«Тела мы закопали, вещи сожгли, а джип раздавили БТРом»
- Подробности
- 1215
- 21.09.2023
- Ирина ХАЛИП, спецкор «Новой газеты Европа»
Спустя почти 25 лет перед судом предстанет один из участников белорусского эскадрона смерти
Они были похищены и убиты в Минске в тот год, когда мы еще пользовались пейджерами и звонили из автоматов: Юрий Захаренко, Виктор Гончар, Анатолий Красовский. Годом позже — Дмитрий Завадский. «В том далеком сентябре 1999 года, когда всё случилось сразу и неожиданно, и выбило меня из обычной и привычной защищенной жизни, было очень плохо, — говорит Ирина Красовская, вдова Анатолия. — Однажды я стояла в метро, уставившись на рельсы и на приближающийся поезд, — и вдруг в момент отчаяния подумала: это могло бы решить все мои проблемы сразу. Но это было лишь мгновенье. Потому что в следующий миг я сказала: а дети, а мама? Кто защитит их? Отругала себя и поехала дальше. Так и живем».
Так, да не так. Именно сейчас, спустя 24 года, 19 сентября, одного из участников тех похищений наконец начнут судить. Не в Минске, нет — в Швейцарии, в суде кантона Санкт-Галлен. Суд универсальной юрисдикции — это всё-таки не миф, которым пугают высокопоставленных преступников, не легенда, которую передают из уст в уста родственники жертв, а реальность. Такая же реальность, как белорусский эскадрон смерти, созданный в девяностые из бойцов СОБР на базе части внутренних войск 3214. Подсудимый — Юрий Гаравский — из того самого эскадрона смерти. Потерпевшие — семьи похищенных оппонентов Лукашенко. Адвокаты, прокурор, судья — швейцарцы. А добились суда правозащитники из Международной федерации прав человека (FIDH).
Правозащитники и частный сыщик
— В конце 2019 года на «Дойче Велле» появилось развернутое интервью с Юрием Гаравским, бывшим бойцом белорусского СОБР, — рассказал «Новой-Европа» юрист, руководитель отдела Центральной и Восточной Европы FIDH Илья Нузов. — В этом интервью он открыто рассказал о своем участии в похищениях оппонентов Лукашенко и сообщил, что сейчас живет в стране, где есть Альпы и где говорят на немецком языке. Это интервью увидели и мы, и правозащитники из белорусской «Вясны». Вы наверняка знаете, что FIDH объединяет 187 правозащитных организаций во всём мире, и «Вясна» — одна из них.
Так вот, Валентин Стефанович (заместитель председателя белорусского правозащитного центра «Вясна». — Прим. ред.) тогда нам сказал: «Мы давно занимаемся этим делом. Как вы относитесь к тому, чтобы попытаться привлечь Гаравского к ответственности на базе универсальной юрисдикции?» То есть без привязки преступления к стране, в которой будет проходить процесс. Ни преступник, ни жертва не должны быть гражданами той страны, в которой этого преступника будут судить. И преступление тоже территориально не имеет отношения к этой стране.
Сначала мы провели расследование вместе со швейцарской правозащитной организацией Trial International, чтобы установить местонахождение Гаравского. Юристы из Trial наняли частного детектива для поисков. Мы были осторожны, чтобы не спугнуть и не заставить Гаравского покинуть место, где он находился. Одновременно мы вели переговоры с семьями похищенных белорусов — мы должны были узнать, заинтересованы ли они в том, чтобы добиться правосудия в Швейцарии, где можно возбудить дело на базе универсальной юрисдикции.
Потом, когда мы установили местонахождение Гаравского, мы связались с местным юристом (только швейцарский юрист может там представлять интересы потерпевших). Иск был подан, и в то же время аналогичный иск подали мы как заинтересованная сторона. То есть фактически было два заявления — одно составлено при помощи швейцарского адвоката, второе составляли мы, но по содержанию они оказались очень похожи. Жалобы были поданы в местную прокуратуру с просьбой возбудить дело по факту насильственных исчезновений.
