Материалы
Безвизовый режим
- Подробности
- 2344
- 12.10.2017
- Дмитрий РЕБРОВ, корреспондент
Как и зачем Россия помогает Узбекистану преследовать своих инакомыслящих
По Москве развешены рекламные баннеры туроператоров: «Узбекистан — страна вечного и щедрого солнца». Так до знакомства с Баходиром Каримовым эту страну представляла себе и Татьяна, невысокая блондинка в смешных очках. «Пытки, аресты, похищения… Теперь ассоциаций поприбавилось», — говорит она. Баходир Каримов, смуглый интеллигентный парень чуть за 30, — узбекский политический беженец. Татьяна, его жена, — российская гражданка.
«Неблагонадежный»
«Мне было 15 лет, когда арестовали старших братьев: Хусанбоя, известного в городе врача, и Тохира, студента местной бизнес-школы, — вспоминает Баходир. — По факту — за критику властей, формально — за саботаж кампании по «добровольно-принудительной» уборке хлопка. Оба отказались выйти в поле. Этого оказалось достаточно, чтобы их обвинили в покушении на государственный строй».
Тогда же задержали и самого Баходира. «В отделении били почти двое суток, требовали, чтобы дал показания против братьев, но в итоге отпустили». Пожалели.
Мы разговариваем в съемной московской квартире, куда пару пустили пожить знакомые. Крохотная «хрущевская» кухня, засаленная скатерть. Баходир тактично предлагает табурет, нехитрые сладости и ставит чайник.
Второй раз в застенки Каримов угодил ровно через год, и тут уже скидок на возраст не было. Полиция искала «парня на красном велосипеде», который расклеивал якобы антиправительственные листовки. «Красный велосипед был и у меня», — вспоминает Баходир.
На его правом запястье до сих пор видны шрамы. Тогда, в двухтысячном, его раздели догола, заковали в наручники и подвесили на крюк под потолком. «Лупили, как могли, на пятые сутки я взмолился и попросил есть. Следователь вытащил меня во двор, приволок к собачьей будке, сказал: «Жрать хочешь? Угощайся!» — вспоминает Каримов. У лап овчарки была миска с какими-то объедками. «К ней я не притронулся. Через пару минут следователь спросил с издевательским видом: «Что же ты шансом не пользуешься?» И добавил: «Лучше б ты сам с собой покончил, ни нас не мучил, ни себя».
В итоге настоящего «расклейщика» нашли, а обнаженного подростка выбросили на улицу. Спас от смерти случайный водитель, подумал — ограбили.
Чтобы стать экстремистом, в Узбекистане достаточно было единожды попасть в список «неблагонадежных». Время от времени силовики поднимают эти списки и устраивают облавы «старым знакомым». «Для этого не нужно быть ни мусульманином, ни борцом с режимом», — объясняет Баходир. В 2005-м, после Андижана, он успел бежать в Россию: сперва в Екатеринбург, потом в Самару. Там познакомился с Татьяной. Женился.
Но зимой 2014-го узбекские спецслужбы неожиданно нагрянули к матери Баходира, оставшейся на родине: искали сына. А через три месяца мужчину арестовали в России по запросу об экстрадиции. В бумаге значилась 159-я статья узбекского Уголовного кодекса «Покушение на конституционный строй». До двадцати лет тюрьмы. Россия ответила отказом. 19 января 2015 года Баходира освободили под подписку о невыезде (в СИЗО он провел больше семи месяцев), а после и вовсе сняли с розыска.
Чтобы избежать подобных проблем в будущем, мигрант подал на убежище. С тех пор, по словам Каримова, узбекские спецслужбы трижды пытались вывезти его на родину.
Побег
«Решение по экстрадиции — дело хлопотное, бумагу должен подписать генеральный прокурор или его непосредственный заместитель. Поэтому политических беженцев, как правило, узбекские спецслужбы вывозят «в серую», используя процедуру выдворения. Или вовсе похищают, прямо на улице», — объясняет член Правительственной комиссии по миграционной политике в России и руководитель Комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина.
Зарубежные чекисты просят задержать мигранта. Полиция под надуманным предлогом доставляет его в суд. Для выдворения достаточно административного штрафа. Человека помещают в центр временного содержания для депортируемых. Оттуда его принудительно отправляют на родину, где его уже встречают местные силовики.
