Материалы
Сможет ли Токаев быть с властью на «ты»?
- Подробности
- 4770
- 23.10.2013
- Петр СВОИК, экономист, кандидат технических наук
Или какую страну наследует спикер парламента
Года два с половиной назад в комментарии по поводу назначения нового председателя Сената я сказал, что пока он будет занимать эту должность, ни о каких вариантах смены власти не стоит думать. А вот когда на пост, предусматривающий наследование «в случае форс-мажора», президент поставит Токаева или Абыкаева – тогда механизм переходного периода можно считать запущенным.
Сразу скажу, что Касым-Жомарт Токаев – это лучший выбор из всех тех вариантов, в которых сейчас упражняются политологи и дворцовые «инсайдеры», а также каким реально располагает елбасы. Именно потому, что он, сразу после самого Нурсултана Назарбаева, наиболее комплексно олицетворяет ту систему власти, которую возглавит, если президент, раньше или позже по тем или иным причинам, освободит свое место.
Какова же эта система?
Прежде всего, она «эклектично синтетична» – в ней совмещены сразу несколько исторических и географических пластов. Положенная в систему президентского единоначалия архаика степного кланово-семейного правления тесно переплетена с советским партийно-бюрократическим наследием, переформатированным в популярную в «третьем мире» авторитарную патронатно-клиентальную вертикаль, которая базируется на принципах личной преданности. На нее же нанизаны вписанные в мировой рынок собственные и транснациональные экспортно-сырьевые и кредитно-финансовые олигархии. И все это плотно погружено в геополитическую «многовекторную» межгосударственную корпоративность.
Ну и, наконец, содержание режима личной власти, компилирующее различные эпохи, культуры и стили, упаковано как бы в современную демократическую оболочку: у нас есть двухпалатный парламент, избираемые населением представительные органы в областях, городах и районах, «независимая» судебная система и даже уполномоченный по правам человека. Причем эта оболочка не так уж и декоративна: при всем ее вторично-обслуживающем назначении она тоже часть реальной власти.
Так вот, в окружении Первого президента и близко нет другой такой фигуры, как Токаев, которая бы, с одной стороны, олицетворяла свою причастность ко всем ипостасям казахстанского союза власти и бизнеса, а с другой — не была бы завязана слишком плотно ни на одну такую ипостась. По отдельности в «ближнем круге» елбасы есть представители Семьи, тех или иных казахских кланов, тех или иных олигархий, кое за кем можно увидеть пророссийские, прозападные или прокитайские хвосты, а вот столь ко всему сопричастной и одновременно ко всем нейтральной фигуры, кроме него, нет.
Однако из этого главного преимущества Токаева вытекает и его главный недостаток: он вполне «никакой», чтобы поначалу устроить всех, однако и слишком «никакой», чтобы долго устраивать хоть кого-то.
Дело в том, что авторитарный режим имеет свои законы устойчивости, главный из них — возвышение Правителя не только над управляемыми массами, но и над ближайшими подданными. В свое время старт никем не оспариваемому лидерству Нурсултана Назарбаева дали СССР и КПСС: после их развала он как первое лицо в республике получил и всю власть, и всю ту экономику и финансы, которые уже в суверенном президентском статусе мог, по факту перехода к рынку, приватизировать или отдавать в то или иное управление.
Но та историческая эпоха ушла безвозвратно: все поделено и закреплено за местными клановыми олигархиями и транснациональными компаниями, появившимися как раз в ходе формирования президентской государственности и ставшими ее же базой.
Поэтому у следующего президента возможности даровать свободные экономические вотчины или перераспределять имеющиеся уже не будет. Мы все-таки не восточная деспотия, а типа демократическое и правовое государство. И в определенной степени так оно и есть.
Собственно, по истечении приватизационной эпохи такие возможности фактически закончились и у действующего президента. Снова заниматься переделом собственности вынуждают уж совсем крайние обстоятельства, последним из которых, больше десяти лет назад, была необходимость подавления бунта «младотюрков» из «Демократического выбора Казахстана». Причем дотянувшиеся до нашего времени гигантские финансовые и репутационные потери Акорды в ходе лишения олигарха Аблязова праведно или неправедно нажитого обошлись ей слишком дорого, чтобы попробовать это на ком-то еще.