Для этого мы, конечно, ознакомились со всеми материалами, которые были собраны за эти годы и в Беларуси, и вне Беларуси. Мы несколько раз общались с Христосом Пургуридесом, бывшим спецдокладчиком ПАСЕ по насильственным исчезновениям в Беларуси, автором очень важного для расследования доклада, и с его помощником Гюнтером Ширмером. Они охотно делились информацией и выразили готовность при необходимости принять участие в процессе.
Мы досконально изучили все материалы, обзвонили всех, кто соприкасался с этим делом, заручились участием одного из очень важных свидетелей в этом деле. Мы организовали его приезд в Швейцарию для дачи показаний.
Убийство генерала милиции
По белорусскому телевизору об этом не говорили. Журналисты узнавали о похищениях от родственников жертв и передавали друг другу: «Захаренко исчез. Гончар исчез. Красовский исчез. Завадский исчез».
Юрий Захаренко — бывший министр внутренних дел Беларуси. В 1994 году, во время первых президентских выборов, он был в команде Александра Лукашенко. Спустя год Лукашенко стал избавляться от тех, кто помог ему прийти к власти. Власть эта уже отравила его, и ее хотелось всё больше, а образованные умники из его бывшей команды объясняли, что теперь всё не так, как в СССР, а страна — не совхоз, где он когда-то директорствовал, и теперь нужно всё делать по закону. Лукашенко щелчком пальцев отправлял в отставку одного за другим. Харизматичный генерал Захаренко оказался в числе первых. Лукашенко отправил его в отставку в октябре 1995 года. После отставки Захаренко начал борьбу за уменьшение президентских полномочий, примкнул к оппозиционному лидеру Геннадию Карпенко, который создавал тогда Национальный исполнительный комитет, — что-то вроде теневого правительства, где Захаренко отвечал за силовой блок.
Геннадий Карпенко умер при загадочных обстоятельствах 6 апреля 1999 года в 49 лет. А 7 мая того же года бесследно исчез Юрий Захаренко. Вечером он припарковал свою машину на стоянке неподалеку от дома, позвонил жене и попросил разогреть ужин. От стоянки до дома — семь минут ходьбы. Но больше Захаренко никто не видел. Оперативники из Октябрьского РУВД обошли все дома и квартиры вокруг. Установили, что несколько человек в штатском насильно посадили его в легковой автомобиль и увезли.
Из интервью Юрия Гаравского «Дойче Велле» (все приводимые в тексте цитаты Гаравского — оттуда):
— В конце апреля Павличенко (Дмитрий Павличенко, командир СОБР. — Прим. ред.) стал часто уезжать c нашей базы в Воловщине. Потом в один из дней он мне сказал: «Юра, поедешь со мной завтра». День ездили и следили за каким-то человеком. Когда я его увидел, то узнал Захаренко. Бывший министр. Вопросов — почему мы следим и что делаем — я не задавал. А 7 мая утром Павличенко уехал и где-то после обеда вернулся и сказал, что надо будет задержать Захаренко и ликвидировать. Тогда в первый раз была озвучена фамилия. Мы сели в две машины — BMW 525 красного цвета и Opel Оmega темного цвета — и выдвинулись в район улицы Воронянского. Мы знали, где Захаренко поставит свою машину и сколько метров ему идти от стоянки до дома.
Я с Павличенко был в машине, плюс еще сидели Бородач Юра и Шкиндеров Сергей. В другой машине — Карпович Дима, Новаторский, Кожевников, Панков и Румянцев Лёша. Румянцев и Карпович встали в начале и конце дома. Я и Шкиндеров — мы были повыше, — когда узнали, что Захаренко припарковался и пошел в сторону дома, пошли за ним. А Кожевников и Панков пошли ему навстречу. Они предъявили ему документы: «Мы сотрудники милиции, просим присесть в автомобиль». Тут же мы подошли и сказали: «Руки за спину». Надели Захаренко наручники, подъехала машина, Opel.