«По делу одного из наших подопечных мы лично видели два фээсбэшных запроса, где те просят полицию выслать его за административное нарушение. Открытым текстом!» — свидетельствует Ганнушкина.
Непосредственные похищения случаются не реже. «За последние годы у нас было около 20 таких случаев», — констатирует правозащитница.
Последняя попытка спецслужб похитить Баходира (силовики ждали прямо в офисе ФМС) закончилась для семьи трагедией. У Татьяны случился выкидыш. «Лучше бы в тот день я сама умерла», — признается женщина.
Летом 2017-го российские власти отказали Баходиру во временном убежище. Накануне решающего судебного заседания у Баходира и Татьяны сдали нервы. Их побег выглядел совсем не по-киношному. Зал международных вылетов в «Шереметьево». Вот пара у белой черты буферной зоны. Чуть дальше турникет паспортного контроля. Офицер просит задержаться «до выяснения обстоятельств». Далее три часа мытарств: протоколы, штраф и обратное такси на окраину безликого спального района.
Баходир и Татьяна планировали через Прагу перебраться на Украину. Считается, что там проще легализоваться. Баходира не выпустили по формальной причине: после введения в республике документов нового образца его узбекский паспорт оказался «ограниченно действителен». До июля 2018 года с ним еще можно находиться на территории стран СНГ. Но пересекать российскую границу разрешено только в направлении Узбекистана. Получить в посольстве новый паспорт Баходир не мог. Для этого ему пришлось бы предъявить «адресный лист убытия» — свидетельство, что перед тем как покинуть республику, он поставил в известность власти. Те, кто бегут от пыток, такой лист не спрашивают.
Впрочем, и при наличии валидного паспорта покинуть РФ было бы не проще. По российским законам, любой иностранец, если срок его пребывания закончился, обязан получить для выезда «транзитную визу». Ее дают на пару дней. В экстренных случаях вопрос получения такой визы решается через МИД. Но для узбеков этот путь закрыт. По законам Узбекистана, гражданин этой страны может покинуть пределы СНГ только при наличии в паспорте специального стикера — аналога советского «разрешения на выезд».
В начале нулевых Россия подписала с Узбекистаном договор, что обязуется не выпускать его граждан без стикера, если те попытаются использовать нашу страну в качестве перевалочного пункта. «Этот договор фактически нарушает 27-ю статью российской Конституции. Кроме того, ни одна страна в мире больше не согласилась выполнять эти дикие внутренние правила Узбекистана на собственной территории. Только мы, — говорит Светлана Ганнушкина. — Соглашение делает узбекских политических беженцев, оказавшихся в нашей стране, невыездными».
Без мандата
29 июня 2017-го Управление верховного комиссара ООН официально признало Баходира Каримова беженцем. А к 20 июля пара получила «лессе-пассе» (Laissez-Passer) от одной из европейских стран. Этот временный документ заменяет национальный паспорт при пересечении государственной границы и позволяет избежать проблем со стикерами и двусторонними соглашениями. Выглядит он как зеленовато-розовый лист формата A4 с фотографией мигранта, запросившего экстерриториальную поддержку у ООН.
Найти страну, согласную не просто принять, но и обеспечить эвакуацию беженца посредством «лессе-пассе», — большая удача. Семье Каримовых повезло. Но чтобы мигрант мог воспользоваться бумагой при пересечении границы, по правилам, российская сторона должна вклеить в нее все ту же «транзитную визу». Делать это российские миграционные власти нередко отказываются.
Так в истории Баходира возник очередной бюрократический парадокс. В конце августа миграционное управление МВД России заявило, что не может ставить визу «на какой-то листок». И потребовало оформить «удостоверение мандатного беженца», больше похожее на паспорт (выпускается в форме книжицы с личными данными на первой странице). При этом еще в 90-е Россия запретила Организации Объединенных Наций выдавать на своей территории такие квази-паспорта. «Мандатные удостоверения предназначены для беженцев из стран, не имеющих национальной системы убежища и цивилизованного миграционного законодательства», — объясняет Светлана Ганнушкина. Формально система убежища в нашей стране существует, но по сути она не функционирует, подчеркивает правозащитница.
