«Тюльпан» — игровой розыгрыш документального метода Дворцевого. Обычно режиссер поселялся вместе с героями, потом включал камеру без пленки, чтобы с ней свыклись. Потом снимал… «Тюльпан» сыгран по нотам игрового кино. Но актеры в кадре смешиваются с непрофессионалами, в неспешный чабанский быт вклиниваются забубенные истории Асы про борьбу с осьминогом. И за стилевой эклектикой обнаруживается поразительная, противоречащая натиску цивилизации внутренняя устойчивость кочевой жизни. После премьеры в зале «Дебюсси» изощренная каннская публика устроила картине овацию. Жюри же решило: если и есть в программе «особый авторский взгляд», то им обладает российско-казахстанско-германская работа Сергея Дворцевого.

Джонни Марко — голливудская звезда (фанаты подкладывают под вымышленное имя образы реальных корифеев, чаще всего — непредсказуемого Джонни Деппа, но отчего бы и не двоюродного братца Софии Николаса Кейджа, урожденного Кима Копполы?). Джонни живет в отеле с печально знаменитой репутацией на бульваре Сансет. Об отеле «Шато Мармон» пишут романы, снимают фильмы, здесь со времен золотого Голливуда останавливались первые киновеличины: устраивали умопомрачительные вечеринки, ломали мебель, выпадали из окон, сходили с ума, принимали овердозы. И герои Софии Копполы чаще всего — скитальцы: живут либо в гостиницах, либо во дворцах, как Мария-Антуанетта. По сути, кинозвезды в нынешнем мире превратились в настоящих кочевников.

Джонни Марко — из поколения «скромных звезд», уставших от собственной популярности, непричесанных, в поношенных джинсах. В «Шато Мармоне» он прячется от докучливого любопытства толпы. День Марко расписан поминутно его агентом. Ничего постоянного — ни машины, ни женщины, ни жилья: фотосессии с колкими партнершами, монотонные пресс-конференции («Ваш любимый метод игры?»), идиотские киноцеремонии, номера с бассейнами, однообразный секс с разными красотками («Он просто душка!»).

За фасадом жизни напоказ — смертная скучища, усталость, разочарование. Ключевое состояние — «хочется спать». Две блондинки-стриптизерши в розовых халатиках нараспашку зазывают «клиента», вертясь на шестах… и под его сладкое посапывание беззвучно ретируются, складывая разборный реквизит в чемодан. Он засыпает на пике сексуальной преамбулы после загульной вечеринки. Дремлет под тонной грима на лице, пока гримеры-искусники сотворяют дряблого старика. Потом долго смотрит в свое дориано-греевское отражение. Он стар? Молод? Умер? …И видеть сны. И «переспать» кризис среднего возраста. Оттого что тебе готова отдаться любая, одиночество кажется невыносимее.

Коппола сняла фильм про знакомую не понаслышке болезнь публичного одиночества. Неизлечимую почти… Пока в темном царстве звезды не возникает луч света — 11-летняя дочь Клео. Роль каникулярного папы (у мамы непредвиденные обстоятельства) не то чтобы все меняет (это было бы слишком просто). Но делает пространство жизни Джонни объемнее. Самооценку — более трезвой. В общем, надо как-то восстанавливать шкалу ценностей, даже если это грозит возможностью ощутить себя ничтожным фантиком. Коппола микширует эмоции, рассказывая тишайшим голосом обыденную историю одной звезды. Сводить Клео на фигурное катание, поиграть с ней в «приставку» (ты будешь Шараповой или Навратиловой?), побренчать на гитарах. Потащить с собой за океан на вручение премии в миланском дворце. Воспитание? Лишь в форме работы над собственными ошибками.

В фильме сильный автобиографический акцент. София — девочка из «детской» Голливуда, взрослеющая в звездном закулисье в тени знаменитого отца. Коппола признается, что некоторые из сюжетных поворотов — вариации на тему их семейных взаимоотношений. Она пишет киносочинение от первого лица, фоном для горьковатой истории избрав ландшафт «сладкой жизни», многажды описанный классиками от Феллини до Вайды, от Фицджеральда до Буковски.

На главную роль приглашен Стивен Дорф, потому что «знает что-то про опустошенность». В роли Клео — голливудский чудо-ребенок, 11-летняя Эль Фаннинг, младшая сестра Дакоты Фаннинг, ее фильмографии позавидует взрослая актриса. Эль по-детски простодушна, по-женски кокетлива, не по возрасту мудра. Такое вот «семейное» кино.

Диалог инфантила отца и взрослой дочери режиссер переводит в плоскость выразительных знаков, красноречивых взглядов. Все фильмы Софии Копполы — о трудностях перевода. Об усилиях самоидентификации с помощью другого. Хрестоматийный сюжет «отцов и детей» рассмотрен в оптике личного, предвзятого взгляда. В этом главная особенность и необъяснимое обаяние непритязательной картины.

Режиссер, снявший полюбившуюся всему миру «Королеву», затеял кино для зрительской отрады. «Неотразимая Тамара» — многослойный пирог, в котором в точной пропорции чередуются интеллектуальные «коржи» со сладкой кремовой прослойкой. Фрирз перенес на экран популярный комикс про житье-бытье старинной дорсетской деревни, куда возвращается Тамара (Джема Артертон). Некогда носатая страхолюдина по кличке Клюв. После ринопластики Золушка превратилась в  принцессу, натурально, сшибающую с ног местных и заезжих жителей.

Но главной достопримечательностью графства Дорсет является не сногсшибательная Тамара, а пансионат «Вдали от обезумевшей толпы». Сюда стекаются писатели из разных стран, дабы на лоне природы творить нетленки типа «Его прикосновение доставило ей неземное наслаждение» или «Что такое домашний суд в поэзии викторианской эпохи?».

Хоть автор и сжимает пружину комедии положений, вычерчивает с помощью откровенно абсурдных героев пикантные любовные многоугольники, невооруженным глазом видно — все это игра. За простеньким игривым фасадом тонкий стилизатор Фрирз сплетает для интеллектуалов кружево из ироничных авторских комиксов Пози Симмондс (любительницы просвещения нравов среднего класса), наблюдательных зарисовок Томаса Харди (автора известного романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей»), прежде всего в его умилительной в своей преданности викторианской эпохе пасторали «Вдали от обезумевшей толпы». В общем, Фрирз щедро восполняет отчаянный кинематографический дефицит, предлагая зрителю тонкую комедию про странных, но вполне симпатичных людей.

Авторам трех картин, балансирующих между артхаусом и зрительским кино, по вкусу надевать на свои творения простодушный, почти опереточный колпак. Их фильмы примеривают маски незатейливых сюжетов: «как сельский дурачок женился», «как прожигателя жизни дочка образумила», «как дурнушка себя и всю деревню преобразила». А дальше выбор зрителя: барахтаться в мелких водах на надувном кругу «кино для широкой публики» или погрузиться в глубокие слои и смыслы «кино для избранных»