Сила закона или закон силы?
- Подробности
- 2717
- 16.10.2019
- Ильяс КОЗЫБАЕВ, Историк
Эскалация сталинских репрессий в Казахстане
Продолжаем публиковать отрывки из книги историка Ильяса Козыбаева «Большой террор» в Казахстане».
Вынесенные в заголовок словосочетания – не игра слов, а отражение тенденций, проявлявшихся на уровне деклараций и слабых интенций, с одной стороны, фактически и всеобъемлюще, с другой, в Стране Советов в рассматриваемый нами период 20 – 30-х гг. И чаще всего стремление к соблюдению буквы закона (пусть и несовершенного, попирающего права человека) проявлялось в действиях отдельных работников прокуратуры по защите прав и свобод граждан при наблюдении за деятельностью силовых структур, которые исходили из гуманных побуждений, трактовали понятие «революционной социалистической законности» как неотъемлемого элемента демократии.
Главенствующая роль в этой системе принадлежала «вождю народов», его устным и письменным указаниям, оформляемым, в случае надобности, решениями высших партийных инстанций. Главенствующие принципы законов и законности, такие как соблюдение прав человека и гражданина, справедливости, презумпции невиновности, игнорировались полностью.
Приход на Лубянку Ежова сориентировал органы на эскалацию репрессий. Однако рвение казахстанских чекистов, подогреваемое желанием отличиться перед новым начальством и одновременно уцелеть при начавшейся чистке кадров Ягоды, натолкнулось на определенное противодействие органов прокуратуры, озадаченных слабой доказательной базой на подозреваемых и возросшими «аппетитами» НКВД. В частности, у военного прокурора Отдела военной прокуратуры САВО в Казахстане, воен-юриста 1-го ранга Садвокаса Мамбеева (1898 – 1959), напомним – он был прокурором республики в 1925 – 1928 гг., осуществлявшего надзор по особо важным делам, сложились натянутые отношения с руководством Наркомата внутренних дел. В квартальных обзорах дел, прошедших через Отдел военной прокуратуры за 1935 – 1937 гг., Мамбеев не раз отмечал неумение органов работать ввиду «политической беспечности и слепоты», возвращал дела для доследования с визой союзного прокурора. Как писал Садвокас Сагындыкович после ареста в своих заявлениях на имя первых лиц государства: «... Повседневно в своей работе мне приходилось по вопросам ведения следствия не раз иметь принципиальные споры с руководством НКВД Казахской ССР... В отдельных случаях, когда Военная прокуратура по конкретным делам принимала иное решение, чем руководство НКВД, это обстоятельство вызывало болезненное реагирование со стороны последнего... бывший нарком внутренних дел Казахстана Залин лично предупреждал меня, говоря: «Мамбеев, имей в виду, что мы чекисты – любимцы партии, самолюбивы, иногда таким, как ты, можем сломать шею, и мой товарищеский совет: не борись с нами» и т.д.».
По сравнению с Мамбеевым в худшем положении находилась прокуратура республики, всецело управляемая местными властями. Так, судя по письму прокурора Зыряновского района Тимофеева, на протяжении двух лет, начиная с 1935 г., он не мог добиться подобающего служебного помещения от райисполкома, несмотря на распоряжения вышестоящих инстанций. В Андреевском районе в марте 1937 г. исключили из партии прокурора Саковича (причем по решению партийной организации районного НКВД, где он состоял на учете), ибо «он все время не только не борется сам с преступностью в районе, но тормозит эту борьбу органам НКВД и особенно в отношении охвостья контрреволюционных троцкистско-зиновьевских бандитов и контрреволюционных националистов (задерживал и не давал санкции на арест троцкистов Селеменова и Покатаева, и также националиста Тойсарынова)».
Ранней весной 1937 г. среди работников Фемиды активно обсуждалось самоубийство прокурора Акжарова в Уральске из-за его шельмования работниками обкома и УНКВД.
