Спасать людей и лошадей
- Подробности
- 1299
- 13.10.2024
- Ася МОРОЗ, специально для «Новой-Казахстан»
Как 22-летняя москвичка вдвоем с напарником эвакуировали больше 120 человек из зон боевых действий
После начала войны многие в России оказались парализованными страхом, невозможностью что-либо изменить, и лишь единицы нашли деятельный способ сопротивления катастрофе, не уезжая из страны... Кто-то лечит беженцев, кто-то собирает для них гуманитарную помощь, оказывает им юридическую поддержку. Наша героиня нашла свой способ выбраться из состояния бессилия.
Лида — москвичка. Она волонтерила со школьных лет: помогала бездомным, участвовала в поисковых отрядах. Но опыта нахождения в зоне боевых действий у нее никогда не было. Лиде 22 года, и она уже попадала под обстрелы, неоднократно была контужена, но всё равно продолжает ездить в зону боевых действий, чтобы вывозить людей. Эвакуирует тех, кто не может выехать сам: пожилых, маломобильных людей, семьи с детьми.
«Просто нужны были руки»
Утром 24 февраля Лиду разбудила мама, сказала — война началась. Два месяца Лида была растеряна и подавлена. Не знала, как себя вести.
— Нас накрывало с мамой разными идеями. Но она убедила меня, что на свободе я смогу сделать больше полезного. Многие мои друзья арестованы, у меня самой были аресты. И я нашла для себя компромисс: буду помогать, спасать.
Лида создала телеграм-канал, через него она принимает заявки на эвакуацию людей из зон боевых действий. Важное условие: люди не в состоянии выехать самостоятельно.
Всё началось с того, что в марте 2022-го в одном из чатов помощи беженцам Лида узнала о том, что в больницу везут раненых детей. Там и произошло ее первое знакомство с людьми, пострадавшими на войне.
— Дети были из Мариуполя, из Изюма. Вот как шла линия фронта, так и везли. Ранения, ампутации. Разговаривая с ребятами, я поняла, что на местах (оккупированных территориях) помощи нет вообще. И приняла решение ехать туда.
В первый раз Лида поехала в Мариуполь, присоединившись к группе волонтеров. Они везли 25 тонн адресной гуманитарной помощи. Разрушенный войной город был открыт для въезда, и Лида стала регулярно приезжать туда с гуманитарной помощью.
Летом, после подрыва Каховской ГЭС, Лида села на автобус и в одиночку отправилась к району затопления. Во время предыдущих поездок у Лиды появились знакомые среди местных жителей.
— Добралась до ближайшей к границе точки, там объединилась с верующими (прихожанами местной церкви). Они на лодках вывозили людей — и я с ними.
Параллельно Лида наблюдала в волонтерских чатах за тем, как активно собирают средства для помощи пострадавшим, но поскольку людей на местах почти не было, большая часть ресурсов не использовалась.
— Кто из России, кто из Европы — все пытались помочь. И на месте я сначала тратила самостоятельно собранные средства, а потом начала координировать ту помощь, которую в больших объемах собрали, и она лежала там на складах, в гаражах… Просто нужны были руки.
В волонтерских чатах писали о том, что «за ленту» не пускают, что военные мешают оказывать помощь пострадавшим. Но, по словам Лиды, никто ей палок в колеса не вставлял, въезд был открыт, а людей, оказывающих помощь, катастрофически не хватало.
Ребенок и суровый дядька
Когда Лиде доставили закупленные лодки, она с несколькими мужчинами из местного церковного прихода стала вывозить людей.
— Там стреляют, там вода, там люди… Животные. К нашей лодке кошка плыла. Взрослая. У нее взгляд такой был наглый, типа: вы очень долго меня спасаете, давайте-ка побыстрее. Я ее забрала. И она у меня теперь живет. Все ее обожают, — вспоминает Лида.
Недалеко от района затоплений был дом, до которого вода не добралась. Там собирались волонтеры и эвакуированные. Обменивались информацией. Среди людей оказался будущий напарник Лиды. Он с друзьями также своими силами занимался эвакуацией.
— Мой водитель (напарник), он мне в отцы годится, такой суровый дядька с жестким прошлым. Когда первый раз мы заговорили, я думала, он меня вообще ни во что не ставит. Но увидел, что у меня ресурсы есть и координировать я могу, спросил: какие задачи, куда едем? Я в шоке была…
Позже напарник рассказал Лиде, что, увидев ее в компании мужчин, подумал: «Зачем они сюда ребенка привезли?» А после очень удивился тому, что именно Лида организовала мужчин и приобрела лодку.
С того момента Лида стала работать со своим напарником вдвоем. Во время наводнения они вывезли с мест подтопления больше 60 человек. После принялись вывозить тех, кто не мог уехать из зон боевых действий. Всего на их счету — более 120 эвакуированных.
Спасение лошади
Лида рассказала об одной из последних поездок «за ленту». В феврале 2024-го в ее телеграм-канал пришла заявка на эвакуацию мамы и ее двухлетней дочери из села Казачьи Лагери.
