, до приемлемого уровня надежности, а ведь на блоке «А» (первой ступени) ракеты Н-1 стояло… 30 двигателей! Пройдет время, двигатели «доведут до ума», а вот программу Н-1 закроют, и изготовленные там же в Самаре семьдесят с лишним двигателей прикажут уничтожить. Самарцы не послушались, и правильно сделали, «спрятав» законсервированные моторы на складе. Пройдет четверть века, и ЖРД НК-33 окажутся востребованными в… США.

А тогда… тогда Королев и Глушко разошлись. Полагая, что на создание супертяжелого носителя уйдет уйма времени, Глушко предложил построить с его двигателями носитель промежуточного класса. Королев отказался: это отвлекло бы его ОКБ от Н-1. А вот Челомей согласился, так и появился «Протон». Естественно, на создание «Протона» правительству пришлось отвлечь средства с Н-1, да и с других проектов. Потому и сыплются упреки, будто Челомей «обобрал» Королева, «снял урожай с чужого поля» и т.д. и т.п. А ведь без «Протонов» не было бы ни лунных «Зондов» и «Луноходов», ни «Венер» и «Марсов», ни связных спутников «Радуга», «Экран» или «Горизонт», не было бы ни «Салютов», ни «Мира», ни Международной космической станции. Да и «урожай» коллективы Челомея собирали с того поля, которое засевали и возделывали сами.

На Луну с чужим кораблем

Уже говорилось, что одновременно с разработкой и изготовлением 8К84 (УР-100) и 8К82 (УР-500) Челомей предложил лунный «облетный» проект, которому дали зеленый свет за два месяца до отставки Хрущева. В ОКБ-1 Королева работу над таким же проектом начали значительно раньше. Однако Челомей понимал: королевская «семерка» может выводить на орбиту полезную нагрузку массой не более семи тонн. Следовательно, потребуются несколько запусков отдельных частей большого корабля, стыковки и перестыковки на орбите, дозаправка разгонного блока, и только тогда можно было бы «отлететь» к Луне. А до реализации супертяжелой Н-1, способной доставить на опорную орбиту все разом, было очень далеко. Но и двухступенчатая УР-500 не позволяла «завязать» проект – не хватало мощи. В Филях к «Протону» добавили 3-ю ступень и увеличили стартовую массу до 700 тонн, а грузоподъемность — до 20 тонн. Получился «Протон-К» (космический) – корабль, состоящий из нескольких частей: блок «А» — разгонный блок, блок «Б» — приборно-агрегатный отсек, блок «В» - возвращаемый аппарат с космонавтом на борту, наконец, блок «Г» — система аварийного спасения (САС) на самой «макушке» ракеты, чтобы «увести» возвращаемый аппарат в случае аварии носителя.

Любопытно, что в разрабатываемом Королевым комплексе «Союз» спускаемый аппарат имел форму «фары». Челомеевский возвращаемый аппарат был похож на два усеченных конуса, напоминавших появившийся позже командный модуль американского «Аполлона».

Лунный корабль назвали «ЛК», а весь комплекс – «УР-500К-ЛК». Защита эскизного проекта на межведомственной экспертной комиссии проходила с 5 по 12 августа 1965 года. Понятно, сколь изменилась ситуация на безоблачном для Челомея политическом небосклоне. Оппонентов проекта явно смущали двигатели – на 1-й ступени Глушко и на 2-й и 3-й — Косберга с ракеты УР-200, работающие на токсичных компонентах топлива. Челомей в таких случаях говорил:

«Мы гарантируем полную безопасность стартовой команды при соблюдении всех инструкций по заправке и других предписаний техники безопасности. Новая техника требует высокой дисциплины, и офицеры космодрома обязаны ее обеспечить. Что касается космонавтов, то мы и не настаиваем, чтобы они взлетали на УР-500. Мы поднимем на орбиту полностью заправленный двадцатитонный корабль со стыковочным узлом. К нему прилетит корабль с космонавтами, поднятый «семеркой» Сергея Павловича. Стыковка, и путь к Луне открыт…»

К тому же представители ОКБ-1 выступили с «особым мнением», заявив, что их «Союз» готовится уже к летным испытаниям, он – лучше челомеевского «ЛК», да и опыта у реутовского ЦКБМ никакого нет. В итоге Военно-промышленная комиссия 27 апреля 1966 года закрыла проект «ЛК», отменила всю предусмотренную наземную отработку и запланированные 12 беспилотных и 10 пилотируемых запусков комплекса «УР-500К-ЛК». Чтобы все же обогнать американцев, решили на трехступенчатую УР-500К установить разгонный блок «Д» с королевской Н-1 и корабль «Л-1», создаваемый на базе «Союза». Теперь комплекс получил наименование «УР-500К-«Д»-«Л-1». Позже трехступенчатый «Протон» вывел на лунную орбиту корабль 11Ф91(Л1), который и осуществил в беспилотном режиме облет Луны.

Закрытие лунной программы, конечно, не добавило академику Челомею хорошего настроения. Однако оказалось, что он припас еще один проект. Раз есть носитель, способный доставить на околоземную орбиту около двадцати тонн полезной нагрузки, значит, нужно проектировать орбитальную пилотируемую станцию (ОПС), допустим, военного назначения. Тогда легче будет «пробить» финансирование, а для нее, станции, разработать транспортный корабль снабжения (ТКС).

Тем временем у Королева в Подлипках полным ходом шла отработка бортовых систем, агрегатов и двигателей для будущего пилотируемого корабля «Союз». Проектанты ОКБ-1 считали: пока нет «своего» тяжелого носителя, думать об орбитальных станциях рановато.