Казкена Акжаровича (1899 г.р.) неплохо знали в силовых структурах Казахстана. Начинал карьеру старшим милиционером на Кокчетавщине, где вырос до начальника районной милиции, возглавлял розыск в волости и губернии. Успел поработать в окружной контрольной комиссии в Акмолинске, последние семь с половиной лет жизни отдал прокурорской службе в Чимкенте, Актюбинске, Мерке и, начиная с июня 1933 г., являлся прокурором Западно-Казахстанской области. Как номенклатурный работник был избран членом пленума обкома и облисполкома, делегатом на предстоящий X чрезвычайный Всеказахстанский съезд Советов, созванный для принятия Конституции республики. Одним словом, это был успешный и состоявшийся человек.
Акжаров отдыхал в Крыму, когда на бюро обкома 27 февраля главный чекист области Михаил Ромейко заявил о «смазывании» прокуратурой дел обвиняемых в национализме директоров совхозов Мухамеджанова и Есенова. Обсуждение вопроса откладывается до возвращения прокурора из отпуска. Третьего марта бюро заслушивает сообщение Ромейко и создает комиссию по делу Есенова, включив в нее заместителя начальника УНКВД Г. Хухарева, а второе дело намечается обсудить позднее.
Пятого марта проходит собрание городского партийного актива. Основной докладчик – первый секретарь обкома Измухан Курамысов, как полагается, самокритично оценивает большевистскую бдительность уральцев и мимоходом бросает фразу, что в связи с прекращением прокуратурой дел на националистов он сомневается, что Акжаров не связан с ними. Тезис «первого» начинают «углублять» выступившие в прениях председатель облисполкома Иван Спиров («в прокуратуре дело нечисто»), энкавэдэшник Хухарев (целый букет обвинений, начиная от помощи родственнику в уходе от судебного разбирательства до внутрисемейных проблем) и секретарь горкома Кузнецов («огульная дискредитация органов»). Акжаров не отмалчивается, берет слово и сперва признает отдельные упущения в работе. Затем прокурор переходит в атаку и с фактами в руках упрекает Спирова в утере бдительности, в пух и прах критикует первичную партийную организацию УНКВД (либеральное отношение руководства насчет привлечения к уголовной ответственности сотрудника Мотовиловец, хищение денег в аппарате фельдсвязи, связь Хухарева с троцкистом Шумским). Со стороны казалось, что по итогам актива у сторон – «боевая ничья».
Однако утром отягощенный переживаниями и думами Акжаров, по свидетельству очевидцев, выглядел «непохожим на самого себя, это был растерявшийся, заискивающий человек». Тем временем попавшие под критику Акжарова не теряли времени даром и, несмотря на праздничный день 8 марта, провели заседание комиссии обкома. Прокурору предъявили большой перечень претензий («грубые националистические выходки в отношении ряда ответственных работников, рвачество, использование служебного положения, прекращение уголовных дел и увод от ответственности»), вылившихся в предложение рассмотреть на бюро обкома вопрос о его пребывании в партии, отстранить от должности и привлечь к уголовной ответственности. Казкену Акжаровичу предлагается дать письменные объяснения по пунктам инкриминируемых проступков. Бюро обкома назначается на 13 часов следующего дня.
Девятого марта происходит трагедия – суицид с применением охотничьего ружья.
В сложившейся ситуации руководство области поступает не лучшим образом. По решению бюро обкома, в областных газетах публикуется извещение о самоубийстве прокурора, «запутавшегося в своих связях с классово чуждыми элементами».
О происшествии становится известно в Алма-Ате, тем более никто в республике не питал симпатий к Курамысову. Создается специальная комиссия для проверки всех обстоятельств дела. Бюро крайкома рассматривает «дело Акжарова» 15 мая. Его вердикт был таков: «...Комиссия обкома не ограничилась только проверкой материалов, относящихся к служебной работе Акжарова, но начала копаться в его личных семейных и бытовых делах, а член комиссии заместитель начальника НКВД Хухарев легкомысленно выдвинул ряд непроверенных и мелочных обвинений насчет его личной жизни и связей с чуждыми людьми. Обком поступил неправильно, приняв решение и опубликовав на второй день после самоубийства извещение о том, что Акжаров якобы застрелился, запутавшись с националистами.
Ввиду того, что Хухарев донимал Акжарова рядом неправильных обвинений, считать невозможным его дальнейшее оставление на работе в НКВД Западно-Казахстанской области. Принять к сведению заявление т. Залина, что приказом по НКВД КАССР Хухарев снят с работы заместителя начальника НКВД в Западно-Казахстанской области». Порицание получили также партийные органы области и города.
