Материалы

Парламент: стыдливая вуаль Власти

Подробности

8946

03.11.2011

Амантай ДАНДЫГУЛОВ, главный редактор «Новой» — Казахстан»

Власть: артефакты и атрибуты

Вытащить одного, отдельно взятого человека из нищеты в принципе возможно, но вот вытащить нищету из человека – порой воистину сизифов труд. Плебейское бытие, определяющее – в соответствии с классическими постулатами – плебейское сознание масс, лишает страну прочных корней, кастрирует дерзкие устремления государства в достойное будущее. Осознание себя гражданином, ответственным за свою малую Родину и за судьбу всей Отчизны, чувство сопричастности к разрешению стратегических задач государства, возможность повлиять на важные политические решения лично или через делегирование своих интересов выборным представителям – все эти базовые постулаты гражданского общества превращаются в спам-агитку, едва в мозгу укрепляется цинично-равнодушное «а мне это надо?»... 

Неспекулятивная история

Обращаясь к истории, мы видим, как было важно для Казахского ханства сохранить свой суверенитет – в противостоянии с нашествиями полчищ джунгар, ввиду опасной близости могущественной Российской империи, готовой проглотить степные просторы. И секрет успешного выживания между этими двумя жерновами оказался на удивление прост – как, впрочем, и все гениальное. Опираясь на историю и обычаи народа, в языке которого местоимению «мы» отведено гораздо больше места, чем «я», великие степные властители смогли дать фору монархической Европе: классическому «L’etat c’est moi!» («Государство – это я!») казахи противопоставили антитезу «Көптің қолы көкке жетеді» («Народ встанет – до неба достанет»). Лишь скрупулезно изучив и успешно освоив тонкие механизмы участия широких слоев единокровников в жизни всего клана, будущий хан получал карт-бланш для возвышения на белой кошме. Поддержка элитами его кандидатуры обретала в этом случае буквальный смысл – брось кто-нибудь край белой кошмы в торжественный момент, и рухнет тщеславный властолюбец вниз с кошмы под всеобщий смех и улюлюканье. Ханы, бии и султаны бережно сохранили эти основы народовластия, и семя дало благодарные всходы: сегодня именно власть народа мы подразумеваем под понятиями «демократия» и «парламентаризм».

В годы правления Тауке-хана, конечно же, этими дефинициями в Великой Степи не оперировали. Здесь лишь передавали из уст в уста простую и понятную многовековую установку для претендентов на трон: «Көл толқыса – жар құлайды, көп толқыса – хан құлайды» («Озеро бушует – берега сокрушит, люди бушуют – хана сокрушат»). Баланс интересов знати и простого люда Тауке-хану удалось соблюсти безупречно, а расстояние между властью и народом – сократить до минимума: хотя именно он-то и зафиксировал, упорядочил установки, регламентирующие – порой весьма и весьма сурово – уклад жизни кочевников. Понимая, что централизация власти в неспокойной вольнолюбивой Степи невозможна без поддержки влиятельных представителей родов и общин, он начал собирать вокруг себя не столько традиционную элиту чингизидов, сколько имеющих влияние на народ вождей племен.

Будучи одним из самых выдающихся государственных деятелей Казахского ханства, Тауке-хан внес неоценимый вклад в национальную историю. С его именем связано укрепление государственности казахов: этот период истории народа не случайно называют золотой эпохой казахского благоденствия. Первое серьезное изменение Тауке внес в систему именно властных отношений. Он  смог упорядочить племенные и родовые отношения, установив относительное равновесие между различными группировками. И помогали ему в этом долгие, неспешные переговоры с биями по актуальным вопросам политики и хозяйства, которые он поставил на регулярную основу и сделал доброй традицией. Эти, как бы мы сказали сегодня, консультации с лидерами элит навека оставили след и в устном народном творчестве: «Күлтөбенің басында күнде кеңес» («На Куль-Тобе держат совет каждый день»). При непосредственном участии Тауке-хана была заложена правовая система. Эти преобразования оставили неизгладимый след в дальнейшей жизни всего казахского общества. В историческом плане это можно воспринимать как начало зарождения правового государства.

Консолидация Великой Степи

Собственно Казахское ханство создалось не на пустом месте. Хотя общее управление традиционно оставалось за чингизидами, всевозрастающую роль в решении важнейших государственных дел играли авторитетные представители племен и родов. Эти зачатки степной демократии сохранялись кочевниками с древнейших времен, и именно на них опирался вначале своего правления Тауке, понимавший, что максимальное сосредоточение власти в одних руках чревато недовольством и протестом степной вольницы. Поэтому он первую очередь заручился поддержкой племенных и родовых вождей и учредил совет биев, через авторитет которых можно было гасить очаги недовольства и вспышки внутриродовых обид. В конечном счете, это играло на усиление консолидации Великой Степи.

