Президентская комиссия по модернизации: воспоминания о будущем
- Подробности
- 6184
- 06.05.2015
- Петр СВОИК, экономист, кандидат технических наук
14 лет назад автор этой статьи был инициатором создания такой же комиссии
Осенью 2001 года, когда Мухтара Аблязова и Галымжана Жакиянова уже осудили и отправили в колонии, я написал записку на имя президента. А Ермухан (Ермухамет Ертысбаев – тогда помощник главы государства. – Ред.) ее занес. Суть ее такова: раскол элит дошел до опасного предела, пора отыгрывать назад, через поэтапную демократизацию власти. Начинать целесообразно с перевода властей городов, поселков, крупных сел и аулов на самоуправление по европейскому типу: самостоятельная компетенция и собственный бюджет, наполняемый в том числе за счет установленной части государственных налогов. И, само собой, акимов – глав исполнительной части такого местного самоуправления, назначать не сверху, а избирать самим горожанам или маслихатам — представительными органами местного самоуправления (МСУ).
Такая демократическая модернизация не только не посягает на президентскую вертикаль, но и, наоборот, существенно облегчает ее деятельность. Поскольку снимает с правительства и территориальных наместников президента (областных и районных акимов) заботу о всяких там водопроводах-канализациях, тарифах на теплоснабжение и прочей проблематике, которой насыщены все большие и малые поселения, но которой вовсе нет на централизованно управляемой унитарной территории Республики Казахстан.
И далее, в том же духе, заканчивая переходом на парламентское формирование правительства. А для реализации такой поэтапной реформы в записке предлагалось создать Национальную комиссию по демократизации.
И при этом параллельно помиловать президентскими решениями Аблязова и Жакиянова.
Похоже, записка оказалась кстати. Президент отписал ее Тажину (Марат Тажин – в те годы первый заместитель главы Администрации и помощник президента по вопросам национальной безопасности. — Ред.) с энергичной резолюцией насчет реализации. Мы встретились, и первые слова, которые сказал мне Марат Мухамбетказиевич в своем кабинете, были такие: «За то время, пока Вас здесь не было, Петр Владимирович, режим сильно изменился, и не в лучшую сторону. Но я лично считаю это предложение последним шансом и готов сделать для его осуществления все, что смогу…».
Мы быстро составили проект президентского Указа о создании Комиссии по демократизации и стали собирать под ним положенные визы. Дело, надо сказать, пошло быстро и почти гладко. Только Минюст немного посомневался насчет законности нигде не прописанного органа, но тоже согласовал текст.
Под конец я зашел с почти готовым Указом уже к Абыкаеву (Нуртай Абыкаев – тогда глава Администрации президента. — Ред.). Тот уже был в курсе, слегка посомневался только насчет помилования, проект же завизировал и взялся тут же проводить меня к президенту. Но после звонка сказал, что надо немного подождать, и отослал меня обратно к Тажину.
Марат же сказал: «Комиссия по демократизации – это важно, но у Вас должен быть и аппаратный статус, иначе трудно будет работать. Вас на госслужбе давно не было и нужен адаптационный период». Я ответил, что не возражаю, и что из тех направлений, в которых мог бы быть сейчас наиболее полезным, да и самому мне это близко и интересно – это по ведомству труда и социальной защиты. Но поскольку вопросы Комиссии по демократизации выходят за пределы компетенции любого министра, нужен параллельный статус вице-премьера.
Марат сказал, что примерно так он себе и представлял, и что теперь я должен переписать свою записку с этим дополнением. Переписали, оставили машинистке и разошлись. На следующее утро Тажин выносит перепечатанный на хорошей бумаге текст уже в специальной папке, почтительно держа ее на вытянутых руках. Просит внимательно прочитать и подписать, к чему и приступаю. В тексте все верно, кроме одного: вместо «в статусе министра труда и социальной защиты – вице-премьера» напечатано «вице-министра». Указываю на неточность Тажину, он ахает, ссылается на новенькую неопытную машинистку, оплошность выправляется, и я бумагу благополучно подписываю.
Опять звонок насчет времени приема, и новый оборот: коль скоро мне теперь работать в правительстве, надо согласовать еще с премьером, которого мы по линии Указа о Комиссии по демократизации до этого обходили.
