Материалы

Европейская мода в евразийской реальности

Подробности

3272

03.10.2013

Петр СВОИК, экономист, кандидат технических наук

АРЕМ как прилипала к монополистам

Господствующие в джунглях растения – лианы. Не имея собственных корней,
они оплетают деревья-кормильцы и поднимаются по ним,
питаясь их же соками.
А в океанах есть рыба-прилипала. Присасываясь к большой акуле,
она избавляет хозяйку от мелких паразитов, сама же лакомится остатками
акульегопиршества. Будь у прилипалы мозги, наверняка бы думала,
что это она управляет акулой. 

Но наш разговор не о флоре-фауне, — о тарифах. Известно, что они растут пугающе быстро, рост цен стабильно входит в тройку главных тревог казахстанцев во всех соцопросах всех последних лет. Причем если цены вообще устанавливает как бы «невидимая рука рынка», то тарифы – это как раз тот рыночный сегмент, в котором цены устанавливает само государство – через Агентство по регулированию естественных монополий (АРЕМ).

Сразу скажем, что государственное установление стоимости услуг естественных монополий — это фундаментальная мировая практика, сильнейший рычаг регулирования всего ценового фона в стране, тем более с учетом более чем увесистого вклада именно тарифной составляющей во все остальные ценовые цепочки в экономике. К примеру, попробуйте назвать хоть один товар или услугу, производимые вообще без электричества, – ничего не получится. Стоимости же тепла, горячей и холодной воды, газа и канализации тоже сидят практически в любом продукте.