Мы посадили его в машину на заднее сиденье. Он лишь сказал: «Сделайте так, чтобы не было больно». Всё. Но мы это проигнорировали, в машине ничего не говорили, просто играла тихая спокойная музыка. Павличенко в машине сидел. Остальные потом сели к нему в BMW, и мы уехали в район Воловщины. Это учебная база внутренних войск. У нас там была квалификация на краповый берет. Там же есть и стрельбище.
И вот в район этого стрельбища мы подъехали, достали Захаренко из машины. Он был в балдахине: мы, когда его в машину сажали, надели ему балдахин, такую без глаз черную шапку, и вывезли. И когда Захаренко из машины выставили — положили на землю, Павличенко мне машет, типа, давай пистолет. Перед этим он дал мне пистолет. Пистолет ПБ — бесшумный. Внешне похож на пистолет Макарова, но немножко модернизированный. На нем был глушитель.
Павличенко два раза выстрелил Захаренко в район сердца. Захаренко лежал на животе. Минут 10–15 подождали. Шкиндеров нагнулся, потрогал, есть ли пульс. Сказал, что нет. Водитель открыл багажник BMW, там уже была клеенка, мы положили тело в багажник и поехали к Северному кладбищу в Минске. Там крематорий и кладбище друг напротив друга находятся.
В крематории нам открыли ворота с другой стороны, куда можно на машине заезжать. BMW заехал прямо в помещение. В нем уже стоял гроб на тележке, положили туда тело. Клеенку положили в ноги, крышкой накрыли и толкнули. И гроб поехал в… ну я не знаю, куда… в печь — не печь…
Мы вышли на улицу, закурили, стали ждать Павличенко. Он остался в помещении… Потом Павличенко вышел с черным полиэтиленовым пакетом в руках и ушел с ним в сторону Северного кладбища. Там есть спецучастки, кладбище очень большое. Куда он там пошел — не знаю.
А по телевидению тем временем Александр Лукашенко рассказывал, что Захаренко видели то ли в Украине, то ли в Германии, и вообще он сбежал, чтобы долги не отдавать. А если и убили — то бандиты за долги.
Последний избирком
Виктор Гончар — блестяще образованный юрист из той самой команды Лукашенко, приведшей его к власти в 1994 году. После выборов стал вице-премьером, но Лукашенко быстро отправил его в отставку, как и Юрия Захаренко. В 1995 году Гончар стал депутатом Верховного Совета и был избран председателем Центризбиркома. Из ЦИК в 1996 году его силой выводила охрана Лукашенко: чтобы не помешал «правильным» результатам референдума. В кабинете на два десятилетия угнездилась преданная Лукашенко юрисконсультша из Бобруйска Лидия Ермошина, а Гончар стал одним из самых ярких лидеров оппозиции.
16 сентября 1999 года он пошел в баню вместе со своим другом, бизнесменом Анатолием Красовским. Они давно дружили, и Красовский, успешный издатель, финансово помогал оппозиции. Из бани на улице Фабричной в Минске друзья вышли около 11 часов вечера — и бесследно исчезли. Только потом, после возбуждения уголовного дела, эксперты нашли рядом с тем местом, где стоял джип Красовского, осколки стекла и кровь. Кровь принадлежала пропавшим.
Из рассказа Юрия Гаравского «Дойче Велле» о похищении и убийстве Гончара и Красовского:
— Павличенко нас за два или три дня до этого собрал. Мы тогда находились на базе СОБРа в районе между Бегомлем и Докшицами, тренировались. Он собрал наш костяк и говорит: «Кто поедет на задержание? Надо будет двоих задержать и ликвидировать». Ну мы тогда между собой переглянулись и уже поняли, кто остается, а кто поедет. Сказали, что мы уже всё решили. Павличенко говорит: «Ну что, я вам дам команду».
