Как будто бы был выбор
- Подробности
- 303
- 17.11.2024
- Анэля КУПБАЕВА
Почему кандидат в президенты Амиржан Косанов во время кампании 2019 года не стал бороться за лишние проценты? Интервью, которое никак (почти) не связано с тем, что будет в 2029 году
В последние несколько недель одной из самых обсуждаемых тем в СМИ стала возможность досрочных президентских выборов. И хотя в этом для Казахстана нет ничего необычного (вот если бы выборы хоть раз проводились в срок — тогда да!), в контексте поиска будущего преемника Токаева и возможного ренессанса «старого Казахстана» высказывания отдельных журналистов выглядели весьма скандально. Между тем, единственная конкурентная за последние два десятилетия президентская кампания в этом году отметила свой пятилетний юбилей. В 2019 году во время досрочных выборов президента Касым-Жомарту Токаеву противостоял «кандидат против всех» в лице политика и оппозиционера Амиржана Косанова. Косанов шёл в президенты вопреки даже мнению своих соратников, однако по официальным данным за него проголосовало 16,2% избирателей. А по неофициальным — и того больше: наблюдатели не только отмечали нарушения в ходе голосования, но и намекали, что истинные результаты выборов могут привести едва ли не ко второму туру. Сам Косанов признал 16,2%, чем навлек на себя гнев протестного электората и обвинения в отказе от борьбы.
Спустя пять лет Косанов получил от президента Касым-Жомарта Токаева госнаграду, а в интервью «Новой-Казахстан» политик рассказывает, что случилось в 2019 году — и пойдёт ли он на следующие выборы.
— С момента внеочередных выборов 2019 года прошло пять лет. Что же произошло тогда на самом деле, и почему вы не стали настаивать на других данных по голосованию?
— Сразу же скажу, меня никто не уговаривал, меня никто не устрашал, меня никто не подкупал. Власти, я думаю, тогда совершили серьезную ошибку, допустив меня на выборы. Они, наверное, рассуждали так: Косанов был в руководстве оппозиционных партий в девяностых и в начале двухтысячных — но после 2012 года, когда Жармахан Туякбай не допустил его на съезд в своей партии, теперь это просто общественный деятель без всякой политической инфраструктуры. У меня и вправду не было партии, у меня не было серьезных СМИ, которые меня бы поддержали. Думаю, что власти тогда решили: давайте «допустим» Косанова на выборы, у него все равно нет никакой организации. При этом выборы были значимыми: скажем так, это были выборы начала транзитного периода после Назарбаева. И я боролся не с Назарбаевым, я боролся уже с Токаевым. Хотя, конечно, одним из плюсов Токаева было то, что он уже тогда начал говорить о демократических преобразованиях и тем самым расширил свой потенциальный электорат.
Я хочу сказать, что, как бы это трагически ни звучало, меня [моё решение признать 16,2% голосов «за»] оправдал Кантар. Когда я сказал, что не хотел кровопролития, и чтобы казахи друг в друга не стреляли, многие тогда мне не поверили: мол, второго Жанаозена не будет, и это все страшилки и отговорки. Но после Кантара эти же люди сказали: «Амиржан, извини, мы тебя не поняли. Оказывается, казахи могут друг в друга стрелять ради захвата власти». Я руководствовался только одним принципом: «Какие бы у тебя ни были политические амбиции, не навреди своему народу». Так что в историческом, политическом и моральном плане моя совесть чиста.
Что были фальсификации на выборах, я это тоже признаю. Я никогда не говорил, что это были честные выборы. Итоги признаны были только затем, чтобы не было кровопролития. Мы бы могли набрать и 30%.
— Официально вы набрали 16,2% голосов «за». Откуда взялось представление о 30%?
— Думаю, на таких подсчётах сказался фактор Зеленского и Саакашвили, когда на постсоветском пространстве, похожие на наш, многолетние авторитарные режимы падали, и к власти приходило новое поколение политиков. Наше общество тоже, вероятно, думало, что Косанов победил или набрал много. Эти цифры возникли из-за того, что было понимание: голосовали не столько за Косанова — как среднестатистического гражданина, многолетнего оппозиционера, со всеми своими недостатками и плюсами, — а из-за неприятия существовавшего тогда режима. Возможно, я был предвестником изменений, реформ. Почему я в итоге потерял голоса? Во-первых, Токаев говорил о том, что он будет проводить реформы — тем самым все-таки обнадежил народ и заимел своих сторонников, все-таки он не был Назарбаевым. Ну и вторая причина – это старая оппозиция, которая 30 лет боролась с Назарбаевым. Она не только не поддержала, но и фактически боролась против меня.