— Я была в селе еще год назад, и всё уже тогда было плохо. Очень опасно, — рассказывает Лида. — Я не понимаю, как они могли оставаться. В тех местах не должно быть людей. Откуда там вообще ребенок?
Казачьи Лагери — населенный пункт, находящийся непосредственно на первой линии фронта. Молодая мама отказывалась уезжать без лошади. По словам 24-летней женщины, лошадь была членом их семьи. Животное было ранено, женщина выходила его, но вывезти в безопасное место самостоятельно не могла.
— Ради лошади я бы не поехала, не стала бы рисковать нашими жизнями. Но там ребенок, — объясняет Лида. — По факту мама и дочка вдвоем могли выехать, у них и машина была, но без лошади отказались наотрез.
С большим трудом получилось найти батман — прицеп для транспортировки лошади. Каждая минута остановки в населенном пункте — большой риск, поскольку машина становилась целью. А автомобиль плюс батман заметнее в разы.
— Там, во-первых, огневое стрелковое, а, во-вторых, дроны. Когда мы прибыли к месту эвакуации, нас встретили фразой «Вы что, ебанутые?! Мы были уверены, что вы не приедете. Ну кто с прицепом по таким местам ездит?!»
Лида рассказала, что двухлетняя дочь звала маму в подвал, включая фонарик. «Это же получается, что девочка всю жизнь в такой истории жила. Ужас», — делится она своими эмоциями.
Выезжали под обстрелами. Лошадь на границе не пропустили. Пограничники предложили вернуться и поставить прививку. Лида говорит, что в том районе и хлеба не купить, не то что прививку сделать.
После долгой сложной дороги лошадь удалось переправить в Крым.
— Мы тогда еле выехали живые. Сильно крыло. И минометы, и дроны. Но мы успели. Вывезли их.
Через два дня после эвакуации этой семьи в то самое место, где раньше жила мама с дочкой, случился прямой прилет. От дома ничего не осталось.
Потери
К сожалению, не все эвакуации заканчивались благополучно.
Лида с напарником занимались и тем, что возили гуманитарную помощь людям, которые отказывались уезжать. С ними Лида общалась довольно близко, заводила дружеские отношения. Одна из семей — молодые родители 22 лет и четырехлетняя дочка — не поддавались на многочисленные уговоры покинуть дом ради спасения.
— Просишь: надо уезжать, надо уезжать, потому что будет поздно. А потом приезжаешь, а от людей больше ничего не остается, — вспоминает она.
Так было и с той семьей. Когда наконец Лиде удалось убедить их эвакуироваться, то волонтер начала собирать нужные документы («буквально чуть-чуть оставалось»), а через неделю должна была уже забрать молодых родителей и дочку. Но в дом попал снаряд. Родители погибли на месте. Соседи позвонили Лиде по дороге в больницу.
— Вот, говорят, ребенок, — рассказывает она. — Я с ней разговариваю, напоминаю девочке: ты обещала в гости ко мне приехать. Говорю ей, что будет мир, что всё будет... Но ее не довезли.
В некоторых населенных пунктах осталось по десять–двадцать человек, но они от эвакуации отказываются. Основная причина, по которой люди не хотят уезжать, — страх. Люди боятся оставлять дома, боятся начинать жизнь в чужой стране.
Лида рассказала, что есть и те, кто промышляет мародерством, грабит брошенные дома. Дети таких родителей чаще всего находятся без должного присмотра.
— Говоришь: понимаете, я приеду, а у вас будет не четверо детей, а трое, они везде у вас лазают. Отвечают: нет, такого не будет. Я приезжаю, а ребенка ранило, он погиб, — говорит Лида.
Есть местные жители, которые отказываются покидать дом из-за животных.
— Наталья подобрала штук двадцать собак и кошек, — вспоминает Лида одну из таких женщин. — Говорит, что бросить их не может. И на какие средства она живет, вообще непонятно.
Шестидневная война
Летом 2023 года, в разгар затопления поступила заявка от родственников одной женщины: у той был рак на последней стадии, метастазы, нестерпимые боли. Скорая в населенный пункт на тот момент не приезжала. Лида и ее напарник решились взяться за эвакуацию.
— Мы тогда попали под сильный обстрел, — рассказывает Лида. — Ехали двумя машинами, чтобы иметь возможность ее уложить: она не могла сидеть от боли. На КПП прибыли поздно вечером, и нас не пустили. Поехали в больницу в Крыму, там медсестры пожалели, взяли без документов, без всего. Вот так, договариваясь человек с человеком, мы довезли ее до онкоцентра в Симферополе.
Вскоре к больной прилетела дочь из Европы. Женщина прожила еще месяц.
— Мне говорили: да зачем это — жизнью рисковать, она умирала всё равно. Но она же еще месяц жила, и без таких болей, и умерла в кругу семьи, а не под обстрелами.