Его не было два дня, на третий день он приезжает и говорит: «Всё, сегодня едем работать». Мы день ничего не делали и ближе к вечеру, где-то часов в семь, выдвинулись из Витебской области на Минск. Павличенко уже знал, в какое время и где эти люди будут. Мы приехали, он говорит: «Люди будут в этой бане». Перед тем как выезжать, Павличенко опять дал мне пистолет и кобуру.
Мы выехали в сторону Минска. Остановились возле бани на улице Фабричной. Это тупиковый двор. От бани можно было выехать только в одном направлении, где проезжая часть. Я прошелся, осмотрелся, говорю: «Так, ребята, вот здесь оставим нашу машину. Когда будет ехать их джип — перерезаем дорогу. А вторая наша машина подпирает, чтобы они не смогли ни назад, ни вперед сдать».
Дальше ждали часов до 11 вечера. Нас было восемь человек. Я и Панков работали по Гончару, а Бородач и Кожевников — по Красовскому. Я достал из бардачка специально взятую металлическую цепь — сантиметров 50 длиной. Говорю: «Паныч, когда будешь за дверь дергать — подожди, я разобью стекло, и потом ты дернешь дверь».
Гончар и Красовский последними вышли из бани, сели в машину. Улица темная, там фонарей нет, людей не было — мы контролировали. И когда пошло движение их машины, мы перекрыли дорогу. Я сделал буквально два шага, разбил стекло и цепью попал в губу и переносицу Гончару. Панков открывает дверь, я этой цепью беру Гончара на задушку, достаю его из машины, кладу на землю. Панков ему застегивает наручники и надевает балдахин на голову.
Мы посмотрели, что было очень много крови. В рот ему вставили небольшой такой кляп, чтобы он мог дышать, и кровь стекала в этот кляп, чтобы в машине не было крови. Садимся, руки подпираем сзади, чтобы его голова была между сиденьями, и говорим: «Не поднимайте голову».
Другие люди Красовским занимались, он был за рулем. Конкретно я не видел, но стекло ему не били. Его просто выдернули и увезли на другой машине. Наш водитель сел в черный джип Cherokee — в машину Красовского, — а мы сели в свои машины и поехали в сторону Витебска.
Где-то на кольцевой есть «карман» на съезде на витебское направление. Мы останавливаемся, Павличенко выходит из машины. Подходит какой-то человек, одетый во всё темное, засовывает голову и говорит: «Показывайте». Мы снимаем балдахин, слышим, этот офицер говорит Павличенко: «Да, это он». Мы надеваем Гончару балдахин, Павличенко садится в машину, мы уезжаем.
В 5 километрах от Бегомля военная база была законсервированная. На тот момент на ней СОБР базировался. Там в начале дороги оставили джип Красовского, в деревья его закатили, дали задний ход. Около полосы препятствий достаем Гончара и Красовского, кладем их рядышком. Яма уже была готова. Это была могила. Когда мы приехали, я увидел возле ямы Балынина, Шкиндерова Сергея, Юру Будько.
Ко мне подходит Павличенко, я ему даю пистолет. И Павличенко делает два выстрела в область сердца Гончару и два выстрела в область сердца Красовскому. После первого выстрела Гончар вскрикнул, потому что, видимо, пуля не в сердце попала, а где-то рядышком прошла. Ну а второй выстрел его уже приговорил.
Мы постояли, покурили минут 10–15, проверили пульс. Люди были мертвы. Раздели их. У Гончара на левой ноге или на правой, точно не помню, не было большого и указательного пальцев. У него в ботинке была стелька ортопедическая. Наверное, чтобы нормально ходить. Сложили одежду в один большой пакет, отдали, по-моему, Кожевникову. Он пошел, прямо на дороге облил пакет бензином и начал палить вещи.
А Гончара и Красовского — подошли ребята еще, мы взяли: кто-то за ноги, кто-то за руки. Я нес Гончара за левую руку, Юра Бородач тоже со мной нес. В ногах был Панков… Побросали их в яму, первым — Гончара, вторым — Красовского. Яма была достаточно глубокая, 4–5 метров. Мы, здоровые мужики, закапывали ее минут 40. Обувь Гончара и Красовского я тоже туда бросил, потому что она долго горит.