А теперь, внимание, вопрос: почему именно государственный вклад в ценовой фон на казахстанском рынке — фактор, не сдерживающий общий рост, а подгоняющий его? Откуда такое противоречие: непрерывное удорожание всего и вся в магазинах и на базарах, в больницах и в коммунальных квитанциях, раздражающее население и обременяющее экономику, одна из главных озабоченностей правительства, но само же правительство, через своих тарифных регуляторов, способствует общему ценовому росту!
Оставим досужие разговоры, как непомерно и быстро дорожает все вокруг нас, и обратимся к официальной отчетности. По данным Агентства по статистике, с 2005 по 2011 год плата за электричество более чем удвоилась (118%), стоимость газа, холодной и горячей воды выросла в полтора раза (более 50%). И это примерно в два раза больше, чем выросли все цены в среднем. В прошлом году, например, при отчетной инфляции 6,0% платные услуги государство подняло на 9,3%, в том числе за горячую воду на 10,8%, электроэнергию на 10,1%, услуги ЖКХ на 8,2%.
С еще более ускоренного роста тарифов начался и 2013 год: если общий рост цен в Казахстане с января по август составил 5,8%, то тарифы на услуги ЖКХ и электроэнергию подняты уже на 11,3%.
Согласитесь, странно.
С одной стороны, правительство трепетно относится к индексу инфляции как одному из главных показателей
своей деятельности, всячески планирует его снижение. Рамочный коридор на год, три, пять лет вперед тщательно рассчитывается, записывается во все государственные бюджеты, в ключевые макроэкономические параметры и стратегические планы. И все ради того, чтобы не допустить выхода инфляции из запланированного коридора.
Национальный банк, например, из-за невозможности опустить инфляцию ниже 6% почти на том же уровне поддерживает и базовую стоимость денег в стране, поэтому коммерческого кредита дешевле 15% для юридических и 20% для физических лиц не найдешь. Что, вообще-то говоря, есть диверсия против национальной экономики и собственного населения: при таких ставках мало какой кредитный цикл способен не опрокинуться. Сейчас, например, более трети банковских кредитов «зависло» в задержках и невозвратах — ситуация просто драматическая и для банков, и для их клиентов. Но что делать, говорят Нацбанк и правительство хором: высокая инфляция, дескать, не позволяет снижать ставки.
А, с другой стороны, правительственное же тарифное ведомство как раз и выступает главным организатором повышенного инфляционного фона в стране. Как такое прикажете понимать?!
А чтобы вас еще больше запутать в поисках правильного ответа, открою еще один секрет государственной тарифной политики. Он состоит в том, что ускоряющийся все последние годы (и разгоняющий практически все другие ценовые цепочки в стране) рост тарифов — не отставание и слабость государственного тарифного контроля, а прямое следствие сознательно выбранной и осуществляемой тарифной политики.
Что же это за тарифная политика такая?
А тут как раз все просто: наша национальная тарифная политика основана на элементарном копировании и переносе в казахстанские реалии практики тарифного регулирования самых развитых стран, прежде всего европейских. В основе же такой практики – стремление к максимальной либерализации монопольных и доминантных рынков, переводу их в конкурентную среду, упрощению и унификации регулирования естественных монополий, поощрению инвестиций для повышения эффективности и увеличения мощностей через применение фиксированных на несколько лет вперед долгосрочных тарифов.
Россия, кстати (в отличие от третьего участника ЕЭС — Беларуси), занимается тем же самым. Но мы, плывя в российском фарватере,  в подражательстве «европейским ценностям» ее же и опережаем.
Сразу скажу, что возражать против такого тренда не приходится. Однако применение столь прогрессивной мировой практики должно быть соотнесено с такими особенностями электроэнергетики и ЖКХ Казахстана, как:
- крайний износ, техническое отставание и недостаток производительности, требующие кратных (по сравнению с развитыми странами) затрат на реновацию, модернизацию и ввод новых мощностей;
- кратно меньшая (в том же сравнении) платежеспособность населения и хозяйствующих субъектов, особенно малого и среднего бизнеса;
- в разы большая коррупционная традиция, особенно помноженная на неподотчетность и непрозрачность деятельности энергетических и коммунальных монополистов.
Так попробуем же соотнести европейскую моду с евразийскими реалиями, благо накопленный статистический материал позволяет дать достаточное представление. Единственно, надо только уточнить, что в казахстанской тарифной политике следует выделять три этапа: с реформы ЖКХ в 1996 году и примерно до середины «тучных лет», с этой середины до 2009 года и, наконец, после 2009 года.
Первый этап – он очень простой: проведенная премьером Кажегельдиным реформа ЖКХ дала старт «макростабилизации», но сама же свелась к перерегистрации советских еще домоуправлений в КСК и тому, что все жилищно-коммунальное хозяйство одномоментно было снято с бюджетного дотирования. Энергетику и «коммуналку» перевели на «самоокупаемость», и правительство объявило, что отныне ЖКХ заниматься не будет.
Заодно упразднили и советское нормирование, строгую отчетность внутри отрасли и достаточно строгие внешние проверки. Тариф стал назначаться заявочным методом: монополист предоставляет свои расчеты, АРЕМ их как бы проверяет, а на самом деле элементарно повышает ровно по директивной планке инфляции. Итог: энергетики и коммунальщики дружно вопиют о нехватке денег, но эксплуатацию как-то там поддерживают (благо, нагрузки существенно упали против советских), и ситуация как бы сбалансированная. Хотя внутри этого баланса накапливаются две структурные проблемы: износ сетей и оборудования – растет, новые мощности – не появляются.
Второй этап: к ставшей уже критической проблеме износа имеющихся мощностей и дефицита новых все же приходится подключаться правительству – через все более крупные бюджетные вливания. Само собой, достается не всем – в основном двум столицам и уж совсем проблемным городам и регионам. Худо-бедно, ситуация тоже балансируется: кое-какие замены сетей и кое-какие вводы новых поддерживают уровень износа и дефицита мощностей по стране в целом. Ухудшение приостановлено, развития – так и нет. Причем тарифы, вплоть до 2009 года, особо не растут – АРЕМ по-прежнему вписывает их в рамки инфляции, поскольку наиболее проблемные места латаются через бюджетные доплаты.
И вот переломный 2009 год: правительство решается-таки пустить тарифы впереди инфляции. Задумка – через сознательное завышение тарифа против эксплуатационных затрат заманить в электроэнергетику и ЖКХ частного инвестора, плюс превратить в инвесторов и самих монополистов – пусть тратят тарифную лишку на обновление и развитие своих предприятий.
