СТЕНКА ГЕРОЕВ
- Подробности
- 1887
- 15.10.2020
- Павел ГУТИОНТОВ, обозреватель «Новой»
За что награждали Золотой Звездой и за что расстреливали награжденных. Из практики советского прошлого
«—Нет, — резко сказал Баурджан Момыш-Улы, — я ничего вам не расскажу. Я не терплю тех, кто пишет о войне с чужих рассказов…»
Так начинается одна из лучших книг о той войне, «Волоколамское шоссе» Александра Бека. Ее герой — Момыш-Улы, командир батальона, а потом — полка Панфиловской дивизии все-таки, к нашему счастью, поддался уговорам. Книгу, впервые опубликованную (в 1943-м!) в журнале «Знамя» под названием «Панфиловцы на первом рубеже», с тех пор издавали десятки раз, на самых разных языках, в самых разных странах, изучали в военных академиях Финляндии и Израиля.
А об этом бое первой написала «Красная звезда» 27 ноября 1941 года.
В очерке фронтового корреспондента Коротеева сообщалось о подвиге гвардейцев под командой политрука Диева, сражавшихся с 54-мя немецкими танками, причем 18 танков противника было уничтожено. Об участниках боя говорилось, что «погибли все до одного, но врага не пропустили». Интересно, что в немецких документах (отличавшихся, как известно, относительно своих потерь изрядной скрупулезностью) даже следов этого танкового погрома отыскать не удалось.
На следующий же день в «Красной звезде» была напечатана передовая статья под заголовком «Завещание 28 павших героев». Передовая была написана литературным секретарем газеты Кривицким. Фамилий сражавшихся и погибших гвардейцев как в первой, так и во второй статье указано не было.
Через два месяца Кривицкий поместил еще один очерк под заголовком «О 28 павших героях». Кривицкий уверенно, как очевидец, пишет о личных переживаниях и поведении гвардейцев, впервые называя их поименно.
Военный совет Западного фронта представил всех 28 человек — посмертно — к званию Героев Советского Союза. Звание было присвоено.
А потом, уже после войны, один из погибших героев неожиданно отыскался. Сержант Добробабин, оказывается, был легко ранен, взят в плен, отпущен (как украинец), вернулся в родное село под Харьковом, стал там полицаем, ушел при наступлении советских войск с немцами, продолжал службу в полиции, причем повышался оккупантами в должности, значит, служил хорошо… Потом вновь пришла Красная армия, и Добробабин встал в покинутый было строй, дошел до Вены.
И только после победы попал под суд, был приговорен, отбывал наказание…
«Виновность Добробабина полностью установлена, и сам он признался в совершении преступлений, — пишет прокурор в своей секретной записке. — При аресте у Добробабина была найдена книга о «28 героях-панфиловцах», и оказалось, что он числится одним из главных участников этого героического боя, за что ему и присвоено звание Героя Советского Союза.
Допросом Добробабина установлено, что в районе Дубосеково он действительно был легко ранен и пленен немцами, но никаких подвигов не совершал, и все, что написано о нем в книге о героях-панфиловцах, не соответствует действительности.
Далее было установлено, что кроме Добробабина остались в живых Васильев Илларион Романович, Шемякин Григорий Мелентьевич, Шадрин Иван Демидович и Кужебергенов Даниил Александрович, которые также числятся в списке 28-ми панфиловцев, погибших в бою с немецкими танками. Поэтому возникла необходимость расследования и самих обстоятельств боя, происходившего 16 ноября 1941 года у разъезда Дубосеково…»
Прокуратура в 1947 году провела проверку всех обстоятельств легендарного боя, по итогам которой главный военный прокурор Афанасьев и подготовил секретную справку, два года назад рассекреченную и обнародованную Главархивом.
«…Бывший командир 1075-го стрелкового полка Капров Илья Васильевич, допрошенный об обстоятельствах боя 28-ми гвардейцев из дивизии Панфилова у разъезда Дубосеково и обстоятельствах представления их к награде, показал:
«...Никакого боя 28-ми панфиловцев с немецкими танками у разъезда Дубосеково 16 ноября 1941 года не было — это сплошной вымысел. В этот день у разъезда Дубосеково в составе 2-го батальона с немецкими танками дралась 4-я рота, и действительно дралась геройски. Из роты погибло свыше 100 человек, а не 28, как об этом писали в газетах. Никто из корреспондентов ко мне не обращался в этот период; никому никогда не говорил о бое 28-ми панфиловцев, да и не мог говорить, т.к. такого боя не было. Никакого политдонесения по этому поводу я не писал. Я не знаю, на основании каких материалов писали в газетах, в частности в «Красной звезде», о бое 28-ми гвардейцев из дивизии им. Панфилова.
