Окурки как средство отъема бизнеса и казахстанского гражданства?
- Подробности
- 3959
- 16.06.2016
- Жумабике ЖУНУСОВА, специально для «Новой» — Казахстан»
Кто и зачем пытается выселить из Казахстана известного предпринимателя-орденоносца?
Бари Амоев – курд по национальности, сын депортированных родителей, родился в Киргизии, в 1976 году с отличием окончил Семипалатинский сельхозинститут, живет и работает в Казахстане более 30 лет. Своей родиной считает Казахстан. Но теперь кое-кто явно пытается изгнать его из страны.
Для справки: До развала системы АПК Бари Амоев работал директором коллективного предприятия «Золотая Нива» – бывший совхоз «Ждановский» Возвышенского агропромышленного объединения Северо-Казахстанской области. В годы экономической разрухи не дал некогда крепкому хозяйству рухнуть, создав свое частное предприятие. И, как в советские времена, до сих пор содержит всю инфраструктуру села, поддерживает социально уязвимые слои населения. Был депутатом областного маслихата. За свой вклад в развитие экономики страны и сельскохозяйственной отрасли награжден орденами «Достык» и «Курмет», медалями и грамотами.
В отношении 64-летнего бизнесмена, главы крестьянско-фермерского хозяйства «Барс» в селе Золотая Нива Северо-Казахстанской области Бари Амоева, всю жизнь проработавшего на земле, уголовные дела возбуждаются одно за другим, причем накануне и в разгар весенне-полевых работ. Но самое циничное и абсурдное из них – «дело об окурке», возбужденное в феврале 2015 года. Обвинение Амоеву было предъявлено по статьям 108 и 131 УК РК – «Умышленное причинение легкого вреда здоровью» и «Оскорбление». В мае того же года в суде первой инстанции оно завершилось приговором: штраф в размере 100 МРП (базовая ставка на 2015 год – 1982 тенге) – 198 200 тенге; 100 тыс. тенге за причиненный моральный вред частному обвинителю Виктору Шмакову; 50 тыс. тенге – за судебные издержки. Итого – чуть более 348 тыс. тенге.
Казалось бы, для успешного бизнесмена, который вкладывает в развитие своего предприятия огромные средства, эта сумма – капля в море. Однако как добропорядочному гражданину прожить остаток жизни с репутацией уголовника?
Анализ представленных редакции документов наталкивает на предположение о том, что кому-то выгодно заводить на Амоева уголовные дела, как говорится, на ровном месте и таким образом нейтрализовать и деморализовать его. Почему? Ответ на поверхности: если не получится захватить его успешный бизнес, так хотя бы пустить его по ветру.
Частный обвинитель Виктор Шмаков, в лицо которого Амоев якобы ткнул не загашенной сигаретой, настаивал, чтобы Амоев написал заявление о том, как раскаивается в нанесении вреда его здоровью и дает обещание со всеми своими домочадцами добровольно покинуть пределы Казахстана до конца 2015 года.
Впоследствии Виктор Шмаков, офицер КНБ в отставке, категорически отказался от авторства этой идеи, но судебные протоколы свидетельствуют о неоднократно данных показаниях свидетеля С. Мартынова, бывшего коллеги Шмакова, который давал клятву свидетеля и говорил: «Шмаков выдвинул такие условия. Я ему сразу сказал, что это нереально. Зачем такие условия ставить?».
Хотелось бы обратить внимание на существенную деталь. Требование к Амоеву добровольно лишиться гражданства РК прозвучало, как уже было сказано, из уст офицера КНБ, сын которого Сергей Шмаков тоже несет службу в департаменте КНБ по СКО, где работали его отец и свидетель Мартынов, из показаний которого, можно сделать вывод, что нарушены нормы ст. 10 Конституции Казахстана: «Гражданин Республики ни при каких условиях не может быть лишен гражданства, права изменить свое гражданство, а также не может быть изгнан за пределы Казахстана».
Остерегаюсь высказывать предположение, кто конкретно мог быть заказчиком уголовных дел в отношении Амоева, но поскольку законом предполагать не запрещено, осмелюсь допустить, что вряд ли Виктор Шмаков затеял «дело об окурке» без чьего-либо ведома и поддержки.
Из частной жалобы Шмакова следует, что 20 февраля 2015 года в г. Петропавловске он сидел в своей машине в ожидании супруги возле дома быта «Бигайша». К нему подъехал на своем джипе Амоев, и нецензурно выразившись в его адрес, выскочил из машины, подбежал к сидящему в своей машине Шмакову и через приоткрытое окно ткнул в его лицо окурком дымящейся сигареты.