Масла в огонь подлила поступившая из-за океана информация. Оказалось, что в разгар проектирования и изготовления своего «тяжеловеса» — трехступенчатой ракеты- носителя «Сатурн-5» со стартовой массой 2950 тонн и высотой (с полезным грузом) 110,7 метра, в США началась разработка экспериментальной орбитальной станции «Скайлэб», весом до 80 тонн и рассчитанной на последовательное пребывание на ней нескольких экспедиций по три астронавта в каждой. За основу станции американцы взяли третью ступень «Сатурна», ее запуск был запланирован на начало семидесятых годов.

«Лунную гонку» Советский Союз проиграл, тогда-то и родилась мысль обставить Штаты хотя бы в орбитальных станциях. Невозможно достоверно установить конкретного человека, придумавшего гениальный ход. В проектном отделе ЦКБ экспериментального машиностроения, так в марте 1966 года переименовали королевское ОКБ-1, собрались люди башковитые, там много рассуждали о том, куда идти дальше. Думается, в том отделе, возглавляемом Константином Петровичем Феоктистовым, который слетал уже в космос и стал Героем Советского Союза, и оформилась «Идея». В своих воспоминаниях «Траектория жизни», изданных в 2000 году издательством «Вагриус», Феоктистов пишет:

«…В работах по «Алмазу» был еще один недостаток. Плохо шли дела с бортовыми системами. Корпуса были уже изготовлены, а бортовых систем и оборудования еще не было. В этой части мы их значительно опережали, так как могли использовать для орбитальной станции почти всю бортовую аппаратуру, агрегаты и двигатели с корабля «Союз».

…В начале декабря 1969 года, когда Мишин был где-то на юге, а Челомей то ли отдыхал, то ли лечился в Барвихе, я, посоветовавшись с Чертоком, 5 декабря 1969 года позвонил Устинову и напросился на прием. Он предложил заехать вечером, часам к пяти… Я рассказал, что мы предлагаем взять за основу бортовые системы «Союза», цилиндрическую часть корпуса от орбитальной станции Челомея… и в короткие сроки, примерно за год, создать орбитальную станцию.

Устинов усвоил основную идею: и станция будет быстро создана, и Челомей получит по мозгам!..»

Конечно, такой поворот событий не входил в замыслы Владимира Николаевича Челомея, ведь создание «его» пилотируемого комплекса «Алмаз», включающего орбитальную станцию (ОПС) и транспортный корабль снабжения (ТКС), началось несколькими годами ранее. Корпуса военного «Алмаза» завод уже строил, правда, часть из них «ушла» на сработанный ударными темпами проект «научного» «Салюта». Объективно говоря, «Салют» был упрощенным вариантом задуманного Челомеем комплекса.

К сожалению, полет первого «Салюта» сопроводила трагедия: экипаж в корабле «Союз» погиб при возвращении на Землю. Да и над всей программой пилотируемых станций словно повис зловещий рок. 29 июля 1972 года запустили вторую ДОС-17К, но на 162-й секунде отказала система управления второй ступени, и ракета-носитель погребла станцию. Восемь месяцев спустя была предпринята попытка вывести на орбиту первый летный экземпляр челомеевско-филевской ОПС «Алмаз». Попытка не удалась: станция вышла на орбиту, однако на тринадцатые сутки полета… разгерметизировалась. 14 мая 1973 года запустили третий летный экземпляр ДОС-17К. Детище Филей и Подлипок вышло на орбиту, но уже на первом витке из-за нерасчетной работы системы ионной ориентации станция осталась… без топлива, пришлось топить ее в океане, а в открытой печати назвать объект спутником «Космос-557».

26 июня 1974 года на орбиту вышел второй летный «Алмаз», нареченный «Салютом-3» и проработавший на орбите семь месяцев, в том числе две недели – с экипажем на борту. Так что в Реутове и Филях смогли вздохнуть с некоторым облегчением. А в конце года пришел праздник и на другую улицу: взлетела четвертая летная ДОС-17К («Салют-4»), которая принимала потом две экспедиции и функционировала 774 дня.

С 1979 года начался трудный этап в жизни генерального конструктора и его предприятия. В.Н. Челомей подвергся непрерывному давлению, ограничению своей деятельности со стороны руководства оборонными отраслями промышленности во главе с Д.Ф. Устиновым. Одним из примеров «высокой» неприязни, стал запрет на запуск военного радиолокационного спутника «Алмаз Т2» с синтезированной апертурой антенны, которая позволяла получать самое высокое по тем временам разрешение. «ОКБ создано не для этих задач», — так аргументировал свое решение Д.Ф. Устинов.

Нужно отдать должное мужеству работников промышленности и космодрома, сохранивших в целости сам спутник и его оборудование вопреки имевшимся указаниям на их утилизацию. «Алмаз Т2» запустили спустя семь лет после создания под стандартным названием «Космос-1870», когда уже не было в живых ни Челомея, ни Устинова. Кстати, оба умерли в декабре 1984 года. Если Устинов был тяжело болен, и его кончина никого не удивила, то жизнь Челомея оборвалась совершенно неожиданно.

В первых числах декабря был гололед. Утром, выходя на работу, а было это на даче, Владимир Николаевич поскользнулся и повредил ногу — перелом без смещения. Его привезли домой. После осмотра врачи решили — надо госпитализировать.

Однако уже на третий день врачи разрешили ему вставать. Утром 8 декабря в 8 часов Владимир Николаевич разговаривал с женой. Они поговорили о детях. Потом он сказал, что ночь прошла как-то беспокойно, но сейчас чувствует себя хорошо, а главное — и Нинель Васильевна услышала в трубке его молодой звенящий голос: «Я такое придумал! Я такое придумал!..». А потом тишина. Это были его последние слова.

• < Назад
• Вперёд >