Как известно, испокон веков традиционным судебным институтом у казахов был суд биев, созданный в кочевом обществе для разрешения различных споров. При этом для лихой и свободолюбивой степной вольницы было характерно уважение к биям, преклонение перед авторитетом судей и обязательность исполнения их решений: в первую очередь это объяснялось извечным стремлением кочевника к справедливости и его особенно бережным отношением к слову. Богатый жизненный опыт, апеллирование к извечным в Степи ценностям, красноречие непременно были в арсенале у каждого бия. 

Незыблемость вердиктов биев была важна  правителям при поддержании внутригосударственной стабильности и для сохранения традиционной системы казахского общества в целях справедливого управления народом. Чтобы принудить к исполнению вердикта, к силовым методам вовсе старались не обращаться: авторитета биев было уже достаточно.

Вероятно, с точки зрения иного «щепетильного» современника суд биев не был идеальным инструментом для разрешения тяжб. Однако такой признанный социумом эксперт, как академик Салык Зиманов, подчеркивает, что институты древнего казахского права вполне отвечают современным требованиям: «Казахский суд биев формировался в недрах развитой кочевой гражданской и правовой культуры, для которой были характерны свободолюбие, народовластие и этноконсолидирующая духовность, а также сила поэтики, словесности и искусства красноречия. Поэтому этот древний институт судебной системы имеет общекультурную ценность». Известный русский востоковед В. Григорьев еще в XIX веке отметил, что казахскому праву «Жарғы» и правосудию биев могли бы позавидовать многие ранее цивилизовавшиеся народы.

Одна, но пламенная страсть

Суд биев сыграл важную роль на историческом этапе формирования казахской нации и государства. Оценивая сегодня компетенцию суда биев, надо помнить, что даже судебная власть хана, которому принадлежало право уже самому судить султанов и биев, выносить окончательные судебные решения, – даже она была некоторым образом ограничена! Ведь действующим правом в Степи было обычное право (адат), кодифицированное в так называемые «Законы Тауке».

А. И. Левшин, крупный русский ученый-востоковед, побывавший в Казахской степи в 20-х годах XIX века с исследовательской целью, снискавший мировую славу за фундаментальные труды о казахах, писал: «Было время, говорят благоразумнейшие из киргизов Меньшей орды, когда и наш народ жил в покое, было время, когда и у нас существовал порядок, были законы и правосудие. Сей Золотой век, по котором вспоминают они со вздохами, есть царствование знаменитого хана Тявки (Тауке), который, если верить преданиям, был действительно в своем роде гений, и в летописях казачьих должен стоять наряду с Солонами и Ликургами. Усмирив волновавшиеся долго роды и поколения, он не только ввел в них устройство, порядок, но и дал им многие законы».

Именно при хане Тауке, в нарушение вековой традиции, когда ханской опорой всегда были чингизиды-султаны, произошло официальное признание ведущей роли биев в политической жизни казахского общества. Тауке-хан, претендовавший на всеказахский трон в сложные для общества годы и распространявший свое влияние на все три казахских жуза, в своей деятельности всецело опирался на биев, периодически созывал съезды биев, рассматривал на них важнейшие вопросы внутренний и внешней политики.

Очень емко высказался о бийских судах и казахском праве «Жеті Жарғы» русский ученый и юрист Л. А. Словохотов, чиновник царской администрации, много лет своей жизни отдавший Великой Степи: «Народное судопроизводство киргиз гласно, публично, несложно, непродолжительное. В течение столетий своей жизни народ выработал своеобразную, но вполне ему понятную структуру судебных процессов, обойдя столь вредный бю¬рократический элемент». Он считает, что отправляемое биями правосудие в Степном крае, – это «любимая народом и, следовательно, действительная судебная власть».