— Сложись всё по-другому, вы бы продолжили политическую борьбу в тот момент?
— Политика — это искусство возможного. Надо идти по пути компромисса. Я уже как-то говорил про внутривидовую конкуренцию в оппозиции и элементарную человеческую зависть со стороны тогдашних коллег. Думаю, что после тех выборов вот эти 16,2%, полученные мною, надо было использовать. Надо было всем нам собраться и сказать: да, господин Токаев, мы набрали 16,2%, мы с Амиржаном. Да, во время выборов мы его не поддержали, не верили, что будет такой результат, потому что до него такого процента никто не добивался. Вот если бы мы тогда собрались вместе и сказали: да, мы проиграли, но мы проиграли с 16,2% — то по тогдашнему закону о парламентских партиях та политическая партия, которая набирала 10% на выборах, автоматически входила бы в парламент. И тогда в его составе было бы как минимум 16% представителей оппозиции, если не больше.
Поймите, я не за президента или госчиновника болею, я болею за каждого казахстанца, который живет в стране. У меня никогда не было и нет самомнения типа: «Я должен быть президентом, потому что 20 лет ходил в оппозиции». Нет, я должен служить этому государству, должен в меру своих сил, способностей сделать так, чтобы государство стало лучше, жизнь людей стала лучше, чтобы было больше демократии. Вот эта формула для меня важна. А есть такие люди, как Аблязов, которые считают, что, если ты живешь в Казахстане и тебя не сажают в тюрьму, не травят, да еще и регистрируют на выборах — значит, ты продажный. Но, извините меня, я живу в этой стране и не нарушаю её законы, не совершаю противоправных дел. И вообще, это не значит, что власть меня любит. Власть меня терпит, но терпит в силу своей пока еще толерантности.
— Как вы думаете, может ли закончиться это терпение?
— Есть два вида лидеров. Те, кто знает всемирную историю, и те, кто не знает. Токаев относится к той категории, кто знает: он же все-таки интеллигент, сын писателя, был главой МИДа многие годы. Он в курсе демократических традиций в других странах. Поэтому Токаев, скорее всего, понимает, что не будет вечным президентом, что не должно быть культа личности, что в стране должна быть оппозиция. Скажем так, оппозиция в рамках действующего законодательства: не такая, которая хочет совершить государственный переворот — а нормальная, государственно ориентированная оппозиция.
— Но при этом критикующая власть?
— Критикующая, представляющая альтернативные мнения. Я не видел Токаева лично с 90-х годов. Мы вместе выезжали за рубеж в рамках правительственной деятельности, у нас были достаточно добрые отношения. Но сейчас он глава государства. И Токаев должен понимать, что тот этап, который был при Назарбаеве — когда убивали политических деятелей, когда сажали в тюрьмы неугодных людей — прошел. И, видимо, поэтому они меня терпят.
Я от своих слов, которые говорил в течение 30 лет про власть, не отказывался и не отказываюсь. Прошло уже больше пяти лет, как Токаев во власти. И он должен отвечать за свои поступки, за свои решения. Мне не нравится кадровая текучка в стране. Мне не нравится, как формируется парламент. Там нет людей, которые могут сказать: «Господин Токаев, вы неправы». Это говорит о том, что весь процесс регулируется администрацией президента.
— А вы теперь к Токаеву как относитесь?
— Обычно я в таких случаях говорю: на 50% его поддерживаю. Он говорит правильные вещи: о государстве, о сильном парламенте и так далее. Президент принимает правильные законы, он возвращает незаконно выведенные средства. Токаев запустил процедуру выборов районных и городских акимов. Но мне — как гражданину, как независимому политику — не нравится, как все это исполняется. То, что было при «старом Казахстане» на нижнем уровне исполнительной власти — таким же и остается. Да и парламент - не зеркало плюралистического общества. Там должны быть представители оппозиции, которые не согласовывали бы свое мнение с администрацией президента. Но этого же не случилось.
— Скоро новые выборы президента. Будете в них участвовать?
— Знаете, что мне не нравится? Когда мы были единой оппозицией, кое-кто из наших коллег кукарекал раньше всех и говорил: я готов стать президентом. Я всегда говорил: ребята, должно пройти время. Должны быть объявлены президентские выборы, надо посмотреть на расклад политических сил, кого выдвигает действующая власть. Условно говоря, если действующая власть выдвигает сильного кандидата, то и конкурент от оппозиции должен быть сильным. А если власть выдвинет адекватного кандидата, у которого будут идеи, созвучные нашим — надо подумать стоит ли нам выдвигать своего. И альтернативная сила должна быть объединенной. Мой горький урок в том, что я был один, но не един. А один в поле не воин.
И вообще: хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах…
