СЛОВО ПРО ШУРУ
- Подробности
- 1627
- 06.10.2024
- Вадим КЛЮВГАНТ, адвокат
Мэтру казахстанской адвокатуры исполнилось бы 70
Принято считать, что знакомства, заведённые в зрелом возрасте, в дружбу не перерастают. И это верно, как общее правило. Но на то и правила, чтобы были из них исключения. В моей жизни одним из таких редких исключений стал Шура, Шурочка - адвокат Александр Владимирович Розенцвайг.
Бурные события вокруг «дела ЮКОСа» и его последствий свели и познакомили нас примерно полтора десятка лет назад. Мы оба уже были очень взрослыми и состоявшимися людьми, каждый со своими укоренившимися привычками и сложившимся кругом общения. Обстановка и повод для знакомства тоже не способствовали особому сближению с новыми знакомыми того времени, и далеко не все из этих знакомств переросли во что-то большее. А некоторые и вовсе вскоре прервались по разным причинам.
Но как-то быстро и незаметно, само собой случилось так, что именно с Шурой мы подружились по-настоящему. И очень скоро стало понятно, насколько мы на одной волне во всём главном в этой жизни. Правда, его кулинарные таланты для меня были недостижимы, но их прекрасные материальные плоды я вкушал многократно и с наслаждением. Более того, на этой почве знакомство и дружба стали семейными, и наше совместное гурманство происходило, в том числе, и в моём доме.
Возвращаясь же к главному, скажу, что мы, несмотря на расстояние и разницу часовых поясов между Алма-Атой и Москвой, просто пошли по жизни вместе, постоянно сверяя часы – профессиональные и человеческие. Мы знали дела друг друга, обсуждали их, устраивали мозговые штурмы, обменивались книгами, статьями, выступлениями. Мне не раз приходилось видеть и слышать Шуру на профессиональных форумах и дружеских посиделках, будь то в Алма-Ате, Москве или Лондоне. Приходилось быть очевидцем и того, насколько весомо, содержательно и авторитетно было его слово, и того, насколько без оглядки и нелицеприятно он говорил правду первым лицам корпорации, и того, насколько уважительно, даже как-то покорно эта правда ими воспринималась. И было понятно: это не от страха, а из глубокого уважения. Потому что не за себя он сражался, не красовался и не свой корыстный интерес преследовал – быть востребованным и хорошо зарабатывать в профессии он умел по-честному, своими трудами и талантами, а нарциссизм и спесь были ему чужды органически. И поэтому, независимо от занимаемых или оставленных официальных постов, всегда был моральным авторитетом и, если угодно, лидером мнений. Его искренне и трепетно любили (и не сомневаюсь – до сих пор любят) ученики и воспитанники, а он отвечал им взаимностью, но скидок не делал, высоту планки не снижал. Одним словом – Мэтр. Но при этом живой человек, не монумент.
Колючесть и неуживчивость с теми, кто был ему «поперёк», удивительным образом гармонично соседствовали в нём с нежной заботой о маме, искренним и бескорыстным вниманием к друзьям, готовностью прийти на помощь. А фирменная тонкая ирония и чувство юмора, широкая эрудиция и мощный интеллект помогали успешно справляться с первыми и быть интересным и желанным для вторых. Рядом с ним всегда (даже если это было виртуальное «рядом») было тепло и уютно, причём независимо от конкретного повода для общения, который мог быть и неприятным. Вот бывают такие люди: видишься с ними нечасто, а ощущение такое, будто они всегда рядом, и редкие встречи происходят так, как будто только что расстались, и всё понятно без лишних слов.
Известие о его внезапном уходе из жизни стало тяжёлым ударом, образовало сердечную дыру. Дыра продолжает зиять, и легче с годами не становится. «Опять стою, понурив плечи, не отводя застывших глаз: как вкус у смерти безупречен в отборе лучших среди нас.» (Игорь Губерман).
Ну, а жизнь неумолимо продолжается, да так, что невольно порой думаешь: может и лучше, что он этого не видит и не знает… И он точно был бы одним из тех очень немногих, с кем сейчас можно и хочется быть откровенным.
С красивой датой, дорогой друг. И спасибо тебе за всё.