Принятые при Тауке-хане положения казахского права «Жеті Жарғы» оказались долговечны и применялись вплоть до начала XX века. Долговечность этих уложений объясняется тем, что его установки были максимально приближены к жизни народа, его менталитету. Формирование правовых устоев кочевого общества происходило в условиях степной демократии: ее устои вполне могут дать фору тому понятийному аппарату, которым оперируют сегодняшние великомудрые отцы и радетели демократического сообщества. Требования к моральной стороне разрешения споров были чрезвычайно высоки. Огромное значение имела состязательность суждений. Во внимание принималось также обостренное чувство собственного достоинства каждого степняка, независимо от его достатка. Приверженность кочевников к свободе самоуправления и самоутверждения – традиционно их отличительная особенность. Мировоззрение кочевой цивилизации формировалось в условиях жизни на огромных степных пространствах с богатым травостоем и водоемами, благоприятными для скотоводства, – они составляли основу жизнеобеспечения кочевников. И сам образ кочевой жизни способствовал формированию весьма свободного мировоззрения, противящегося всякому насилию. Поэтому в сознании народа первенствовало понятие равенства всех и каждого, вне зависимости от богатства и положения в обществе.

Сегодня приходится с горечью признавать, что нынешнее поколение казахов лишилось этой упоительной страсти, этого всепоглощающего стремления к управлению собственной судьбой, жизнью всего общества. Предан забвению благородный дух общности и радения о чести вершителей судеб народа. Это весьма тревожный симпотом: ведь требования к качеству правосудия, к стандартам справедливости и эквивалентам правды для номада – поистине сакральны.

Деформация: режимов и сознания

Как же случилось, что потомки вольнолюбивых кочевников стали пассивны и инертны в вопросах своего гражданского выбора, отстаивания чести, прав и свобод? Давайте проследим, как происходил этот процесс омертвления этой столь важной ткани казахского общества.

В первой четверти XIX века ханская власть в Среднем и Младшем жузе была ликвидирована, взамен ее была создана система органов колониального управления. Это совпало с окончательным присоединением Казахстана к России. С 1822 по 1844 год было образовано 8 округов. Во главе округов стояли окружные приказы, куда входили председатель – старший султан и заседатель (всего 4: двое – от России и двое – почетные казахи). Коллегиальный порядок рассмотрения вопросов в приказе давал возможность царской администрации ограничивать власть старшего султана и проводить через него свои установки.

Старший султан избирался только султанами. Он имел чин майора российской службы. За десятилетнюю службу старший султан получал дворянское звание. В волостном и аульном звеньях управления уже даже и коллегиальность не соблюдалась. Во главе волостей стояли волостные султаны. Их звание было наследственным.

«Устав о сибирских киргизах» 1822 и 1824 годов постепенно сузил поле деятельности суда биев, настойчиво имплантируя в жизнь степняков общеимперский суд, зависимый от местной администрации. Органы местной власти наделялись и полицейскими функциями. Они осуществляли розыск, вели следствие и в итоге задерживали подозреваемых в совершении преступлений.

Правда, в отличие от уголовных, исковые дела все еще разбирались биями в аулах и волостях на основании обычаев Великой Степи, на базе «Жеті Жарғы». Суды биев подразделялись на родовые, подродовые, аульные. Связь бийских судов с официальными органами власти и надзор за их деятельностью со стороны последних привели к фактическому их слиянию.

Царская администрация стремилась превратить органы местной власти, в т.ч. и суды биев, в карательно-полицейские органы. Им были предоставлены полномочия заключать под стражу, наказывать розгами, ссылать в Сибирь на поселение – а что может быть страшнее для кочевника, чем пребывание в каменном мешке? И тем более – высылка в чужие края, к неведомым людям с их непонятным языком и обычаями?

Перестройка аппарата управления Казахской степью была направлена на ограничение феодальных прав султанов, на превращение их в служивых чиновников царского правительства. Введение российского судопроизводства в итоге подорвало влияние суда биев, а затем и окончательно дискредитировало его.

В начале XX века произошли значительные перемены в государственной и политической жизни России. Под сильным напором внутренних и внешних факторов верховная власть была вынуждена предпринять ряд шагов по либерализации политической жизни, порой даже, казалось бы, – и по ограничению самодержавия.

Был создан орган представительной власти, оппозиционная  политическая деятельность была легализована. Кстати, в достаточно короткие сроки была сформирована многопартийная система, которая стала оказывать определенное влияние на течение политической жизни и на управление государством (подробнее автор пишет на эту тему чуть выше – в эссе «Государь и парламент: жизнеутверждающие объятия Лаокоона?»).

17 октября 1905 года вышел в свет знаменитый царский манифест «Об усовершенствовании Государственного порядка»: первый в истории империи представительный орган власти – Государственная Дума формально наделялась законодательными функциями (по сути – лишь законосовещательными).

Сюртук с чужого плеча

Но точно скроенный по европейским лекалам электоральный костюм казахам на самом деле никто не поспешил предложить. К примеру, в состав I и II Госдумы (апрель – июль 1906 года, февраль – июнь 1907 года) от Оренбургской губернии избиралось всего 7 депутатов: три – от казаков, два – от крестьян и, наконец, лишь двое – «от туземного населения».