Меня заводят к Тасмагамбетову (Имангали Тасмагамбетов – тогда премьер-министр РК. — Ред), с ним разговор получается тоже вполне нормальным. За исключением одного: против помилования он возражает категорически. И при этом говорит, что если бы я знал, чем сейчас занимается Аблязов на зоне, то вряд ли за него ходатайствовал бы.
И здесь маленькое отвлечение. Время прошлое, можно и рассказать: телефонная связь с Аблязовым у нас тогда была. Галымжана — с ареста и до выхода на свободу — держали очень строго, а с Мухтаром мы элементарно созванивались, и он был в курсе того, чем я занимаюсь во властных кабинетах. До последнего все одобряя, он вдруг категорически заявил, что мне надо прекращать, и что из этого ничего хорошего не получится.
По-видимому, и сказанное мне Тасмагамбетовым, и резкий поворот в настроении Мухтара по времени и по смыслу совпали в одном. Накануне Аблязова «накрыли» с компьютером, в котором была та самая книга, существование которой и подлинность авторства через пару-тройку лет бурно обсуждались в Интернете.
И еще одно уточнение: эпизод, на котором Мухтар опять «попался», после чего его перевели в другую зону и начали «прессовать» уже всерьез, вследствие этого и случилось его помилование, пресс-конференция об отказе от политической деятельности и отъезд в Москву в возвращенном банкирском статусе — это уже другая и более поздняя история, которую тоже стоило бы поведать участвующим в ней лицам. В конце концов, тот факт, что оппозиционной партией ДВК несколько лет параллельно руководил Комитет национальной безопасности — заслуживает публичного знания. Без этого история демократической оппозиции в Казахстане будет не полной и не до конца объясняющей происходящее не только тогда, но и сегодня.
Ну, а тогда в конце разговора премьер сообщил мне, что президент сейчас улетает, он едет его провожать, по дороге все доложит, и по возвращению главы государства мы закончим. А что мне пока делать — знает Тажин.
Возвращаюсь к Тажину, и он говорит, что пока президент в отъезде, мне надо опубликовать статью во «Времени» — как раз о Комиссии по демократизации. Пожалуйста, говорю, хотя странно, что вы отдаете инициативу оппозиции, не лучше ли это сделать в «Казправде» и кому-то из руководства? Нет, так решено, так и делайте.
Возвращаюсь в Алма-Ату, Мельцер (Игорь Мельцер — тогда главный редактор газеты «Время». — Ред.) уже в курсе и потирает руки в предвкушении публикации. За основу берем ту же записку, Игорь Максимович умелой рукой убирает оставшиеся оппозиционные шероховатости, отсылает куда надо. Тажин соглашается, но факсует дополнительный абзац – совсем уж верноподданнический. Говорю Игорю: тут что-то не так, из оппозиции я после такой публикации вычеркиваюсь, но и к власти не приписываюсь. Статью отложили, и на этом я посчитал свою попытку законченной.
Но через несколько дней позвонил Ермухан – есть намерение продолжить. Чуть позже прилетел Тажин, и мы обговорили продолжение. С одним только новшеством: на Комиссию предлагалось поставить двух сопредседателей – Ертысбаева от администрации и Своика от оппозиции. С чем я сразу согласился – с Ермуханом у нас получилось бы.
Маленький эпизод попутно: Марат предложил спокойно поговорить за городом, поехали на знакомый мне дачный пригорок, с видом на город, вышли из его шикарного «Мерседеса», прохаживаемся, разговариваем. Идет какой-то человек, слегка пьяненький, и издалека кричит: «Мужик, ты хоть знаешь, с кем говоришь – это же Петр Своик!». Думаю, оппозиция тогда сильно подросла в глазах аппарата президента.
Ну вот, мы опять в Астане, Тажин опять идет к президенту, опять насчет встречи. Возвращается и говорит: «Глава государства со всем согласен и предлагает для усиления поставить во главе Комиссии Мухамеджанова (Бауржан Мухамеджанов – тогда вице-премьер. — Ред.), а вы будете у него заместителями».
Тут уж я не выдержал: достаточно, говорю, знаю Бауржана, чтобы представить, какая с ним во главе получится демократизация. На этом мы с Маратом пожали друг другу руки и расстались окончательно.