Несмотря на усилия Мирзояна, случай с прокурором К. Акжаровым не стал уроком ни для партийных комитетов, ни для работников спецслужб. На дворе было другое время, царили иные нравы. Но, тем не менее, данный инцидент стоит особняком в череде чрезвычайных событий года.
На VIII пленуме крайкома (20 марта 1937 г.) Залин упрекнет прокурора республики Сулеймена Ескараева, что его ведомство болезненно реагирует на голодовки арестованных (а «это один из способов сопротивления контрреволюционеров»), не помогает НКВД, а напротив, забирает дела и арестованных. Буквально на следующий день на собрании актива прокурорско-следственных работников столицы в резолюции, принятой по докладу Ескараева, будут признаны такие недостатки в региональных подразделениях прокуратуры, как защита троцкистов, необоснованное прекращение дел и незаконное освобождение из-под стражи троцкистов (Карагандинская область), наличие националистических элементов в аппарате (Южно-Казахстанская), необоснованное прекращение дела кулака-террориста (Алма-Атинская), смазывание и необоснованное прекращение важнейших политических дел (Восточно-Казахстанская), бытовое разложение и связь с преступным элементом, потеря бдительности (Актюбинская и Восточно-Казахстанская).
Но в органах прокуратуры работали принципиальные сотрудники, сломить которых и заставить пойти на противоправные действия было трудно. Вот об одном таком случае, произошедшем в селе Володаровка Северо-Казахстанской области в мае 1937 г., поведал бывший прокурор Аиртауского района Георгий Михайлович Ломоносов.
Начальник РО НКВД получает у него отказ в санкции на арест двух передовых людей района – учителя и председателя колхоза ввиду отсутствия оснований и не довольствуется просьбой «поверить ему на слово». «Оскорбленный» чекист привлекает на помощь первого секретаря райкома партии, вдвоем они требуют не выгораживать «врагов народа». Получив повторный отказ, угрожают исключением из партии, но и это не помогает. Наспех созывается собрание первичной партийной организации, которое не поддерживает предложение райкома. Через несколько дней персональной обработки коммунистов второе собрание с незначительным перевесом голосов принимает лоббируемое решение. Однако Ломоносов, как грамотный юрист, получивший хорошую закалку во время работы следователем в Москве, обращается за помощью к прокурору области А.Х. Пумпур-Андрееву. Андрей Христианович – высокообразованный юрист, член партии с 1904 г., бывший министр здравоохранения советской Латвии и ответственный работник Коминтерна, добивается отмены решения партсобрания областной партийной коллегии.
Тучи сгустились над республиканской прокуратурой в июне, когда 7 числа по санкции Москвы был арестован заместитель Ескараева Виктор Яковлевич Распопов (1895 – 1938) – высококлассный специалист с дипломом МГУ, огромным опытом работы в центре (контрольные партийные органы, Верховный Суд СССР) и на местах (заместитель наркома юстиции Узбекистана, прокурор Восточно-Казахстанской области), великолепно знавший ментальность народов Средней Азии (уроженец Наманганского уезда, работал в Туркестане). Восьмого июня 1937 г. на закрытом партийном собрании прокурор Казахстана, парируя робкие замечания в свой адрес о создании условий «разоблаченному» коллеге, скажет: «... Я лично сделал все необходимое для разоблачения Распопова, о чем знают и директивные органы, и органы НКВД... Я не создавал особых условий для работы Распопова, тем более, для его враждебной работы, но раз он был приглашен на работу, я действительно старался создать необходимые условия в практической его работе в аппарате. Я это делал открыто при всех, если товарищам было известно, что это создаю врагу, а не заместителю, то они должны были меня предупредить или об этом сказать соответствующим директивным органам, чего никем сделано не было». Собрание поспешно исключит Распопова из партии и отменит характеристику, выданную в военкомат.