Легендарная столыпинская реформа, вошедшая во все учебники истории России, стартовала в ноябре 1906 года: II Госдуму в тот момент царь уже распустил (под предлогом причастности к «государственному заговору»), а III Госдуму еще не созвали. Эти преобразования сделали Петра Столыпина одним из героев имперских летописей, но для рядовых номадов они обернулись трагедией. Волнения крестьян в перенаселенных внутренних регионах России заставили царское правительство направить потоки земледельцев в Великую Степь. Столыпинская реформа отменяла регламентацию права на такой переезд со стороны местных органов власти в степных областях и Туркестанском крае. «Многолетняя практика наделения переселенцев земельными участками реально осуществлялась в Казахстане и Средней Азии в форме административного отчуждения наиболее плодородных угодий у местного кочевого населения. Юридической основой этой аграрной политики являлось право государственной собственности на всю территорию региона, которое со временем приобрело характер широкомасштабной экспроприации земли у казахов для размещения славянского переселенческого крестьянства, казачества и других иноэтнических мигрантов», – отмечает известный казахстанский историограф Ирина Ерофеева. Если к концу XIX века в пользу всех категорий переселенцев в четырех степных областях изъяли 14 млн десятин (8,2% земельной площади края), то уже к 1914 году у кочевого населения изъяли более 40 млн десятин (почти 20% земельной площади региона).

Полномочия Государственной Думы оставались весьма куцыми, цивилизованный опыт парламентской деятельности накапливался с огромным трудом. Государственная Дума в совокупности с земским   самоуправлением образовывала систему представительной власти: она постоянно пыталась нарастить свое влияние на государственное управление. В этом думцы видели единственное спасение для империи. Постепенно накапливался опыт взаимодействия партий и корпоративных объединений различных социальных групп.

Опыт российского парламентаризма в начале XX века оказал существенное влияние на формирование взглядов казахской буржуазии и интеллигенции. Но арсенал имеющихся средств был весьма ограничен: в вышестоящие инстанции – то бишь правительству и самому царю – отправляли жалобы и прошения. В петициях звучал протест против изъятия у казахов плодородных земель, пастбищ и лугов, против непосильных налогов, повинностей и других злоупотреблений. Казахская интеллигенция в основном стояла на либерально-демократических позициях.

После поражения первой русской революции (1905 года) в империи наступил период реакции. Были запрещены демонстрации, митинги и собрания, разгромлены профессиональные союзы. Усилился полицейский надзор за служащими, рабочими и крестьянами. Владельцы промышленных предприятий увольняли с работы «неблагонадежных» рабочих, вносили в «черные списки» активистов, организаторов выступлений и ораторов.

(Отчасти те годы реакции более чем вековой давности напоминают два разгона Верховного Совета Казахстана – уже из новейшей истории республики – и последовавшие затем ужесточения законодательства в части проведения собраний, митингов и шествий. Вызревающие протестные настроения в обществе резко поляризовали социум, усугубили социальную расслоенность. Репрессивный инструментарий и акцент на силовых методах «работы с населением» повлекли за собой и произвол со стороны представителей государства: широкое распространение взяточничества и вымогательства. К подобной ситуации, царившей в начале прошлого века, мы сегодня вернулись снова. Разве что только нынче народ не взялся, как в те годы, за топоры и вилы, не поджигает пока хоромы своих обидчиков.)

В декабре 1905 года в Уральске прошел съезд делегатов казахского населения пяти областей: была предпринята попытка создать партию, которая должна была отстаивать национальные интересы казахов. В феврале 1906 года в Семипалатинске состоялся второй съезд казахов, который в свою программу включил однозначные требования о прекращении переселения в край крестьян, признании всех казахских земель собственностью коренного населения, открытии школ. Делегаты съезда выступали за свободу вероисповедания, развитие национальной культуры, распространение казахского языка наравне с другими языками... (Стоит ли указывать на то, что и сегодня, спустя век, мы стоим перед теми же, так никем с тех пор и не решенными проблемами?.. И снова у нас в арсенале – те же петиции, прошения, жалобы...)

Летом 1907 года электорат национальных окраин империи вновь был значительно урезан в его исконном праве быть услышанным – под предлогом его «недостаточно развитой гражданственности». Этот избирательный закон от 3 июня 1907 года был прописан невнятно. Царская администрация на местах толковала его по своему усмотрению – в соответствии с собственными представлениями и капризами. Были лишены избирательного права кочующие казахи и калмыки, восьмимиллионное население среднеазиатской части России. Кочевников все дальше и дальше отстраняли от управления собственной судьбой, внушая им менталитет вассала, диктуя необходимость подчинения проницательным и «просвещенным» кукловодам.