Каков мотив этого преступления, если оно вообще было? В ходе судебных разбирательств сам Виктор Шмаков так и не определился с мотивом, который якобы имел место. Сначала он сказал, что это из-за его конфликта с сыном Амоева, с которым он живет по соседству, потом говорил, что сын Амоева ни при чем, а наоборот, он приходил к Шмакову четыре раза с жалобами на своего отца, и он, Шмаков, эти разговоры записывал.
Какими доказательствами оперировали бывший сотрудник КНБ и его свидетели, почему суд первой инстанции отказал в удовлетворении практически всех ходатайств стороны защиты Амоева?
В приговоре Петропавловского городского суда, оставленного без изменений апелляционной судебной коллегией по уголовным делам Северо-Казахстанского областного суда, говорится, что в момент совершения преступления Амоев был нетрезв. Однако в уголовном деле нет заключения соответствующей экспертизы. Есть только показания свидетеля А. Бессонова, которого на месте преступления не было, но он впоследствии решил стать посредником между Шмаковым и Амоевым. Из протокола его допроса в суде: «Я сказал Шмакову, что Амоев был пьян, и признает свою вину. Амоев мне такого не говорил». То есть чтобы примирить стороны, Бессонов оговорил Амоева по поводу нетрезвости.
Теперь о предмете преступления. Свидетельница И. Шмакова, супруга частного обвинителя В. Шмакова говорит, что окурок она увидела на коробке передач машины мужа, потушила его, положила в полиэтиленовый мешок и ушла. Другой свидетель – участковый инспектор Д. Акпанбаев, якобы приехавший по телефонному вызову Шмакова после того, как жена Шмакова уже ушла, утверждает другое: видел окурок на полу салона автомашины со стороны водителя. Сам же Шмаков показывает: окурок подобрал он сам, положил в полиэтиленовый пакет и хранил его у себя дома.
Так сколько же окурков было на самом деле? Как действительно происходили события? Почему участковый полицейский не изъял на месте вещественное доказательство и не составил соответствующий протокол? И был ли суду предъявлен именно тот окурок, которым Амоев якобы ткнул в лицо Шмакова?
Надо заметить, что потерпевший и осужденный живут в одном доме. Амоев – человек курящий, и представить окурок, который принадлежит именно ему, несложно.
Окурок – вещественное доказательство, представленное в суде частным обвинителем, действительно принадлежит Амоеву. Но где и кем он был взят – подтверждения нет. Если бы он был изъят полицейским в установленном законом порядке с места происшествия, то все вопросы и сомнения были бы сняты.
Нормы уголовно-процессуального закона по делам частного обвинения дают право потерпевшему предоставлять предметы, документы, иные доказательства, имеющие значение для дела. Но оценку этим доказательствам дает суд. В суде должно быть достоверно установлено, что этот окурок изъят из салона автомашины потерпевшего, с места происшествия. Однако этого так и не было установлено, как не установлено даже то, кто именно поднимал и упаковывал окурок, поскольку супруги Шмаковы, судя по их показаниям, каждый сам упаковывал по одному окурку, независимо друг от друга.
Поэтому на одном из первых заседаний суда адвокат защиты заявил ходатайство об исключении окурка из числа вещественных доказательств, как добытого неизвестно из какого источника. Ходатайство было отклонено. Причины не разъяснены.
Другая нестыковка. Виктор Шмаков дважды утверждал, что осмотр места происшествия проводил капитан полиции К. Айтбаев, тогда как в суде допрашивался участковый Д. Акпанбаев. Кто из них на самом деле проводил процессуальные действия, и проводились ли они вообще?
Суды СКО не отнеслись критически к показаниям супруги Шмакова. Между тем она утверждает, что пришла на место происшествия по телефонному звонку мужа, видела Амоева стоящим у машины своего мужа и слышала, как он ругался. Ее показания очень разнятся с показаниями мужа. Однако ходатайство защиты подсудимого о детализации телефонных звонков Шмакова и его супруги суд отклонил, а потому сомнения по поводу правдивости показаний свидетельницы тоже остались.
Подобных сомнений, возникающих по показаниям и других свидетелей, множество. Тем не менее, в уголовном «деле с окурком» судебные органы СКО проигнорировали и теорию судебных доказательств, и основы криминалистики, в частности, совокупность как прямых, так и косвенных улик. А улики как-то не стыкуются друг с другом, следовательно, несмотря на вступивший в силу приговор, есть большие не устраненные сомнения в виновности Амоева. Значит, нарушена статья 77 Конституции Республики Казахстан: любые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого, обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность.
Сотрудник КНБ Шмаков должен знать, что на нем как частном обвинителе лежит обязанность доказывать вину Амоева. Неоспоримые и не подлежащие сомнению доказательства им не представлены. Остается выяснить, на чью поддержку Шмаков рассчитывал.
Сотрудники департамента КНБ по Северо-Казахстанской области, куда Амоев обратился с заявлением по факту неправомерных действий Шмакова, затрагивающих вопросы межнационального согласия, в частности, по поводу требования Шмакова, чтобы он добровольно покинул пределы страны, кажется, надели розовые очки.