18 июня газета «Казахстанская правда» опубликует письмо Султана Жантуарова «Либералы в парткоме прокуратуры». В нем, в частности, отмечалось: «Коммунисты прокуратуры просмотрели подрывную работу разоблаченного недавно троцкистского бандита Распопова, работавшего заместителем прокурора республики. Работая прокурором Восточно-Казахстанской области, им прекращены и политически смазаны 18 судебных дел на контрреволюционеров, в том числе дело шпиона одной иностранной державы, переходившего несколько раз нашу границу с диверсионными заданиями. Каждая ревизия вскрывала вопиющие факты развала работы областной прокуратуры, открытого покровительства троцкистским контрреволюционным бандитам и другим врагам народа. Но материалы ревизий почему-то тщательно конспирировались, мер по ним никаких не принималось... Распопов в органах прокуратуры был не одинок. Ответственейший пост начальника одного из отделов прокуратуры занимает Дубровский, достойный сподвижник бандита Распопова».
Итак, обвинение сформулировали и обнародовали, поставив работников прокуратуры перед свершившимся фактом. Наступает черед обороны и тактического отступления, но «лицо» учреждения сохранить не удается. Единственный в коллективе, кто даст более-менее адекватную оценку статьи, будет Ибрагимов, высказавшийся в сердцах: «Делю ее (статью) на три части: часть правильная, часть неправильная и часть не знаю, как назвать». С этого времени до апреля 1938 г. состоится семь открытых партийных собраний и 12 заседаний парткома прокуратуры, полностью посвященных разоблачению «врагов народа» в своих рядах, некоторые из которых длились не один день.
Следующими в список подозрительных попали заместитель прокурора по спецделам Виктор Станиславович Дубровский (1892 – ?) и старший помощник прокурора Истлеу Каримович Бегарыстанов (1900 – 1938), якобы виновные в неправильном применении амнистии к осужденным по контрреволюционным делам. К тому же по одному «сигналу» Дубровский «в ночь накануне ареста Распопова пригласил его в гости и вместе с ним выпивали спиртные напитки». Последует и наказание: Бегарыстанову – высшая мера наказания, Дубровский с позиции врио прокурора трудоустроится управляющим «Зелентреста» столицы. С августа непременно склоняемым в выступлениях прокурорских работников станет их бывший руководитель С. Ескараев, тем более, вскоре он будет упомянут в известной статье Пухова «На поводу у буржуазных националистов». Так, в течение нескольких месяцев в республиканской прокуратуре арестуют Бегарыстанова, заместителя прокурора Надирали Байкелова (1905 – 1938), помощников прокурора Ибрагима Абдуловича Каипова (1906 – ?), Сабира Капина (1897 – 1938) и Абдуллу Алпысбаева (1902 – 1938), Щеткина». Со временем их виновность будет возрастать в речах бывших сослуживцев – «Ескараев всячески старался отклонить протесты НКВД, отделить работу прокуратуры от органов НКВД», «Бегарыстанов по поручению врага народа Ескараева собирал клеветнический материал в целях дискредитации органов НКВД, пытаясь опорочить непримиримую борьбу НКВД с контрреволюцией».
По словам заместителя прокурора республики Сергея Покровского, одно из главных прегрешений Бегарыстанова – составление вместе с Ескараевым «фальсификаторского документа, так называемого «анализа контрреволюционных дел», в котором был в целях дискредитации органов НКВД сфальсифицирован ряд дел». 20 октября 1937 г. тот же Покровский пошлет докладную записку в ЦК КП(б)К «о вредительской деятельности заместителя прокурора КазССР Овощникова», назначенного на место Распопова. В документе подробно перечислены семь дел производства 1936 г. с первоначальным обвинением в контрреволюционной деятельности, которые прекратил М.П. Овощников.