В конце декабря 1941 года, когда дивизия была отведена на формирование, ко мне в полк приехал корреспондент «Красной звезды» Кривицкий вместе с представителями политотдела дивизии Глушко и Егоровым. Тут я впервые услыхал о 28-ми гвардейцах-панфиловцах. В разговоре со мной Кривицкий заявил, что нужно, чтобы было 28 гвардейцев-панфиловцев, которые вели бой с немецкими танками. Я ему заявил, что с немецкими танками дрался весь полк и в особенности 4-я рота 2-го батальона, но о бое 28-ми гвардейцев мне ничего не известно... Фамилии Кривицкому по памяти давал капитан Гундилович, который вел с ним разговоры на эту тему, никаких документов о бое 28-ми панфиловцев в полку не было и не могло быть. Меня о фамилиях никто не спрашивал.
Впоследствии, после длительных уточнений фамилий, только в апреле 1942 года из штаба дивизии прислали уже готовые наградные листы и общий список 28-ми гвардейцев ко мне в полк для подписи. Я подписал эти листы на присвоение 28-ми гвардейцам звания Героя Советского Союза. Кто был инициатором составления списка и наградных листов на 28 гвардейцев — я не знаю».
Записка Афанасьева пролежала в недрах архива засекреченной 70 лет. За эти годы сотни улиц были названы в честь героев несовершенного подвига, батальоны каменных и бронзовых статуй встали, «28 самых храбрых твоих сынов» попали в «Гимн Москвы»… Первые поэмы, кстати сказать, опубликовали уже в начале 42-го Михаил Светлов и Николай Тихонов, но, видно, очень торопились, так что следы мастерства проглядываются плохо:
…Вы не сравнитесь никогда
С советским богатырским парнем —
И нашей гвардии звезда
Всех ваших гвардий лучезарней.
Ну где у вас такой окоп?
И где такие двадцать восемь?
Здесь танк, уткнувшийся в сугроб,
У мертвецов пощады просит!
…Отец народов там, в Кремле,
Он видит все орлиным оком;
И нету места на земле,
Чтоб было для него далеко.
Он знает все, он помнит всех,
Дивизью нашу помнит тоже,
И с нас, гвардейцев, спросит строже,
Тем будет радостней успех!
— Натаров! — говорю себе,
Вот ты в окопе с Даниилом,
Готов к решительной борьбе,
Ты для нее готовил силы.
Но все мне кажется одно:
Как будто сам великий Сталин
На этот пост меня поставил
Перед советскою страной…
Попробуй, разбери — где здесь Светлов, где Тихонов…
«Тогда все так писали!.. Так тогда надо было!..» — говорят сейчас радетели отечественной истории, очень переживающие, как бы правда не опорочила ризы мифических героев. Те, кто уже сейчас в штыки принял публикацию прокурорской записки 1947 года, кто уволил из-за нее начальника Главархива Сергея Мироненко, кто на стенах возводимого в парке «Патриот» колоссального храма планирует открыть барельеф с изображением несовершенного подвига «Двадцати восьми».
А Бек блистательно доказал, что «и тогда» так писали не все. Кривицкий писал так, Бек так не писал.
Выписываю из «Волоколамского шоссе» (1943 года издания, напоминаю):
— Условимся, — говорит автору его герой Баурджан Момыш-Улы. — Готовую книгу принесете мне. Я прочту первую главу, скажу: «Плохо, наврано! Кладите на стол левую руку». Раз! Левая рука долой! Прочту вторую главу: «Плохо, наврано! Кладите на стол правую руку». Раз! Правая рука долой! Согласны? — Четко обрисованные, тоже словно вырезанные, его губы раздвинулись в улыбке.
— Согласен, — ответил я».