Изначально они вовсе не хотели регистрировать заявление Амоева. Как следует из ответа АО «Казпочта» на запрос адвоката, почтальон трижды извещал ДКНБ, чтобы представитель адресата явился за получением заказного письма.
Наконец, 25 мая 2015 года заявление было зарегистрировано в Едином реестре досудебных расследований ДКНБ по СКО по признакам уголовного преступления, предусмотренного ст. 174 ч. 1 УК РК «Возбуждение социальной, национальной, родовой, расовой, сословной или религиозной розни» (максимальный размер наказания 7 (семь) лет лишения свободы).
23 июля 2015 года срок расследования уголовного дела продлили до трех месяцев, после чего передали его в прокуратуру СКО, оттуда оно перекочевало в УВД г. Петропавловска. О результатах досудебного расследования Амоева так никто и не уведомил. Но судя по тому, что с того времени минуло уже более года, досудебное расследование, вероятно, прекращено.
Между тем компетентным органам было на что обратить внимание при внимательном изучении фактов.
Так, из протокола судебных заседаний в первой инстанции следует, что еще до начала судебного процесса Шмаков вел негласные записи разговоров, без санкции прокурора и суда, которые затем использовал в суде в качестве, заведомо для любого юриста, недопустимых доказательств. На одной из них – разговор между В. Шмаковым и сотрудником прокуратуры А. Бессоновым в машине Шмакова. Бессонов интересуется причинами конфликта между ним и Амоевым, можно ли разрешить его без суда. Из записи также следует, что когда Бессонов подходил к машине, из нее вышел другой человек. Кто это был – неизвестно, но этот человек наверняка знал, зачем Шмаков встречается с Бессоновым.
Во время разговора с Бессоновым Шмаков называет фамилию Мартынова. С ним якобы Шмаков хотел обсудить тему.
Из показаний в суде С. Мартынова: в салоне своей машины В. Шмаков продиктовал ему текст заявления, которое, по мнению Шмакова, Амоев должен отправить акиму, прокурору и секретарю маслихата СКО, где он якобы признает свою вину и обязуется добровольно покинуть пределы Казахстана вместе со своей семьей. Судя по устойчивым показаниям этого свидетеля, как в ходе досудебного расследования, так и в суде, бывшему сотруднику КНБ Виктору Шмакову показалось, что он настолько всесилен, что может подмять под себя Конституцию и потребовать от человека покинуть родину. Мол, поскольку Амоев – плохой человек, он должен покаяться перед органами государственной власти и не противиться своему насильственному выдворению из своей страны по его, Шмакова, желанию. Копия текста, написанного от руки Мартыновым, находится в редакции.
Кроме того, из исследованной в суде стенограммы аудиозаписи авторегистратора, установленного в машине Шмакова, звучат его слова: «…денег у него (Амоева) немеряно… это все, наверно, знают…». Причем такие заявления высказывались им неоднократно. Почему ДКНБ СКО спустил на тормозах заявление Амоева? Чтобы защитить своего сотрудника, хоть и бывшего?
Симптоматично то, что еще в январе этого года с жалобой на Амоева, которая как две капли воды похожа на жалобу Виктора Шмакова, в ОВД района М. Жумабаева обратился житель села Золотая Нива некий Рафаиль Ярыев, который 23 января 2016 года около 19 часов 10 минут вместе с сестрой Н. Велиевой на своей машине марки «Газель» белого цвета якобы поехал на автобусную остановку. Спустя полчаса мимо проехал джип Амоева, но развернувшись и поравнявшись с машиной Ярыева, Амоев подозвал его к себе. Затем, не выходя из
своей машины, приоткрыв окно, Амоев начал нецензурно выражаться в адрес Ярыева и кинул окурок в его сторону, плюнул в лицо, вытащил из-под подлокотника своего джипа пистолет и стал кричать, чтобы Ярыев отъехал.
Допрошенная в ходе досудебного расследования жительница села Наталья Цыганова, которая в тот момент оказалась на автобусной остановке, подтверждает: да, видела белую «Газель», кто там был – не знаю, затем мимо остановки проехал черный внедорожник, остановился возле «Газели» и уехал. Кто был во внедорожнике – не знаю, никаких угроз, выкриков, выстрелов не слышала. Но через 15 минут из «Газели» вышла Велиева, подошла к ней и сообщила, что между Ярыевым и Амоевым произошел конфликт.
Расследовав обстоятельства принятого в производство дела, старший дознаватель ГД ОВД района С. Романюта 30 апреля 2016 года постановил прекратить его «за отсутствием в деянии неустановленных лиц состава уголовного правонарушения». Однако, со слов Бари Амоева, это постановление отменено. Значит, предстоит новое расследование?