Именно с осени 1937 г. прокуратура начнет слепо исполнять партийные директивы, закрывая глаза на нарушения законности спецслужбами. И, тем не менее, органы будут продолжать превентивно «отстреливать» кадры прокуратуры, видя в них потенциальную угрозу собственной безнаказанности. По неполным данным, в 1937 г. было необоснованно уволено свыше 40 работников прокуратуры. Подверглись репрессиям 10 из 12 народных комиссаров юстиции и прокуроров республики, считая с 1921 г. Жертвами режима также стали С.Ф. Груднистый, П.М. Ковтюх, И.М. Скоренко, Х.Ф. Фазылов из Северо-Казахстанской области, А. Кулбасов – из Атырауской, А. Ахметов, К. Баймукашев, И.А. Желтяков, Т. Нургалиев – из Западно-Казахстанской, X. Даутов, К. Касенов, X. Мусин – из Карагандинской, О. Кожанов, Ж. Жангулов и О. Досахмет из Восточно-Казахстанской, Е. Еримбетов – из Алма-Аты. Повторно попал под каток репрессий бывший прокурор Уральской и Акмолинской губерний Идрис Мустамбаев. И это далеко не полный список.
Проводимая чистка немедленно отразилась на качестве и количестве прокурорского корпуса. По данным на ноябрь 1938 г. не были подобраны и утверждены областные прокуроры в Гурьевской, Актюбинской, Карагандинской, Восточно-Казахстанской, Кзыл-Ординской и Южно-Казахстанской областях, то же самое касалось вакансий 61-го районного прокурора. Незаполненными оставались девять позиций заместителей областных прокуроров и 34 следователей. Больше всего дефицит районных прокуроров ощущался в Алма-Атинской (7), Восточно-Казахстанской (9), Карагандинской (7), Северо-Казахстанской (12) и Южно-Казахстанской (8) областях. Как заверял вышестоящее руководство нарком юстиции Казахстана Б. Чагиров, «при помощи органов НКВД судебные органы нашей республики в основном очищены от контрреволюционно-троцкистско-бухаринских и национал-фашистских бандитов, которые проникли и орудовали в органах суда и прокуратуры. За последние 4-5 месяцев выдвинуты на судебную работу проверенные и преданные делу партии и правительства кадры судебных работников в количестве 169 человек и по линии прокуратуры – 84 человека. Основная часть из этого состава ранее на судебной и прокурорской работе почти не работала и не имеет соответствующего юридического образования». Правовой всеобуч пополнения предполагалось провести посредством курсов повышения квалификации.
Имеющиеся документы свидетельствуют о качестве практической работы служителей Фемиды на местах. Так, за 1937 г. безосновательно осуждены 1567 человек, за первый квартал 1938 г. – 715 человек. Бюро ЦК КП(б)К в июне 1938 г. констатировало, по итогам обследования судов, проведение «в основной правильной карательной политики в отношении врагов народа». Специальные коллегии областных судов «вставали на путь перестраховки и выносили неправосудные приговоры. Органы прокуратуры не вели решительной борьбы за качество предварительного следствия и дознания, что неизбежно отражалось на качестве работы судов, допустивших массовое, необоснованное привлечение к ответственности трудящихся». За 1937 г. прекращены дела и оправданы судами 8437 человек, за первый квартал 1938 г. – 3489 человек.
Полагаем, что приведенная статистика абсолютно не отражает реальную обстановку, и только фронтальное изучение материалов судопроизводства выявит истину. В завершение сюжета приведем выдержки из письма прокурора по спецделам из Петропавловска Филиппа Федоровича Гамиловского (1897 – ?) секретарю обкома об отсутствии условий для нормальной работы по вине органов от 16 февраля 1938 г. Обратим внимание на взаимоотношения прокурора с чекистами: «С возвращением из Ташкента от т. П. (вероятно, начальник УНКВД Панов. – И.К.) я узнал, что в октябре месяце приезжал военный прокурор и производил расследование по поручению Прокурора Союза т. Вышинского. Тогда же т. П. мне заявил, что «с Вами работать больше не сможем. Вам выражаю недоверие за то, что сообщили Прокурору Союза, не разрешив этот вопрос на месте. Из-за Вас почти целый месяц всему аппарату не давали работать. Военный прокурор всех допрашивал. Также не будут доверять Вам и сотрудники. К сотрудникам непосредственно не обращайтесь, по всем вопросам обращайтесь ко мне, участие в допросах и обход тюрьмы только с моего согласия. Ставьте вопрос об отзыве Вас». Далее повествуется о безуспешных попытках прокурора республики Ш. Таукеханова и секретаря обкома М. Байбульсинова урегулировать данный вопрос с начальником УНКВД. Пока суть да дело, Гамиловский был снят с работы.