Лида с напарником вывозили людей из Олешек, Каховки, Голой Пристани, Коханов, Збурьевки. Большинство людей после эвакуации уехали в Украину или в Европу.
— Мне присылают фотографии из-за границы. Какие-то фестивали, праздники, тоже интересно, всё в мире разное… Бабушки шлют открытки в WhatsApp на все церковные праздники, я теперь в курсе, когда что, — смеется Лида.
В волонтерских чатах было очень много разговоров о том, стоит ли помогать жителям Курска. Лида поехала.
— Сложно с теми, у кого всё либо черное, либо белое, в одну сторону. Потому что, когда ты бываешь на войне и видишь тела, и всё, что там происходит, у тебя всё сложнее… Хочется, чтобы всё кончилось.
В Курске Лида пробыла недолго. На территории работают провоенные волонтеры. Лиде дали понять, что делать ей тут нечего. По словам Лиды, помощи там в разы больше, чем в Херсонской области.
— Я видела, как журналист спросил человека, сколько он от обстрелов прячется. Тот человек ответил: всю войну. Журналист удивился, спрашивает: больше двух лет? А человек отвечает: нет, шесть дней. То есть для людей война там только шесть дней шла. Мне стало тяжело, поскольку я помню и Изюм, и Мариуполь. Сейчас в Курске такое, а они не видели, не слышали до этого ничего.
Там и здесь
На вопросы о том, насколько страшно находиться в зоне боевых действий, Лида рассказала, что понимает: от большинства людей ее отличает психическая устойчивость.
— Мне и водитель говорит, что, когда дроны над нами зависали, я не дергалась, словно ничего не происходит, как будто я уже несколько войн прошла. Я стабильна, — рассказывает она. — Для меня главное — чувство завершенности. Везем, везем, всех вывезли, все деньги потратили, за деньги отчитались, и я наконец спокойна до следующего раза.
Хотя однажды по приезде в Москву накопленные эмоции выплеснулись у Лиды наружу: на вокзале девушка разрыдалась. В обычной же мирной жизни последствия пребывания в зоне боевых действий почти незаметны. Изредка, слыша звук мотоцикла, схожий с полетом дрона, Лида просыпается. А заходя в помещение, автоматически ищет вариант укрытия.
— Я не падаю на асфальт при резких звуках, — говорит Лида. — Мне гораздо страшнее, когда кто-то рассказывает о себе жуткое, о детях. По-настоящему страшно, когда везешь восемь человек на борту, едешь по опасному участку. И понимаешь, какая на тебе ответственность за людей. Ведь то, что мы тут с водителем, это наше решение, а за людей, которых забрали, страшно.
Несмотря на опасность и полученные травмы, Лида продолжает выезжать по заявкам. Сначала о поездках дочери Лидина мама ничего не знала, а после первой контузии дочери грозилась отобрать паспорт, просила остановиться.
Не так давно Лида вышла замуж. Супруг тоже против ее выездов на фронтовые территории.
— С боем меня отпускают, — признается Лида. — Но они понимают, что если я не помогаю, если я абстрагируюсь, мне очень плохо. Они герои, что отпускают меня. Я бы с ума сошла. Но я аккуратнее, чем была вначале. Тогда я была очень эгоистична.
Напарник Лиды много лет назад участвовал в военных действиях. Он научил ее, как оказывать первую медицинскую помощь, как вести себя во время атаки, а также — как распознавать ненадежных людей и не доверять всем подряд.
На предположение о том, что у Лиды адреналиновая зависимость, волонтер ответила так:
— Мне не обязательно находиться в опасности, чтобы помогать. Не все эвакуации проходили под обстрелами. И я не лезу для галочки, чтобы просто героически залезть. Если не надо ехать — не еду. Все наши поездки были оправданы.
В повседневной жизни Лида режиссер. Но когда началась война, Лида забросила работу. Лишь изредка бралась за проекты.
— После самых тяжелых эвакуаций у меня не было моральных сил возвращаться в кино, снимать рекламу, — делится Лида — Нужно думать головой, руководить командой, а она каждый раз новая. У меня позиция второго режиссера, а я девочка полтора метра, изначально меня не воспринимают всерьез. Каждый раз это большие умственные и моральные затраты, чтобы авторитет завоевать. И в целом мне казалось это немного бессмысленным.
Чтобы не сидеть без дела между выездами и обеспечивать себя финансово, Лида устроилась работать на склад в службу доставки — сборщицей. График можно было выстраивать так, как удобно, и это не мешало ее поездкам. Лида могла заниматься вывозом мирных людей, оставаясь на оккупированных территориях по несколько месяцев, а после возвращалась в Москву и ежедневно работала по пятнадцать часов на складе. Лида сильно уставала физически, но благодаря этому она, приходя домой, моментально засыпала.
Сейчас эвакуаций стало меньше, и морально Лида чувствует себя лучше, поэтому она вернулась к режиссуре, работает в театре и на съемочной площадке. При этом Лида не планирует прекращать помогать и готова вновь отправиться в зону боевых действий ради спасения мирных людей.