Что ж, с тех пор прошло почти пять лет, из них по четырем уже есть полная годовая отчетность – можно подводить итоги.
Итак, по сведениям Министерства индустрии и новых технологий (за выработку электроэнергии отвечает как бы оно), в 2009-2012 годах электростанции получили в виде «предельной» тарифной надбавки (то есть сверх всех заложенных в тарифы эксплуатационных расходов, для использования «добавленных» денег на инвестиции) 514,6 млрд тенге ($3,43 млрд). И там же сообщается, что за эти годы введено 1250 МВт дополнительных мощностей. Итого инвестиционная эффективность «предельных» тарифов составила 2740 долларов на каждый введенный киловатт. Для неспециалистов поясним: это показатель крайне низкой эффективности. Для сравнения: строительство возводимой «с нуля» Балхашской ТЭС обойдется всего по 1705 долларов за киловатт.
И, между прочим, в составе этих 1250 МВт почти нет новых мощностей – это лишь повторный ввод в строй после восстановительных работ выбывших по старости или авариям турбин. К тому же практически все такие восстановительные работы имели дополнительные источники финансирования. Другими словами, эффект от «предельных» тарифов в электроэнергетике исчерпывается некоторым обновлением имеющегося оборудования и определенным улучшением эксплуатации — не более.
Сходная картина и в ЖКХ.
По отчету АРЕМ, с 2009 года было утверждено свыше 600 инвестиционных программ, количество субъектов естественных монополий (СЕМ), работающих по предельным тарифам, достигло 59, заложенная в тариф «инвестиционная добавка» по плану составила 407,5 млрд тенге, фактически же с потребителей было собрано дополнительно 507,3 млрд тенге (или $3,4 млрд) «инвестиционных» средств. Причем если по линии Министерства индустрии и новых технологий (МИНТ) имеется хоть какое-то сопоставление получаемых электростанциями «инвестиций» с вводом мощностей, то у АРЕМ подобной статистики нет вовсе. Фактический инвестиционный эффект от «инвестиционных» тарифов в ЖКХ – относительное улучшение эксплуатации.
Притом весьма относительное, поскольку декларируемые электростанциями, электросетями и предприятиями тепловодоснабжения износ и дефицит мощностей за время применения «предельных» и «инвестиционных» тарифов только увеличились.
Конечно, тем фактом, что громадные доплаты потребителей — более триллиона тенге всего за четыре года — потрачены почти впустую, нас не удивишь: коррупция в наших краях — дело более чем привычное! Тем более что техническая сложность отрасли сильно затрудняет проверки в ней. На том же Хоргосе, к примеру, тоже сильно воровали, но там все как бы прозрачно: как организуются и куда уходят левые финансовые потоки, мы и сами друг другу можем рассказать. А зашли какого-нибудь прокурора или каэнбэшника «под прикрытием» на ГРЭС или ГЭС, обычную городскую ТЭЦ или горводоканал, электрические или тепловые сети – что он там поймет?
И вот тут мы выходим на роль АРЕМ как вовсе не организатора тарифного процесса, а банального ведомого, эдакого «прилипалы», послушно плывущего вслед за якобы руководимыми им монополи-стами.
Одно дело в просвещенной Европе — если самый долгосрочный тариф не сильно выпирает из общего ценового фонда, если энергетики за счет этого тарифа действительно удовлетворяют всем требованиям развития, если извлекаемая владельцами электростанций, электрических и газовых сетей частная прибыль ограничивается не только законодательством, но и знаменитой «протестантской этикой», то стоит ли возражать против либерализации монопольного регулирования!
Но если этого нет, если попытки обеспечивать развитие через тупое повышение тарифов оборачиваются полным конфузом, — разве не должен ответственный государственный регулятор хотя бы элементарно задуматься о собственной роли?
Но зачем задумываться, когда есть что перенимать и копировать, не вдаваясь в такие мелочи, как практическая отдача от европодражательства?
Открою еще один государственный секрет: среди самых концептуальных документов АРЕМ нет ни одного, где бы было сделано элементарное числовое сопоставление: сколько денег надо, сколько собирается через тариф, какова отдача и чего не хватает. Слова есть, цифр – нет, и это позволяет госрегулятору безмятежно плыть за монополистами.
В МИНТ, кстати, как бы отвечающем за электростанции, ситуация ровно та-кая же.
Между тем если за 2009-2012 годы от «предельных» и «инвестиционных» тарифов страна получила инвестиционный пшик и повышенную инфляционную подпитку, то дальше, если подражательная безмятежность продолжится, проблем только добавится.
Посчитанный компетентными инстанциями необходимый объем вложений в ЖКХ — порядка 6 трлн тенге до 2020 года, то есть более 800 млрд в год. В электроэнергетику  и энергетику —
10,5 трлн тенге до 2030 года, минимум по 600 млрд в год. Выходит, необходимо инвестировать сверх тарифной оплаты эксплуатации еще порядка 1,4 трлн тенге в год. То есть в… 8 раз больше, чем сейчас собирают через «предельные» тарифы!
При этом весь годовой фонд заработной платы в РК лишь 4,5 трлн тенге, из них уже сейчас до 1,2 трлн тенге уходит на оплату услуг коммунального и электроснабжения! Если делать ставку только на тарифное инвестирование, потребуется забирать еще по 0,5-0,8 трлн тенге ежегодно, доводя тарифную долю в семейных бюджетах до половины. Это за гранью экономических возможностей и социального терпения.
Аналогично тарифная «дозагрузка» для экономики, субъектов малого и среднего бизнеса должна вырасти еще на 0,4-0,7 трлн тенге в год. А это – гарантированное удушение всей «несырьевой» экономической активности в стране при гарантированном же всеобщем росте цен.
И как же само АРЕМ собирается «разруливать» такие перспективы?
В подготовленной им самой свежей концепции все исчерпывается фразой насчет накопленного годами износа и невозможности решить эту проблему одномоментно через тариф. Выход же видится в привлечении заемных средств у институтов развития и коммерческих банков.
Что, конечно же, демонстрирует фундаментальное непонимание уполномоченным органом самой сути и масштаба проблем, порождаемых его же регуляторной политикой. Ныне энергетика и ЖКХ поглощают, сверх заложенной в тарифы эксплуатации, еще по полтора-два миллиарда долларов в год средств таких невольных «инвесторов», как население и несырьевой бизнес. Эти доплаты дают совершенно недостаточный инвестиционный эффект, но они, по крайней мере, бесплатны, то есть беспроцентны и безвозвратны. Привлечение же коммерческого кредитования приведет лишь к тому, что под видом инвестирования из отрасли, наоборот, начнется откачивание ресурсов. А тарифы придется догружать еще и возвратом банковского кредита со всеми процентами. В разы большими по сравнению со стоимостью кредита в той же Европе — не без помощи наших «регуляторов».

• < Назад
• Вперёд >