В случае с Беком обошлось без членовредительства — талант и совесть писателя не позволили. Но страшно даже представить себе, если бы метод Момыш-Улы восторжествовал в советской литературе и журналистике, какие «горы отрубленных рук» оказались нагромождены только вокруг произведений о его (действительно, героической) дивизии!
Думаю, Бек не случайно начал свою документальную повесть о панфиловцах именно так, как начал. И конечно, не случайно в повести его ни слова не оказалось про «самый знаменитый бой» гвардейцев.
Немного статистики.
К началу Великой Отечественной войны в стране насчитывалось 626 Героев Советского Союза. Пятеро были удостоены этого звания дважды.
Наибольшее количество раз звание Героя Советского Союза было присвоено в годы Великой Отечественной войны — 11 739 (из них — 3051 посмертно).
73 человека в разное время и по разным причинам были лишены почетного звания — большинство из них, чего греха таить, за совершенные общеуголовные преступления. В то же время, скажем, Бронислав Антилевский и Семен Бычков добровольно вступили и действовали в составе Русской освободительной армии Власова, после войны были судимы и казнены за измену родине. Георгий Антонов в 1949 году вместе с женой бежал в американский сектор Вены… За неудачи в первые месяцы Великой Отечественной войны были арестованы и расстреляны два Героя Советского Союза — генерал армии Павлов и генерал-майор авиации Черных… Незадолго до начала войны была арестована очередная большая группа высших офицеров — в основном авиаторов. Большинство из них было расстреляно без суда и следствия 16 октября 1941 и 23 февраля 1942 года. Среди них оказалось сразу семь Героев Советского Союза.
Репрессии продолжились и после войны, вплоть до смерти Сталина. В это время были расстреляны три Героя Советского Союза — гвардии генерал-полковник Гордов, летчик, майор Косса и генерал-майор (бывший маршал Советского Союза) Кулик.
Из допросов под пытками сталинского журналиста № 1 Михаила Кольцова становится ясно, что советские летчики-«добровольцы» в Испании не воевали, а в основном «пили, развратничали и гробили неосмотрительно доверенную им дорогую технику». Странно даже, что за все «эти художества» все они были столь щедро награждены. Например, про тридцатилетнего Ивана Проскурова нарком Ворошилов в представлении к званию Героя написал: «Пользуется заслуженной репутацией исключительно смелого, хладнокровного и храброго бойца и командира», а Сталин, ознакомившись, вычеркнул слова «ст. лейтенант» и вписал: «майор».
В мае 1938 года (уже!) комбриг Проскуров становится командиром 2-й авиационной армии особого назначения, через полгода ему присвоено воинское звание комдив. В результате за неполных два года он прошел путь от старшего лейтенанта до генерала. Дальше — больше. 14 апреля 1939 года комдив Проскуров был назначен начальником 5-го (разведывательного) управления РККА и заместителем наркома обороны СССР. Адмирал флота, Герой Советского Союза Н. Кузнецов вспоминает, как новый «главный разведчик страны» жаловался ему: «Я убедительно просил начальство не поручать мне дело, которое я не знаю и не люблю, но не помогло».
Будто начальство не знает, кого и как использовать, кому и что поручать! Некоторые даже справлялись…
За два года Проскуров стал уже пятым начальником Разведуправления Красной армии: один за другим были расстреляны начальники военной разведки комкор Урицкий, армейский комиссар 2-го ранга Берзин, комдив Орлов и старший майор госбезопасности Гендин. Были репрессированы начальники многих отделов и подразделений Разведуправления. Из-за границы было отозвано и расстреляно большое количество разведчиков, военных атташе и их помощников.
Весной 1940-го на совещании, проводившемся по итогам катастрофической финской кампании, Проскурова сделали едва ли не главным виновником общеевропейского позорища. Тягостное чувство вызывает чтение стенограммы.
Проскуров, конечно, выглядел беспомощно, когда пытался рассказать о практике разведывательной работы, когда, скажем, брошюру с данными о финской армии издали уже после окончания войны. А до этого она еще пять лет пролежала.
СТАЛИН. А почему не могла выйти за год?
ПРОСКУРОВ. Потому что лежала в архиве.