Тела мы закопали, а вещи сожгли… Джип Красовского на следующий день раздавили БТРом и закопали. А дня через три Павличенко приехал и говорит: «Вот вам, ребята, за Гончара и Красовского». И дает нам по тысяче долларов.
По словам Гаравского, после убийств он спросил Павличенко: Гончара-то за что? Тот ответил: у Гончара было слишком много компромата для отстранения Лукашенко от власти, в верхах велели его убрать. Аналогичного вопроса по поводу Захаренко у Гаравского почему-то не возникло.
Дима
Оператор Первого канала (тогда это называлось ОРТ) Дмитрий Завадский работал вместе с Павлом Шереметом. В 1997 году их обоих арестовали во время съемок сюжета о «дырявой» белорусско-литовской границе и судили за незаконный переход этой самой границы. Сроки Шеремет с Завадским получили условные. Павел сразу же уехал работать в Москву, а Дмитрий остался в Минске. 7 июля 2000 года в 10 часов утра Дима сел в машину и поехал встречать друга и коллегу Павла Шеремета в аэропорт. От Минска до аэропорта — 35 километров.
Шеремета Завадский так и не встретил. Димину машину Павел обнаружил на стоянке аэропорта. Потом, когда уже начали работать криминалисты, оказалось, что отпечатки на руле аккуратно стерты. Автомобиль пригнал в аэропорт кто-то посторонний, не Дима. 3 августа был задержан вернувшийся из Чечни бывший офицер спецподразделения МВД «Алмаз» Валерий Игнатович. Чуть позже — боец «Алмаза» Максим Малик, сосед Игнатовича по милицейскому общежитию Алексей Гуз и трижды судимый Сергей Саушкин. Их объявили преступной группой, а мотивом — месть: дескать, во время съемок в Чечне Дмитрий Завадский случайно снял Игнатовича, которого задерживали на одном из блокпостов.
«Они так спешили обвинить этих спецназовцев, что не потрудились даже найти труп Димы, — говорила мне тогда Светлана Завадская, жена Дмитрия. — Всё понятно, конечно:
нужно было скорее увести следствие в ту сторону, чтобы случайно не выйти на обвинение самих себя». Игнатовича и Малика приговорили к пожизненному заключению.
По поводу похищения Дмитрия Завадского Юрий Гаравский в том интервью «Дойче Велле» говорил:
— Я в этом не участвовал. У меня был выходной, и я не могу точно сказать, наших ли рук дело Завадского. Но в день его пропажи мои ребята выходили на работу. Не должны были. У них тоже был выходной. Обычно, когда мы приходили на работу, все отмечались в журнале учета личного состава. Или если кто-то пришел в выходной день в спортзал, он тоже писал свою фамилию. Я посмотрел, кто приходил в тот день. Это были Кожевников, Бородач, Новаторский и Панков. Говорю пацанам: «Чего это вы на работу приходили?» — «А приходили позаниматься». — «Ну-ну, ясно. Понял». То есть они сказали, что приходили позаниматься, но я думаю, что они работали по Завадскому.
В том же 2000 году Павел Шеремет, которого не встретил в аэропорту его друг Дмитрий Завадский, снял документальный фильм об эскадроне смерти «Дикая охота». А в 2016 году не стало и Павла — его убили в Киеве. Павел Шеремет прожил 44 года. Дмитрий Завадский — 28.
Суд-универсал
Отличие суда универсальной юрисдикции от, предположим, Международного уголовного суда в Гааге очень простое: суд универсальной юрисдикции международным не является, это просто национальный суд той или иной страны. То есть это обычные суды, которые могут привлечь преступника из другой страны.