Двигаюсь уже в сторону вокзала, но звонит Ермухан: «Не уезжай, президент собирает какое-то важное совещание, по твоему вопросу, кажется». Жду его в кафешке, он приезжает уже поздно, глаза круглые и говорит шепотом: «Я президента таким еще никогда не видел!».
На совещание, помимо всех упомянутых, пригласили еще председателей Мажилиса и Сената. Туякбай (Жармахан Туякбай – тогда председатель Мажилиса — Ред.), кстати, годы спустя тоже рассказал мне об этом. Началось, со слов Ермухана, с жесткого «наезда» президента: как они все могли до такого додуматься, зачем визировали и кто позвал сюда Своика?! И под понурое молчание присутствующих только отважный Ермухан сказал: «Я, Нурсултан Абишевич!». После чего президент сразу смягчился, сказал, что он и сам не против Своика, но почему тот статью не опубликовал, и от комиссии отказывается…
Короче, уже на следующий день было опубликовано решение президента, но только не в форме Указа, а распоряжения, и о создании не Комиссии, а ПДС – постоянно действующего совещания по вопросам демократизации. Под председательством Бауржана Мухамеджанова.
Дальнейшее происходило уже в публичном поле: в формате ПДС прошло несколько заседаний, постепенно выдыхающихся и фактически ничего не родивших. Да и где бы чему родиться, если кроме помпезных заседаний в алма-атинском Доме Дружбы, с журналистами и телекамерами, на которых каждый нес что-то свое, никаких рабочих механизмов создано не было.
Позже захлебнувшийся процесс попытались реанимировать – появилась уже Национальная комиссия по вопросам демократизации (НКВД), и при ней даже тематические рабочие группы. Планировалось, что итоговые наработки будут обсуждены уже под председательством президента — но и эта затея закончилась практически ничем…
И вот, накладывая всю ту подоплеку на объявленное президентом намерение создать при себе Национальную комиссию по модернизации, я и думаю: опять все повторяется и опять впустую, или нет?
Тогда, конечно, проглядывало желание как-то подловить и использовать оппозицию, но все-таки не в этом, и не во мне лично было дело! ПДС, а потом НКВД на самом деле были созданы, значит, определенных подвижек власть хотела. Те же последовавшие после пустопорожней НКВД затеи с «экспериментальными» выборами сельских и поселковых акимов, а потом кампания по «выборам» районных акимов – тоже показатель стремления хотя бы к низовой политической модернизации. Полностью, впрочем, административно контролируемой.
Поэтому, честно сказать, до сих пор не берусь определить пропорцию между рефлекторно показушным стремлением президентского режима имитировать любую «демократизацию» и реальной готовностью-потребностью действительно начать поэтапную модернизацию персональной власти в институциональную.
Будем объективными: раскол по линии «Демократического выбора Казахстана» тогда действительно потряс правящий режим, привел к серьезному его ожесточению и одновременно сцементировал. Вырвавшееся наружу противостояние Алиева с тандемом Аблязов-Жакиянов и другими «младотюрками» обернулось для президента сразу двумя неприятными открытиями: его, оказывается, давно уже предал ближайший родственник, а в преданности ему отказали его самые перспективные выдвиженцы. Никому нельзя верить, и ни с кем нельзя делиться даже толикой власти – вот два практических вывода из истории ДВК.
И теперь, когда сделана очередная заявка на создание президентской комиссии по модернизации, вопрос, насколько это будет привычно имитироваться, а насколько – действительно осуществляться, остается по-прежнему открытым.
С одной стороны, начало политической модернизации обуславливается завершением модернизации экономической — читай, не начнется никогда.
С другой стороны, даже до очередных выборов в Мажилис осталось менее полутора лет — если когда-нибудь и модернизировать парламент, то начинать надо безотлагательно.
С одной стороны, президентом произнесены сакраментальные слова о поэтапной конституционной и парламентской реформе – никогда раньше такого не намечалось и не объявлялось, хоть что-то в этом направлении придется делать.
С другой стороны, кто сказал, что придется? Сказано же, что сначала надо модернизировать экономику…
Одним словом, остается только ждать и наблюдать. И при этом знание, как почти то же самое происходило, или могло произойти, еще полтора десятилетия назад, нам сейчас тоже не помешает. Во всяком случае, если ни надежды или уверенности, то философического спокойствия оно нам добавит…