ГОЛОС. Все засекречено…
Сталин на этом совещании, конечно, дал своему начальнику Разведуправления бесценные советы («У вас душа не разведчика, а душа очень наивного человека в хорошем смысле слова. Разведчик должен быть весь пропитан ядом, желчью, никому не должен верить. Если бы вы были разведчиком, вы бы увидели, что эти господа на Западе друг друга критикуют: у тебя тут плохо с оружием, у тебя тут плохо, вы бы видели, как они друг друга разоблачают, тайны друг у друга раскрывают, вам бы схватиться за эту сторону, выборки сделать и довести до сведения командования, но душа у вас слишком честная…»). Но Проскуров воспользоваться советами не успел.
Через месяц он был снят с должности и возвращен в авиацию. 19 июня 1941 года генерал-лейтенант Проскуров был назначен командующим Военно-воздушными силами 7-й армии, дислоцированной в Карелии. Но уже 7 июля 1941 года был арестован. «Материалами дела Проскуров обвиняется в том, что являлся участником военной заговорщической организации, по заданиям которой проводил вражескую работу, направленную на поражение Республиканской Испании, снижение боевой подготовки ВВС Красной Армии и увеличение аварийности в Военно-воздушных силах».
28 октября 1941 года в поселке Барбыш под Куйбышевом, без суда, согласно предписанию народного комиссара внутренних дел СССР Л.П. Берии от 18 октября 1941 г. за № 2756/Б, он был расстрелян.
Среди Героев Советского Союза, подвергшихся репрессиям и лишенным звания, были, конечно, очень разные люди. Но один случай — без сомнения, совершенно уникальный, абсолютно неправдоподобный.
Буквально накануне войны в «Комсомольскую правду» на должность зам заведующего военным отделом пришел Валентин Пургин, в 18 лет отличившийся в боях с японцами на Дальнем Востоке, закончивший потом факультет журналистики Коммунистического университета. В «Комсомолку» он был взят по звонку — позвонили из Военно-транспортной академии, которую Пургин, оказывается, тоже закончил. В газете улыбчивый парень выполнял какие-то особые задания, постоянно уезжал в какие-то секретные командировки, из которых порой возвращался бледным, исхудавшим, иногда со следами ранений. И ничего о них товарищам не рассказывал. Каково же было их изумление, когда случайно узнали, что был Пургин награжден тремя (!) орденами Ленина и орденом Красной Звезды. А после финской войны Указом от 21 апреля 1940 года Пургину было присвоено звание Героя.
Коллега И. Аграновский по заданию редакции опубликовал о его подвиге восторженный очерк. «Его скромность, — писал он, — качество высокой пробы, без подделки, она идет чистой и цельной его натуре. Он настоящий комсомолец, молодой большевик из того числа, о которых надо писать чаще и лучше… В обычной жизни смел и правдив, никогда не струсит сказать в глаза самую обидную правду. Требователен к себе, пишет лучше многих, а печатается редко. Он не хочет писать плохо, пишет еще неровно, но самобытные слова, свое чувство, своя мысль…»
23 мая 1940 года Пургин был арестован в бюро пропусков Кремля, куда пришел получать Золотую Звезду.
Пургин оказался не Пургиным, а Голубенко, человеком с уголовным прошлым, и выдумал свою героическую биографию от первой до последней буквы сам. В недоверчивой, маниакально подозрительной стране ему почему-то верили —
все! Он на украденных бланках написал орденоносцам о грядущем обмене орденов и документов к ним, и те прислали ордена и орденские книжки на адрес абонентского ящика! Он написал (на тоже краденом бланке) представление себя к Герою, отправил в наркомат ВМФ, а вдобавок позвонил замнаркома Игнатьеву от имени «полковника Гурова из отдела кадров НКВД» и сказал, что в быстрейшем прохождении документов заинтересован лично Лаврентий Павлович Берия…
Мой товарищ Леонид Репин написал об этой истории огромный материал и опубликовал его в юбилейном номере «Комсомолки» 24 мая 1990 года. Я позвонил ему и Репин сказал, что «дело» Пургина, к которому он, после многих мытарств, был в КГБ допущен, читал как удивительный детектив и долго сам не мог поверить, что такое — бывает.
— Он просто очень соответствовал по своим деловым и моральным качествам тому времени… — сказал мне Леонид.
<Пургина расстреляли. Автора прославляющего его очерка И. Аграновского на несколько лет отправили в лагеря.
В протоколе одного из допросов Репин вычитал поразившую его фразу: «Не понимаю, чем я навредил Советской власти?!»