Один из самых первых примеров работы суда универсальной юрисдикции — процесс над Адольфом Эйхманом. Его похитили израильские спецслужбы, привезли в Израиль и судили по израильским законам, в то время как ни Эйхман, ни его жертвы не были гражданами этой страны. То есть преступления совершались в Европе, но у Израиля была универсальная юрисдикция. Логика здесь проста: преступления были настолько тяжкими, что у любой страны в мире есть интерес в привлечении к ответственности виновных.
— Универсальная юрисдикция для того и была создана, — объясняет Илья Нузов, — чтобы любая страна имела возможность привлекать к ответственности тех, кто совершает тяжкие преступления, несмотря на отсутствие территориальной или национальной привязки. По отношению к сирийцам — приближенным Башара Асада, совершавшим преступления на родине, — были возбуждены дела и во Франции, и в Германии, и в Швеции. Нескольких выходцев из Руанды судили во Франции за военные преступления и преступления против человечности. Единственное необходимое условие — это физическое нахождение преступника в стране, где будет проходить суд.
Есть, конечно, чистая универсальная юрисдикция, когда вообще не требуется даже его присутствие, — так было в Испании, когда судили Аугусто Пиночета. У Испании была юрисдикция, и его осудили заочно, но так и не доставили туда, потому что он находился в Великобритании, которая не разрешила экстрадицию. И в конце концов Пиночет предстал перед судом уже только у себя дома, в Чили, незадолго до смерти. Но чаще всего универсальная юрисдикция требует присутствия преступника в стране, где будет проходить суд.
Именно поэтому мы смогли возбудить дело в Швейцарии. И нам повезло, что он именно в Швейцарии. К примеру, во Франции необходимо, чтобы или преступник, или жертва имели статус резидента этой страны, то есть намного сложнее. В Швейцарии такого, к счастью, нет, и мы смогли воспользоваться тем, что Гаравский просто физически находится там в статусе просителя убежища.
Пока в Беларуси не сменится власть, возможность использования национальных судов вне страны — пока единственная, но она дает надежду на правосудие. Во-первых, хотя и прошло почти 25 лет, тем не менее добиться правосудия, как оказалось, можно. Во-вторых, важно то, что суд зафиксирует факт преступления. Если раньше были доклады ПАСЕ, отчеты, постановления Комитета по правам человека ООН, то здесь факт будет признан судом. В-третьих, это будет первое дело, где подсудимый — белорусский гражданин, обвиняемый в международных преступлениях, и вообще первое дело с использованием универсальной юрисдикции по факту насильственных исчезновений.
А в будущем будет уже куда сложнее отрицать тот факт, что эти преступления были совершены, что они были совершены представителями белорусских спецслужб и при участии самого Лукашенко.
Такие факты, считает Илья Нузов, дадут основания и дальше преследовать всех причастных к этим преступлениям и укреплять юридическую базу для доказательства их вины. За этим первым кейсом могут последовать другие, в других юрисдикциях, и так по цепочке можно идти до самого верха и, вероятно, даже провести процесс против самого Лукашенко — если, конечно, его получится физически доставить для привлечения к суду. Потому что заочные суды — это всё-таки не очень серьезно.
Четверть века в ожидании
Сказать, что семьи пропавших жили эти десятилетия в аду, — не сказать ничего. Я помню, как разговаривала с женой Виктора Гончара Зинаидой, и та надеялась, что муж жив. Прошло тогда уже десять лет, а Зинаида надеялась. Она говорила: «Вы что, не понимаете? Человека могут в соседней квартире за стенкой держать годами, и никто ничего не будет знать».
Ирина Красовская, которая жила в полном смысле слова «за каменной стеной», — успешный богатый муж, пятикомнатная квартира, никаких забот о хлебе насущном, — в первые дни после исчезновения мужа поняла, что кошелек пуст. А дочки сказали: «Мама, мы есть хотим». И Ирина полезла исследовать карманы мужниных пиджаков и курток. В общей сложности нашла 200 долларов. На них жили месяц. Через месяц стало ясно, что Анатолий не вернется уже никогда. Ирина устроилась на работу, потом снова вышла замуж и стала общественным деятелем, войдя в ООНовскую комиссию по предотвращению насильственных исчезновений.