Кстати сказать, обращенное к главе государства тогдашнее требование премьер-министра К.-Ж. Токаева отправить в отставку «киндерсюрпризов» стало, пожалуй, единственным за всю его карьеру решительным публичным поступком. Впрочем, была ли та инициатива его собственной – тоже вопрос.
Итак, из всего набора ничем не ограниченных президентских полномочий образца 1995 года у главы государства фактически остался только один рычаг – кадровый. Даровать или отнимать все важные в стране должности – от министров и акимов до депутатов и руководителей нацкомпаний – тоже, конечно, немало. Тем более что назначение или лишение высокой должности в нашей скорее феодальной, нежели современной системе правления означает наделить правом личного обогащения либо отнять его.
Однако в этом и закавыка: коль скоро должности министра или акима, судьи или прокурора слишком много весят не только в чиновной, но и в бизнес-иерархии, уже сформировавшиеся административные кланы и экономические олигархии никак не могут отдать формирование правительства и парламента, судейского и силового корпуса на откуп только администрации президента. Так или иначе, они остро конкурируют, внедряя в «президентскую вертикаль» своих людей. И теперь уже самому президенту приходится не просто учитывать мнения и интересы кланов и олигархий, но и руководствоваться этим. Поэтому ожидаемые или неожиданные назначения происходят на самом деле лишь в пределах уже давно отобранных и отсортированных бюрократических функционеров, клановых лидеров и их «команд».
Другое дело, что Первый президент не только благодаря своей бессменной эксклюзивности пока еще сохраняет за собой довольно широкое поле для перемещения старых и выдвижения новых «игроков», но и потому, что такие «правила игры» принимают сами перемещаемые.
Пока еще никто из назначаемых и снимаемых публично не воспротивился и не проявил открытого неповиновения, включая и безропотные тюремные отсидки жертвенных министров и руководителей нацкомпаний. Их покорное принятие кадровых решений президента — фактическая основа сегодняшней президентской власти.
Здесь, кстати, сакральную роль играет такая незначительная, казалось бы, деталь, как публичное обращение президента на «ты» к своим министрам и самому премьеру. Людей непосвященных такое «панибратство», может быть, удивляет и даже шокирует, а это и есть суть режима. Времена целования ханской подошвы ушли безвозвратно, и даже ритуальное лобызание руки правителя, как в Туркмении, нам не подходит (один искренне расчувствовавшийся бывший госсекретарь, помнится, на этом сильно подпортил свою репутацию). Хорошо в живой природе: там для демонстрации лояльной покорности достаточно поднять лапки и показать незащищенный животик. В нашем же цивилизованном государстве эту же роль играет ментальное согласие министров, чтобы им публично «тыкали».
Поэтому ключевой вопрос: сможет ли наследующий президентскую власть спикер Сената так же перейти с ними на «ты»? Если не в прямом, то в переносном смысле.
Однозначно, нет!
И речь вовсе не о различиях в психотипах и воспитании: клановые и бизнес-олигархи больше никому не позволят себе «тыкать». Как не позволят вдруг вставшему над ними такому же члену властной корпорации безответно ими помыкать.
Режим объективно уже перерос свою индивидуалистическую стадию формирования и единовластно персонального управления собой – он категорически нуждается в появлении таких институтов, которые защитили бы состоявшуюся административную и экономическую знать от превратностей физического или психического здоровья какой-то одной персоны и от превалирования интересов одной семьи, клана или бизнес-группы.
Ему необходимо получить такие легальные правила игры и площадки для согласования интересов, на которых клановые и олигархические разборки происходили бы не «под ковром», а цивилизованно-публично.
Причем ничего тут выдумывать не надо, достаточно наполнить реальным властным содержанием пока всего лишь скопированные с развитых государств декоративные оболочки политических партий, Мажилиса, Сената, маслихатов и акиматов.
То есть суверенная государственность Казахстана диалектически подошла к необходимости повышения своего качества – от в общем-то простенькой персонифицированной «вертикали» к гораздо более сложной системе разделения властей по ветвям и горизонталям.