«На 150-миллионную Россию за все время было выдано 595 действующих по сей день удостоверений статуса беженца. И это при том, что одних сирийцев у нас тысяч семь, не считая Донбасса».
Принцип наибольшей подлости
Не признать «лессе-пассе» российские чиновники не могут, полвека назад мы подписали соответствующую конвенцию, но без «визы» границу все равно не пересечь. Тупик. Ни остаться (9 августа областной суд Самары отказал паре в пересмотре ходатайства об убежище), ни хотя бы самостоятельно выбрать направление выезда Баходиру нельзя. Остается одна дорога — в «страну вечного и щедрого солнца», на верную гибель. С подачи миграционных структур, полиции и ФСБ.
Последняя запись Татьяны в фейсбуке заканчивается риторическим вопросом: «Почему нас удерживают здесь как заложников? Зачем нас так мучить?» Светлана Ганнушкина заочно отвечает: «Вы слышали о принципе наибольшей подлости? Наши бюрократы живут, руководствуясь именно им. У российского чиновника есть странное убеждение, что если он сделает хорошо человеку, этим он обязательно нанесет вред государству. А блюсти он поставлен именно государственные интересы».
Ганнушкина добавляет, что в ловушке оказались не только Татьяна и Баходир. Международная правозащитная организация Amnesty International в своем специальном докладе «Напрямую к пыткам: похищения и принудительные возвращения из России в Узбекистан» маркирует Российскую Федерацию как «подельника» преступлений узбекского режима.
«Мы не первый год пишем, говорим об этом», — подводит итог Светлана Ганнушкина и демонстрирует свои обращения в МИД министру Лаврову и Уполномоченному по правам человека при президенте. — Но российские власти нас не слышат. Почему? Единственное объяснение: чтобы остаться в друзьях с узбекским режимом. Есть установка: мы дружим с Узбекистаном и должны по звонку выполнять любые их пожелания. Что бы они ни попросили. Что будет в этом случае с живыми людьми, их не волнует в принципе».
P.S. В конце сентября «Новая» обратилась c просьбой о комментарии в Главное управление по вопросам миграции МВД России. Ответа в установленный законом срок мы так и не дождались.
В случае если ведомство все же решится прояснить свою позицию, редакция оперативно опубликует ответ.
СПРАВКА «НОВОЙ»
Правозащитники без обиняков называют режим в Узбекистане диктаторским. Британский журнал The Economist в своем ежегодном «индексе демократии» традиционно отводит республике последние места. В 2016 году Узбекистан набрал 1,95 балла из 10. Это красная зона: «авторитарный режим». Ниже только Чад, Сирия и Северная Корея. (У России 3,5 балла, это середина списка: между Китаем и Египтом.)
В нулевых страну захлестнули репрессии. Первая волна прокатилась в 1999-м, после громкого ташкентского теракта (неизвестные взорвали автомобиль у здания кабмина, официальная версия — исламисты). Вторая волна накрыла Узбекистан афтершоком после Андижанской бойни (армия расстреляла толпу демонстрантов, погибли сотни гражданских). В результате «чисток» в тюрьмах оказались не только правозащитники, журналисты и религиозные активисты, но и провинциальная интеллигенция, студенты, учителя.
Доклад профильного комитета ООН фиксирует характер политического насилия: в списке лиц, переживших пытки, — десятки имен общественников, бизнесменов, чиновников. Отдельным пунктом приводятся фамилии правозащитников, которых за критику властей подвергли в тюрьме групповому изнасилованию.
В Узбекистане нет независимых СМИ, религиозные и гражданские группы остаются под жестким контролем государства. Политическую оппозицию разгромили еще в 90-х. Националистическая партия «Бирлик» и либеральная «Эрк» — под запретом, их лидеры либо арестованы, либо в эмиграции. Большинство узбекских политических беженцев рано или поздно оказываются в России, но, добравшись до нашей страны, оказываются в ловушке.
Россия регулярно выдает беглецов на родину, отказывает им в легальном статусе, подписывает «экстрадиции», но самое главное — препятствует их свободной эвакуации на Запад. Двусторонние соглашения между нашими странами обязывают пограничников решать любые спорные вопросы в пользу узбекской стороны, а российские силовики регулярно участвуют в незаконных («черных») и полузаконных («серых») похищениях, жалуются правозащитники.