Семья Захаренко была вынуждена уехать — после исчезновения Юрия Николаевича жене и дочерям начали передавать «приветы» от спецслужб с пожеланиями молчать в тряпочку и не общаться с журналистами. К жизни в Германии привыкали долго и тяжело. Внук Кирилл, имевший неосторожность в новой немецкой школе рассказать, что его дед был министром и генералом, вызвал дикий гогот одноклассников и возгласы «тогда мой дед был королем».
Именно дочь Юрия Захаренко Елена — единственная, кто сомневался в необходимости суда над Гаравским. «У нее были кое-какие сомнения, —рассказывает Илья Нузов. — Елена встречалась с Гаравским, и ей по-человечески, вероятно, стало его жаль. Она испытывала сложные эмоции. А может, она ему просто не верила. Но у нас не было задачи кого-то в чем-то убедить. Мы как правозащитная организация работаем в интересах потерпевших и просто объясняли, почему считаем это дело очень важным и почему его нужно довести до конца».
Вдова Анатолия Красовского Ирина с Гаравским не встречалась и не собирается: «Я не имею такого желания. Вот ты спрашиваешь, не хочу ли я посмотреть ему в глаза. А что мне могут сказать его глаза: что он участник убийств? Мы и так это знаем. А что переживает человек, сталкиваясь с преступником, тоже известно: ненависть, злобу, бессилие от безнаказанности преступления. Должна я культивировать это в себе? Нет. Ненависть имеет тенденцию разрушать не преступника, а жертву. В самом начале я проводила бессонные ночи, представляя себе разные картины мести. Но потом поняла: это разрушает не убийц, а меня. Поэтому я сама себе приказала: смотреть на них со стороны, будто участвуя в просмотре детективного сериала с ожиданием справедливого наказания преступников. Это помогает».
Ирина вместе с семьями других похищенных белорусов пыталась пробить стены. Сначала — стены белорусских силовых ведомств. Потом, отчаявшись найти ответы на родине, — стены международных организаций: Комитет по правам человека ООН, ПАСЕ, Межпарламентская ассамблея, ОБСЕ. С помощью родственников похищенных в 2004 году был создан знаменитый доклад спецдокладчика ПАСЕ Христоса Пургуридеса «Пропавшие люди в Беларуси». Это был тектонический сдвиг: впервые международная организация признала участие высших должностных лиц Беларуси в похищениях и убийствах. Спустя почти 20 лет плиты сдвинутся еще сильнее благодаря суду кантона Санкт-Галлен.
— Для нас интересен не столько суд, сколько задокументированные показания подсудимого, — говорит Красовская. — И, несомненно, процесс должен привлечь внимание к ситуации с правами человека в Беларуси в целом: цивилизованный мир не может закрыть глаза на ужасающую ситуацию с политзаключенными. Многие из моих друзей — политиков, юристов, журналистов, которые были вовлечены в процесс расследования исчезновений, — находятся сейчас в белорусских тюрьмах. О многих из них нет информации месяцами — это новые исчезновения? Надеюсь, наше дело хоть немного всколыхнет Европу. Мы готовы ждать. У насильственных исчезновений нет срока давности.
И есть еще одна очень важная вещь. Возможно, самая важная в этом будущем процессе. Юрий Гаравский назовет место захоронения тел. И родным убитых станет сначала больнее, а потом легче. Потому что они будут точно знать: больше надежды нет ни на что.
Помню, у вдовы Юрия Захаренко Ольги я видела старую видеопленку. Там маленький внук Кирилл ползал по дедушке Юре, а тот смеялся и говорил: «Расти, Кирилл! Будет кому на моей могиле крапиву вырвать». Кирилл вырос. А могилы дедушки до сих пор не существует. Может, хотя бы после суда она наконец появится.