Особо подчеркну, что ни один из четырех составов Государственных Дум – ни самый первый, получивший название «Дума народного гнева», ни легко манипулируемый третий, ни последний перед октябрьским переворотом  – не располагал реальным инструментарием народовластия. Рискуя повториться, позволю сакцентировать внимание дотошного читателя, что тогда в рамках действующего законодательства думцы не могли управлять страной, а безвольный и недееспособный император – не хотел: власть просто пала к ногам большевиков, не пользовавшихся влиянием ни в представительном органе власти, ни тем более при царском дворе. Безродные авантюристы на три четверти века погрузили в репрессии и регресс шестую часть планеты, предлагая даже и кухаркам поуправлять государством.

Выборы без выбора

Пройдя тяжелые испытания во времена колониализма, казахи обрели право выбора в своем государстве в социалистический период развития. С тех пор на протяжении семидесяти лет представительная власть в Казахстане не претерпела особых изменений. Верховный Совет, который впервые был сформирован на основе Конституции Казахской ССР 1937 года, за время своего существования избирался тринадцать раз. Выборы проводились на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании.

Правда, формирование депутатского корпуса проходило на безальтернативной основе под жестким контролем Коммунистической партии. Поэтому проведение выборов часто приобретало формальный характер. И только состоявшиеся в марте 1990 года выборы в Верховный Совет Казахской ССР XII созыва стали первыми наиболее демократичными выборами в высший законодательный орган республики. В предвыборной борьбе за 360 депутатских мандатов участвовали более двух тысяч претендентов, причем 90 человек избирались от республиканских общественных организаций. Сегодня мы не можем даже представить себе такой масштаб предвыборной борьбы.

Именно этим составом Верховного Совета 25 октября 1990 года была принята Декларация «О государственном суверенитете Казахской ССР», а 16 декабря 1991 года провозглашена государственная независимость Республики Казахстан.

Осенью 1999 года впервые в регионе Центральной Азии состоялись выборы в мажилис парламента Республики Казахстан по смешанной схеме, которая предоставила политическим партиям возможность избираться в парламент по партийным спискам на основе пропорционального представительства. Надо признать, что эти выборы отличались высоким политическим накалом и альтернативностью, стимулируя процесс создания политических партий парламентского типа. В выборах приняли участие 10 политических партий.

По итогам выборов в мажилис парламента II созыва (1999 – 2004) были избраны 67 депутатов по одномандатным округам и 10 депутатов от партий по единому общенациональному округу. Они представляли четыре партии – «Отан», Гражданскую, Аграрную и Коммунистическую, преодолевшие семипроцентный барьер. Иная картина сложилась по итогам выборов парламента III созыва (2004 – 2007). На основе партийных списков было избрано 7 депутатов от партии «Отан», по одному – от партий «Асар», «Ақ жол» и избирательного блока «АИСТ» – союза Аграрной и Гражданской партий Казахстана. И наконец, полным провалом многопартийного представительства стали итоги выборов парламента IV созыва.

Парламентская палитра теряла цвета и становилась монохромной столь же неумолимо, сколь предсказуемо однообразно зазвучали и приговоры на политических судебных баталиях. Примеров мы имеем в своей недолгой истории предостаточно. Взять хотя бы судьбу журналиста и редактора Рамазана Есергепова, не говоря уж о более системных персоналиях жертв политизированных процессов. На таких слушаниях человек в мантии вынужден забыть о достоинстве и чести, а думать лишь о собственном выживании и карьере. А это все равно, что врачу отречься от клятвы Гиппократа и заведомо встать на путь погубления пациента.

И тут вновь особенно памятливым приходят на ум неподкупные Радетели Справедливости и Рыцари Правды – бии и акыны, благороднейшие мужи золотой эпохи Великой Степи. Иначе разве гордились бы мы именами великих биев, разве ставили бы им памятники и называли их святыми именами улицы? Какая участь ждала бы их имена сегодня, позволь они себе вчера слабость отступиться от принципов справедливости?

Так не стоит ли уже сегодня задуматься служителям фемиды, членам избирательных комиссий всех уровней о том, какую память они оставят о себе? Чтобы, не дай Бог, их «деяния» потомки не ассоциировали с пресловутыми членами сталинских «троек» и страшной фигурой Вышинского...

Окончание авторских размышлений – в следующем номере «Новой» – Казахстан».

• < Назад
• Вперёд >