Причем, и это тоже диалектика развития, такое назревшее, всем необходимое и безусловно для всех полезное дело, как демократизация президентского правления, обусловлено не только и не столько высоконравственными общегражданскими соображениями, а прозаическими интересами самосохранения тех, кто извлек наибольшую выгоду из приватизации национальной государственности и природных ресурсов страны.
Это, впрочем, не самое неприятное следствие диалектики развития человеческих цивилизаций. Много хуже то, что персонифицированный режим, поставленный перед необходимостью самосохранения, но не имеющий достаточно сил для этого, совершит переход в сторону деградирующего «упрощения».
Простыми словами, Казахстану «после Назарбаева» вполне таки светит «демо-кратизация» в виде открытой клановой и олигархической байги, имеющей как бы парламентскую форму, в соперничестве за президентский пост. Утихомирить все это можно будет лишь при посредничестве внешних сырьедобывающих сил, ценой еще большего закрепления за Казахстаном сырьевого статуса.
И здесь положению Наследника – не позавидуешь.
Ему придется либо прибегать к суперавторитаризму — демонстрировать политическую волю приближенным: показательно сажать и разорять главных «коррупционеров», ломать сложившиеся клановые и олигархические группы, выстраивая их уже под себя (тем самым приближая систему персонального правления к логическому концу), либо начинать дрейф президентского монопольного правления в сторону формируемого парламентом правительства и городского самоуправления. При сохранении, конечно, сильной, но принципиально отделенной от экономики президентской власти. Такая последовательно рассчитанная реформа, проводимая легитимным президентом дозированно, вполне может быть успешной. Но даже в самом управляемом варианте она очень рискованна и для самого реформатора, и для всей правящей системы.
Сейчас действующий президент вплотную вставшую перед его режимом дилемму реформирования власти не решает никак. У него есть такая возможность — бесконечно откладывать вопрос постназарбаевского переформатирования, – он его и откладывает, демонстративно подменяя тревожащую всех конкретную перспективу программами «Казахстан-2050» или запущенной в неопределенное будущее задачей войти в тридцатку самых развитых государств.
Вряд ли такое отлынивание от самоопределения красит власть. Если объявленная состоявшейся государственность скрывает в тумане недомолвок и догадок планы на свое ближайшее будущее, возникает вопрос о ее состоятельности.
Нет, у самого президента план передачи власти, конечно, есть, и он делает свои шаги в его рамках, в том числе откладывая и замалчивая тему наследования своего поста. Но беда в том, что план этот известен только ему самому.
Новый председатель Сената – конечно, важная часть этого плана, но какая – это и ему самому не вполне ведомо. В этом смысле выбор фигуры на второй по значимости государственный пост почти идеален: главное, что теперь требуется от предполагаемого наследника – не высовываться. С чем опытный дипломат Токаев, безусловно, справится.
Что же касается дальнейшего…
Сможет ли унаследовавший президентские полномочия спикер Сената выступить новым «просвещенным диктатором», борцом с коррупцией, клановостью, олигархами и компрадорами?
Вот это – вряд ли. И характер не позволит, и соратники.
Выступит ли демократическим реформатором?
Здесь вероятности больше, но она тоже невелика.
Скорее, в новом качестве Касым-Жомарт Кемелович останется верен себе прежнему — привычно осторожному блюстителю поста. И тогда в Казахстане действительно начнется транзит власти. Но управляемый уже не сверху, а «сбоку» — из штаб-квартир местных олигархий и транснациональных корпораций. И не без участия заинтересованных ближних и дальних государств, разумеется.
А также, по всей видимости, и «снизу» — при непосредственном участии площадей и улиц. Поскольку и без того весьма вероятная потеря устойчивости при передаче власти «из рук в руки» драматически накладывается на серьезное и необратимое ухудшение экономической конъюнктуры в стране, объективно вытекающее из глубокой экспортно-импортной и внешней финансовой зависимости Казахстана на фоне развивающегося мирового кризиса.
Впрочем, вопрос, какую экономику наследует Токаев, – это отдельная тема.
